Он пристал к ней у выхода из вокзала – пьяный мужик средних лет, смотрящий на мир сквозь темные очки, несмотря на ночь.
Сначала Катерина попросту не обращала на него внимания: очень хотелось домой и не хотелось опоздать на трамвай и долго ждать следующего. Мужик стал навязчивее, послышалось стандартное «слышь ты, сука!», ее начали хватать за руки. Пришлось общаться и вежливо попросить отстать. Ей казалось, что ни в коем случае нельзя отвечать в таком же агрессивном тоне: неизвестно, чем тогда все закончится, до оживленной улицы оставалось метров сто, а там люди, машины, может, патруль какой.
Она прибавила шаг, он не отставал. Более того, в какой-то момент схватил за плечо, развернул к себе и вцепился в куртку. Оставалось только заорать, что Катя и сделала. Назойливый кавалер обозлился, пальцы сжались на груди. Она вырвалась и прибавила шагу, дорогу практически перебегала, несмотря на красный сигнал светофора, до спасительной остановки было всего ничего.
Катерина надеялась, что при людях он от нее отстанет. Не вышло. Трамвай не приходил, а мужик продолжал знакомиться, только и оставалось, что повторять, как заведенная, спокойным тихим голосом: «Пожалуйста, оставьте меня в покое, я не хочу с вами общаться». Ноги тряслись, противное ощущение собственной беспомощности было липким. Показывать страх не хотелось. Она где-то читала, что собаки чувствуют страх, и ей казалось, что этот пьяный мужик тоже — почувствует.
Трамвая все не было. Женщины на остановке — дутая женская солидарность! – молчали, парень неподалеку косился из-под козырька кепки, но и только. Распространенное убеждение, что жертвы всегда сами провоцируют насильников, маньяков и прочий сброд, оказалось ошибочным. Было очень страшно, паника подступала к горлу противным комком, ноги стали какими-то желеобразными, и Катерина села на скамейку.
Мужик распалялся. Подошел второй, с замутненным взглядом, от него пахло клеем. Стало совсем не по себе. Она только и могла, что сидеть, дышать, как можно глубже, делать спокойное лицо и мечтать об избавлении. В тот момент, когда с нее уже собирались сдернуть капюшон, Катерина услышала:
— Остань от девушки. По-хорошему пока прошу, — наблюдавший ранее парень решил все-таки вмешаться.
Чуть позже в трамвае ее все-таки начало трясти. К глазам подступили слезы, и она запрокинула голову дурацкий рефлекс, будто можно заставить их затечь обратно. Ее спаситель стоял в другом конце вагона – среднего роста, в джинсах, куртке и кепке. Ни одной отличительной черты, обыкновенный парень, которые каждый день встречаются на улице. Пройдешь мимо – глаз не зацепится. Катерина прикрыла глаза и начала размеренно дышать: ехать оставалось недолго, и надо было успокоиться, чтобы не пугать консьержа и домашних безумным видом, красными глазами и распухшим носом. Истерика весьма недвусмысленно заявляла о скором приходе, хотелось добраться до своей комнаты до ее появления.
— Что же вы одна в такое время ездите? – парень как-то незаметно пересек вагон.
— Встречать некому, — не открывая глаз, сказала Катя.
— Я провожу. Вид такой, что упадете, как только встанете, — безапелляционно заявил тот.
— Спасибо, — она посмотрела на него, — но не стоит. Объяснения с домашними в таком случае затянутся надолго.
— А говорили, одна живете.
— Я сказала, что встречать некому. Живу не одна, а встречать некому. Такое бывает.
До дома он ее все-таки проводил, довел прямо до подъезда:
— Я позвоню через пару дней.
— Зачем?
— Ты странная.
— Как тебя зовут хоть? — она улыбнулась.
— Александр. Ну, я пошел.
Уже засыпая, она сообразила, что никакого номера телефона ему не давала.
—И все-таки, как ты меня тогда нашел?
— Не скажу. Считай это моим маленьким секретом.
Они сидели в кафе, и этот разговор традиционно повторялся раз в сотый. Катя злилась, размахивала руками, непременно задевала сигаретой в мундштуке обо что-то, та тухла, Катя еще больше злилась. В такие моменты она становилась особенно хорошенькой и очень, очень нравилась Александру. Телефон он нашел просто: приятель работал в туристической компании, с которой она ездила на ту злополучную экскурсию в другой город. Но рассказывать пока не собирался. Возможно, когда-нибудь, когда это станет просто воспоминанием, но не сейчас. Рано. Девушка ему нравилась — смешливая, язвительная, с каким-то детским лицом и очень выразительными глазами. С ней было легко и весело. Что еще надо, когда тебе слегка за двадцать? Интересно, если с ней переспать, это будет так же... непосредственно?
Саша считал себя опытным мужчиной. Наличие родителей-юристов, с удовольствием консультирующих любимое чадо по профессиональным вопросам, позволяло не тратить кучу времени на поиски нужной книги в институтской библиотеке или, что еще хуже, читальные залы. Все необходимые издания стояли дома, в отцовском кабинете. И именно это позволило перевстречаться со всеми приличными девушками курса. Девочки юридической академии их года выпуска ценили не только красивую внешность, тугой кошелек и иномарку у подъезда, но и ум и то, что называлось, общей образованностью. В компании считалось неприличным не знать, к примеру, о Хармсе и не читать – непременно в оригинале! – Джерома и Вудхауза. Другие курсы считали их снобами, псевдоаристократами и не раз проходились по «замашкам нищей интеллигенции».
Нищим, впрочем, никто не был. Дневное отделение престижного учебного отделения – удовольствие не из дешевых. Если поступил сам, без блата, то на одни учебники и соответствующий внешний вид потратить придется не меньше. Курсу, максимум, к третьему брать деньги у родителей надоедало, поэтому все работали. Ася, высоченная чернявая девица с десятком браслетов на тонком запястье, переводила какие-то договоры с французского и обратно, спецшкола, знаете ли. Макс, высоченный и широкоплечий, похожий на скандинавского бога, красовался на обложках журналов для девочек-тинейджеров. Ольга и Рита писали что-то для женских журналов и периодически опрашивали мужское население о любимых позах, признаках симулирования оргазма и прочей дребедени. Сам Александр помогал отцу — развозил срочные документы, выгуливал иногородних партнеров, а то и просто перепечатывал рукописные заметки.
Катя смотрела на него с восхищением и каким-то застенчивым любопытством, уклончиво отвечала, что родители постоянно в разъездах, а сама она закончила некий колледж, работает где-то в госструктурах, – вопросов в итоге становилось все больше и больше.
— У нас вечеринка завтра. Окончание сессии и все такое, все свои. Придешь?
— А это удобно? Я же не знаю никого...
— Говорю же, все свои. Заодно познакомишься.
Из квартиры гремела музыка, и пришлось долго жать на звонок, прежде чем им открыли. На пороге показался долговязый ярко-рыжий парень в смешных очках и с сережкой в ухе. Он ткнул Сашку кулаком в плечо, видимо, в знак приветствия, склонился перед Катей в старомодном поклоне и даже приложился к ручке, как сказала бы ее бабушка, поклонница исторических романов. Потом парни отвели ее «к девушкам», а сами ушли куда-то вглубь квартиры.
На кухне было холодно. Худющая девушка, завернувшись в плед, сидела на подоконнике и курила, выдувая дым на стекло.
— У Аси период одиночества и всеобщего непонимания, — пояснила круглолицая блондинка, — она еще с полчаса так посидит, заморозит нас всех, а потом вернется в общество. Я Рита. А это, — девушка показала на стоящую у плиты подругу, — Оля. Ты готовить умеешь?
— Умею...
— Слава богу! – отозвалась Ольга. – Все подспорье! Эти две, - она неопределенно махнула ножом, - не имеют ни малейшего понятия, с какой стороны к плите подойти. Их высший пилотаж – картошку мне почистить, да хлеб порезать...
— Олька просто злится, не обращай внимания. Парни обычно ей помогают, но сегодня у них приступ шовинизма, вот она одна и отдувается. А мы с Аськой действительно бесполезны, тут она права. Нам только посуду мыть доверяют.
Голова у Катерины шла кругом. Девушки перебрасывались шуточными упреками, загадочная Ася курила, не обращая никакого внимания на происходящее, из комнат доносился шум тусовки. Было громко и непривычно. Ее общественная жизнь обычно ограничивалась тихими посиделками с подругами да вылазками за город «на шашлыки» большой компанией. Там тоже бывало шумно, но не так, как-то по-домашнему, привычно. Здесь же тараторили, не обращая ни малейшего внимания на новенькую. Они препирались и получали от этого огромное удовольствие.
— Мы еды сегодня дождемся, женщины?! – в дверь просунулась белобрысая голова и вовремя убралась обратно. Тапочка ударилась о косяк.
— Я помогу. Говори, что делать.
— А она ничего, миленькая, - Леха курил, развалившись на диване. – Ты ее уже того?
— Я ее спас, дурная рыжая твоя голова. Она смотрит на меня, как на рыцаря в сияющих доспехах, а рыцари, да буде тебе известно, не заваливают прекрасных дам на первую же горизонтальную поверхность.
— Ну да, - протянул Макс, — они заваливают не менее прекрасных пейзанок на сеновал, чтобы не помереть от спермотоксикоза и дожить до момента, пока дамы им дадут.
— Один пошляк, другой олух! Боги, и это будущее российской юриспруденции! — донеслось от двери.
— Настенька, солнышко, если мы будем всегда трезвы и рассудительны, то быстро вам наскучим, — рассудительно заметил Юрка. — Где это Сашкино сокровище? Я, например, с ней еще не знаком.
— Сокровище в данный момент режет салат, поэтому потерпи, если не хочешь навлечь на себя Лелькин гнев. Она придумала тебе уже семь вариантов казни. Заметь, отлучение от постели стояло на первом месте.
— Иди хлеб порежь, - заржал Сашка. — Вдруг простят.
через несколько месяцев
— Знаешь, чем мы сегодня занимались? – Катерина устроилась на широком подоконнике и мечтательно улыбалась.
— Уверена, что мне надо знать об этом? – подруга оторвалась от книги, заправила прядь волос за ухо – звякнули браслеты, плед сполз с плеча.
— Нет, я не о сексе, хотя он тоже имел место быть. Но это не главное. Мы заявление подали. Аська, мы женимся!
— Предупреждать надо...
— Мужики! Я собрал вас, чтобы сообщить...
— Снизь пафос, Алексеевский, вещай уже!
— Женюсь!
— Во дает! — Макс аж присвистнул.
— Давно пора! — Юрка одобрительно покивал головой и крутанул на пальце кольцо.