Грузовичок встает на выезде из Москвы. Пробка, как обычно. На сиденье рядом со мной старый фотоальбом. Хотел в столице прикупить ему на смену новый, но так и не удосужился. Одна из фотографий выехала из порванных картонных прорезей и уже наполовину покинула страницы. Белая изнанка манит неизвестностью. Переворачиваю карточку, пристраивая на торпеде. На фото серьезный мальчик лет пяти, восседающий за рулем не менее серьезного авто. На мальчике шорты, цветастая рубашка с коротким рукавом, кепка в мелкую дырочку. Ноги в сандаликах почти на полметра не дотягиваются до педалей. Далеко ли ехать собрался, пацан?
Серьезный мальчик неожиданно поворачивает голову и окидывает меня внимательным взглядом. Его рука дотягивается до рычага коробки передач.
«Щелк»,– и машина, наплевав на затор, трогается. Не влево, не вправо, не вперед. В прошлое, вместе с пассажиром, задающим неуместные вопросы.
Поток автомобилей на дороге стремительно редеет. Шоссе сужается, на обочины надвигается лес. Да и сам грузовичок преображается, превращаясь в машину на фото. Оказывается, я прекрасно ее помню. И даже имя. Нет, это позже я узнаю, что официально модель называется ЗИЛ сто тридцать один, военный вариант.
Для пятилетнего Саши машина надолго останется «Обкаткой». Да, именно так, с большой буквы, именем собственным. И неважно, что машины менялись, уходя в сборочный цех. Выполняя заказ, на заводе варили цистерны, приспосабливали их на черную массивную раму. Цистерны были не круглые, в которых перевозили молоко, а приземистые, будто сплюснутые. Военные!
А мой отец садился за руль следующего ЗИЛа-близнеца. В тогдашнем мальчишеском восприятии, у отца, несомненно, была работа мечты. Еще бы! Шпарь себе по дорогам, куда пожелаешь, колеси целыми днями, а тебе еще и зарплату за это платить будут! Те редкие случаи, когда папа брал меня с собой, только укрепляли мою уверенность в счастливой доле родителя. Мы ехали обычно в сторону Волги. Мотор рокотал мощно, кабина подрагивала, встречный поток воздуха, врываясь в приоткрытый люк, трепал волосы. Черные колеса сноровисто вращались, наматывая на себя километры. В зеркале изредка мелькали легковушки, то сворачивающие с трассы по своим делам, то обгоняющие нас. Слишком быстро ехать было нельзя. «По инструкции»,– скупо пояснял отец, отвечая на не заданный вопрос.
Кабина постепенно разогревалась на солнце, внутри стоял непередаваемый запах горячего металла, краски, кожзаменителя новеньких сидений, бензина. От зноя, ароматов и калейдоскопа сменяющихся за окном картинок начинала кружиться голова. Но ненадолго. Показывалась, мелькнув между деревьями, широкая лента реки, и дарила прикосновение прохлады. Еще пару минут,– и вот она, Волга! Широкая, привольная, поражающая воображение река. И неважно, выехал к ней по проселочной дороге или любуешься с городской набережной. Помню, как удивился, впервые увидев плавучую пристань.
Дом не дом, хотя и похож. Корабль не корабль, хотя на воде. Чудно!
А катера, снующие по волнам! А длинные баржи! А нарядный прогулочный теплоход, режущий острым носом волну! И, конечно, поиск редких камушков на берегу!
Потом столовая, обед. И обратная дорога, домой, к маме. Возвращение обычно не запоминалось. Низкие басовитые ноты двигателя вдруг становились приглушенными, бархатными. Солнышко из озорного и жгучего превращалось в ласковое. И я просыпался только когда листья клена, росшего у дома, шуршали по лобовому стеклу.
–Эй, ну ты что там, заснул, что ли?
О, это нам. Пробка пришла в движение, шорохом шин по асфальту приветствуя освобождение из плена. Пора и нам двигаться. Я убираю фото в альбом, напоследок подмигивая серьезному мальчику за баранкой.