100 лет назад, в августе 1921 года был расстрелян 35-летний Николай Гумилев. Он не только писал стихи, но и совершил две экспедиции по Африке.
Три года назад африканский маршрут Гумилева повторил петербургский ученый Ефим Резван. Он проверял достоверность стихотворения Николая Гумилева “Экваториальный лес”, в котором говорится о первой серьезной экспедиции поэта в Африку в 1911 году.
– Зачем вы поехали в Африку?
– Если маршрут экспедиции 1913 года по заданию Кунсткамеры Гумилев описал подробно, то об экспедиции 1911 года, проведенной им по собственной инициативе, мало что известно. Сборник Гумилева «Шатер» – это полевой дневник нескольких экспедиций, поэт был необычайно точен в стихах. Для меня это важно, потому что Гумилев по большей части путешествовал по мусульманским районам Эфиопии. История этой страны – в значительной мере история как противостояния, так и взаимодействия христианства и ислама.
– Стихотворение «Экваториальный лес» дает представление о маршруте?
– Оно помогает уточнить возможный маршрут. Если следовать гипотезе Евгения Степанова, который лучше всех знает сегодня биографию поэта, Гумилев двигался из Аддис-Абебы на юг в сторону современной кенийской границы. Он остановился на ночлег на склоне горы и увидел, как из чащи выходит темнокожий пигмей с копьем в руках и израненный европеец. Последний рассказывает историю о погибшей экспедиции, попавшей в засаду людоедов. Но этот пигмей его спас, приняв за божество. Гумилев накормил страдальца, но тот впал в бред и умер.
– Все это было на самом деле?
– Мое исследование показало, что этого не могло быть. На самом деле в 1907 году в Париже Гумилев услышал историю одного французского исследователя, который погиб в Эфиопии.
– Ответа на вопрос о маршруте 1911 года вы получили?
– Непонятно, откуда Гумилев вернулся в Россию. Он долго находился в Аддис-Абебе, но просил редакцию журнала «Аполлон» прислать его гонорар в Момбасу, в Кению. Но нет доказательств, добрался ли он до Кении.
– И вы решили проверить, мог ли Гумилев добраться до Момбасы?
– А заодно увидеть дом Евгения Сенигова в городке Лакинач на границе Эфиопии и Кении, описанный в 1988 году одним советским журналистом. Сенигов был русским офицером, толстовцем, осевшим в начале ХХ века в Эфиопии.
– Дом нашли?
– Его смыло, я был страшно расстроен, потратив время и силы на поездку в медвежий угол, даже по тамошним понятиям, на границе Эфиопии, Кении и Судана, где нет даже электричества. Сколько я прививок сделал перед выездом из России, не перечесть… Едем обратно, рассказываю водителю про Гумилева и его встречу с пигмеем-людоедом. И добавляю, что, по рассказам сотрудников музея Аддис-Абебы, их уже нет. «Крюк 150 км – и мы их увидим», – возразил водитель.
– И вы поехали?
– Сначала ехали по шоссе, потом – по грунтовой дороге. Она заканчивается, водитель говорит: здесь нам надо взять проводников – дороги не знаю и опасно. Выходят два голых мужика с калашниковыми, мы договариваемся и едем по дороге, которая предназначена для прохода скота на водопой к реке. В каких-то местах два наших охранника прорубали в джунглях проезд. Мы приехали к берегу реки Омо. Проводники говорят: людоеды живут на противоположном берегу, сейчас крикнем, и они приплывут.
– Приплыли?
– Ничего подобного. Кричат – не приплывают. Тогда я спрашиваю про переправу. Оказывается, она есть в пяти километрах. Но мне сказали: «Если ты и переправишься, то не сможешь пройти по берегу до их стоянки». Договариваюсь с одним из проводников, что мы довезем его до переправы, он найдет людоедов и вернется с ними в исходную точку. По дороге мы попали в каменный век, в деревню, где при мне с помощью каменных орудий изготавливали каменные орудия. Машина времени оказалась понятием не временным, а пространственным. Именно там я понял, что в мире и сейчас существуют все исторические периоды, начиная с каменного века. В той деревне девушки выламывают себе два передних зуба, протыкая лицевую ткань под губой и вставляя туда медный гвоздь. Они там ценятся дороже долларов, которые просто негде потратить.
– Так приплыли в итоге?
– На долбленой лодочке – мой проводник с одним курчавым короткостриженым пигмеем ростом метра полтора. Лодка заточена под местных жителей. Мне в нее не поместиться, но я пытаюсь, лодка раскачивается, вдруг выстрел – и мощный всплеск воды обдает меня с ног до головы. Это мой проводник выстрелом отпугнул крокодила, который ждал, когда я упаду в воду. В отместку рептилия махнула хвостом. За истраченный патрон я отдельно заплатил. Но понял, что на другой берег не попаду. И тогда я нарушил все правила этнографа. Попросил привезти мне представителей трех поколений пигмеев с вещами. Я все у них куплю. Они приплыли в коротких кожаных одеждах. Кожу дубят мочой. Этот запах не удалось вывести даже в специальной морозильной камере, где мы уничтожаем мошек-блошек в вещах, привезенных из экспедиций.
– А людей они едят?
– Это я и спросил. Выяснилось, что еще поколение назад ели.
– А почему перестали?
– У тех, кого ели, появились автоматы Калашникова. В результате у охотников и жертв возник симбиоз. Бывшие людоеды хорошо знают джунгли и умеют добывать зверя. Бывшие жертвы – умеют заниматься сельским хозяйством. Бартер выгоден всем. Но поручиться на основании одного короткого полевого выезда, что все именно так, я не могу.
Вадим Шувалов