Они вышли на улицу — Соня почувствовала чистый холодный воздух, влажный после дождя. Ей стало чуть легче, хотя она по-прежнему ощущала слабость в ногах и опиралась на Митю. Они сделали несколько шагов и остановились под фонарём. Митя обхватил и прижал её к себе, тревожно вглядываясь. Она пыталась согреть руки, спрятав их у него на груди.
(начало - глава 1, глава 2, глава 3, глава 4, глава 5, глава 6, глава 7, глава 8, глава 9, глава 10, глава 11, глава 12, глава 13, глава 14, глава 15, глава 16, глава 17, глава 18)
— Господи… да что же это?.. У тебя так сердце бьётся — прям сейчас выскочит… Ну, успокойся, пожалуйста, деточка моя…
— Я не только старая… — выдохнула она. — А ещё и больная. Жаль, они не знали…
— Прекрати!.. Сонь, может… может, ты неправильно поняла? Это же просто глупость! Это гнусно… но ведь это совсем не про нас! Не верю, чтоб Натка…
Соня оттолкнула его, сердце у неё заколотилось сильнее — ну как он не понимает! Но Митя снова успокаивающе прижал её, и она заговорила, заикаясь от возмущения:
— Это… это с твоей точки зрения — не про нас! Посмотри, посмотри на всё их глазами! Твоя… Натка… она же меня ненавидит… они всё разыграли — разве не видишь?
На лице его были написаны страдание и досада — он всё понимал, но отказывался верить.
— Тогда я сейчас пойду и устрою им там! — страдальчески выкрикнул он.
— Не смей.
— Я должен её спросить… пусть скажет честно! Если она так со мной… пусть не звонит больше!
— А она звонит, да?
Митя только мотнул головой.
— Ничего ей не говори, — Соня впервые сделала нормальный выдох. — Иначе признаешь, что выстрел попал в цель. Хотя… я уже и так призналась. Пойдём отсюда, стоим на самом виду! Мне уже лучше, правда…
Она бросила взгляд в сторону стеклянных дверей ресторана.
Они пошли к остановке, и Митя быстро поймал такси. Всю дорогу молчали — не хотелось ничего обсуждать при водителе. Митя только с беспокойством поглядывал на жену.
— Опять деньги… — вздохнула Соня, когда они уже подходили к подъезду. — Что-то с ресторанами и красивой жизнью у тебя со мной не выходит. Всякий раз убегаем.
Ей уже совсем полегчало.
— Ничего. Мы ещё пойдём с тобой в ресторан. Только вдвоём. И я угощу тебя, как королеву, — упрямо сказал Митя.
— Тебе это нужно? Мне — нет. К тому же, все рестораны в городе принадлежат твоему отцу.
— Не все… — мрачно сказал он. — Только «Парус». Остальные — Ларискины.
***
Соня заранее поменялась сменами с Надькой, предвидя, что поздно вернётся со дня рождения. Митя тоже задержался с утра дома — всё ещё тревожился за жену. О вчерашнем происшествии старались не вспоминать — Соня всячески давала понять, что всё забыто. Ей было не по себе: дня не проходило, чтобы отношения с ней не принесли Мите какого-нибудь неудобства или страдания. Насколько хватит его любви и терпения, она не знала.
Впервые за долгое время ей захотелось посоветоваться с Борисом. Но она побоялась. Ему теперь доставались лишь короткие виноватые взгляды на ночь. Что-то произошло, но Соня не могла больше с ним разговаривать. Она знала, что лис обижен. Но для того, чтобы общаться с ним, ей надо было остаться одной, с тишиной в душе. Раньше Борис заменял ей друзей, а теперь… Теперь её душа полна одним только мужем, с ним она говорит каждую секунду, даже если его нет рядом, ему отдаёт себя целиком. А говорить с Борисом о самом Мите нельзя. Это означало предать его, иметь что-то вне него, отгороженное, подозрительное, своё, а не общее. Никогда и ни с кем она не стала бы обсуждать их отношения.
В итоге с лисом теперь общался… Митя. Он периодически заговаривал с ним при Соне, отпускал весёлые шутки или пытался донести через Бориса что-нибудь важное, например, извиниться за досадный промах или неудачное слово. Но иногда Соня заставала мужа врасплох, когда он нашёптывал что-то Борису, сжимая его в руках. Она подозревала, что Митя ведёт с ним монологи, наподобие суеверных заклинаний. Оставалось только догадываться, что думает обо всём этом лис, но вряд ли хитрюга был с ним откровенен.
Сейчас Соня сидела на кухне и наблюдала, как муж заваривает ей крепкий чай с мятой. Митя поставил перед ней чашку, размешал ложечкой сахар, словно больной, рассказывая при этом что-то забавное о разработках своей фирмы.
— Смотри, антиугонное устройство срабатывает таким образом, что машина, за рулём которой преступник, пару метров проедет и глохнет. Двери одновременно блокируются. А если вор начнёт бить стекло, врубается сирена. Мы такой голос записали… умора. Знаешь, что орёт? «Спасите, меня угнали! Ловите козла!» Эх, вот только надо проверить… вдруг кто раньше запатентовал. Если нет — получим огромную премию.
Соня попыталась улыбнуться, но ей не давали покоя другие мысли.
— Так что там происходит — между твоими отцом и мачехой? — не выдержала она.
— А… — он сразу же посерьёзнел. — Отец ездил в Расков — оказывается, ему оттуда сигнал поступил. В общем, у них с Лариской давно не ладилось, она всё терпела, а потом… кого-то себе нашла.
— Ничего себе. И что же теперь? Они разведутся?
— Не так всё просто. Пока они женаты, весь бизнес в семье. Лариска раньше во всех делах с отцом считалась, всё делала, как он велит — ведь это его подарок на свадьбу, как говорила мама, широкий жест. А теперь она нашла в Раскове покупателя. Хочет сбагрить всё и уехать. Понимаешь, почти треть дела окажется в чужих руках! Отец рвёт и мечет.
— Наверное, ему проще всё купить самому?
— Конечно. Он даже цену назначил хорошую. Только Лариска упёрлась. Натка говорит, назло ему делает, отомстить хочет. Накопилось у неё, видишь ли. Представляю, какой для него удар.
Соня вспомнила слова Жени: «У Калюжного сейчас другие проблемы».
— Ну и что — ну треть… — она пожала плечами. — Останется же куда больше.
— Ты у меня просто ребёнок, — усмехнулся Митя. — Разве денег бывает мало? Это обычному человеку кажется, что от счастья бы прыгал от пары процентов… А для отца — катастрофа. К тому же — власть. Кто захочет её делить? У нас мэр сейчас — как швейцар личный, подай, принеси… А ещё Лариска решила отсудить себе часть… этого, как его… ну, всего, что они якобы вместе…
— Совместно нажитого?
— Да, точно.
— Ну, суд ей не выиграть. Она же должна понимать…
— Неизвестно. В Раскове свои силы. Кто-то может помочь ей, кому будет выгодно. Пойми, это Лариска была комнатной собачонкой, а чужой человек со временем может и город под себя подтянуть…
Митя поморщился.
— Сонь, знаешь, ты права была, как всегда. Со стороны виднее, не то, что там, внутри. То есть, видишь и там, но как будто во сне, словно всё так и надо, и убеждаешь самого себя… Сонь, ты ведь спасла меня от всего этого.
— А твоя мама уверена, что погубила.
— Соня!
— Так вот почему твоя «сестрёнка» тебя пригласила… — задумчиво произнесла она.
— Что значит — почему? Она бы и так пригласила.
— Это-то конечно. Но заодно попыталась втянуть тебя в разборки. Она-то сама чего хочет, кстати?
— Чтобы они помирились. Она мать не одобряет. Отец к Натке хорошо относится, растил её с детства. У неё всё в ажуре было — а тут эта фигня.
— А может, хочет привлечь тебя на сторону мачехи — она же знает, что вы с отцом теперь в контрах.
— Нет, Сонь, не знает… Ну, то есть знает, что мы не общаемся, но думает, что это временно.
Соня медленно подняла на него глаза.
— А, ну да… разумеется.
— Сонь, да ты не так поняла! — испугался Митя.
— Нет, так. Все вокруг думают, что это временно.
— Я так не думаю! — от всего сердца произнёс он. — И ты, я надеюсь, тоже! Пойми, Натка не злая, она просто ещё глупая!
Соню передёрнуло.
— Митя… — скривилась она. — У меня к тебе одна просьба. Это очень важно.
— Конечно… Я всё, всё для тебя сделаю! Сонь, я из кожи вылезу, я… Знаешь, я ещё заработаю, всё заработаю сам. И у нас с тобой всё будет!
— Подожди.
Он тревожно уставился на неё. Соня собралась с силами и решительно произнесла:
— Если ты меня любишь… не называй её, пожалуйста, Наткой.
***
С Борисом советуются…
Рабочий день прошёл тихо. Вторая смена стала теперь ещё более любимой — ведь вечером встречал муж. Дождя не было, и они медленно шли, взявшись за руки, вдоль железной дороги, не переходя на свою сторону — Соня предложила зайти в магазин на станции. Митя всё-таки занял на работе денег под зарплату, и теперь Соня собиралась затащить его в обувной, купить ему ботинки на меху — скоро зима. Идея ехать за тёплыми вещами на Озёрную даже не обсуждалась.
По дороге у них вышел спор, кому что нужнее — Митя порывался приобрести что-нибудь для неё.
— А у тебя сапоги зимние есть? — требовал отчета он.
— Есть, Мить, отстань… Я же не убегала из дома, как ты.
— Какие? Наверно, старьё?
— Старьё — не старьё, а хотя бы имеются. А ты разут! И тебе ещё зимняя куртка нужна…
— А у тебя что вместо этой куртки будет?
— Во-первых, эта на синтепоне, во-вторых, ещё одна висит, потеплее. Мить, я неплохо зарабатываю! Это мы просто с тобой поистратились. Ничего, войдём в режим, и…
— Куртка? Фигня на постном масле. Тебе нужна шуба!
— Шуба у меня уже есть, — усмехнулась Соня своим мыслям.
— Хорошая?
— Не то слово!
Митя понял её иронию по-своему.
— Ничего… купим тебе нормальную, обязательно… А то всякие там в норке ходят, а ты у меня хуже, что ли?
Он хмуро уставился перед собой — комплекс, что он не может одеть жену так, как она заслуживает, продолжал его мучить. Соня постоянно внушала ему — и он даже соглашался, что всё это надуманное, но в душе всё равно страдал.
Опасаясь, что Митя передумает покупать ботинки, она начала говорить про работу. На той стороне показался дом Вадика, и сердце у Сони сжалось. Накануне она почти забыла о мальчике, но сегодня, в группе, только и думала, что о нём и его дедушке. И сейчас начала рассказывать о них Мите.
Они с мужем каждый вечер делились друг с другом дневными впечатлениями. Он любил слушать, как Соня говорит про детей — они даже вели долгие споры о каком-нибудь случае в садике. Ему всё было интересно — и поступки ребят, и характеры воспитателей, он смеялся и переживал вместе с ней, вспоминал примеры из своего детства. История Вадика сильно взволновала Митю — он не понаслышке знал, что такое жить без родителей, пускай и недолго.
— Нет, ну почему так, а, Сонь? — сетовал он. — Когда были бабки, тратил их на всякую х рень. А теперь знал бы, на что потратить, а нету…
Он вдруг остановился.
— Слушай. Пока ещё не так холодно… Чего сейчас на меху покупать?
— Здрасьте, приехали! Мить, завтра снова снег обещают!
Соня расстроенно смотрела на него. Она знала — он и так вынужден покупать себе вещи, которые вряд ли надел бы, живя с отцом.
— Подожди. Давай лучше деду этому… отнесём хоть немного, а?
Она растерянно молчала.
— Я ещё премию получу на днях, — убеждал он. — Успеем купить! Представь, а может у них вообще жрать нечего?
Соня обречённо кивнула — что тут возразишь?
Они повернули обратно; Соня привела Митю к знакомому подъезду. Поднялись на этаж, позвонили — раз, другой. Некоторое время стояла полная тишина. Потом кто-то изнутри начал ковырять обшивку, дёргать ручку, царапаться.
— Вадик! — позвала Соня. — Это ты? Ты один дома?
— Нет… — послышался приглушённый детский голос. — Я с дедой.
— А что деда делает?
— Он спит…
Соня испуганно глянула на Митю.
— Давно спит?
— Давно… весь день.
— Господи… — у Сони перехватило дыхание. — Может, выломать дверь?
Неожиданно за дверью послышалось шарканье, потом ключ повернулся в замке, и она распахнулась. На пороге стоял дедушка — вид у него был ужасный, лицо опухло, глаза заплыли от слёз.
— Софья Васильевна… Милая… А я думаю — кто… Проходите, пожалуйста…
— Леонид Михайлович, ну что же вы мне не позвонили, — забормотала Соня. — Я бы взяла ребёнка на эти дни… надо было привести его в садик. Сказали бы мне…
— Не до того было, деточка… Соседка, добрая душа, мальчика брала, всё легче — чем потом за ним в садик идти. А вас-то зачем беспокоить… зачем же…
Он жестом пригласил их в гостиную. Соня огляделась — раньше она никогда не проходила дальше порога.
Это была действительно профессорская квартира, для годов семидесятых, она, наверное, считалась шикарной. Стенка из натурального дерева, кожаные кресла, паркет… Теперь всё это выглядело обшарпанным и старомодным. Кругом лежала пыль — настоящими слоями, такого Соня ещё не видала. Местами поверхность вытирали — то ли там, где заметили, то ли где хватило силы прибрать; получались разводы. Обои на стенах отслаивались — некому переклеить. Соня хотела бы посмотреть, что происходит в детской, но, конечно же, не решилась.
— Леонид Михайлович… Мы вот тут с мужем… В общем, вот…
Соня порылась в сумочке и неловко протянула ему пятитысячную купюру. Старик заморгал, и она, испугавшись, что он примет это за жалкую, унизительную подачку, подсунула деньги под пожелтевшую хрустальную вазочку и торопливо заговорила:
— Вы только не обижайтесь, я понимаю, что это копейки, но всё-таки, может, продукты какие…
— А может, пойти купить? — предложил Митя. — Давайте, я сбегаю, только скажите, что взять.
— Нет, нет… я сам… спасибо…
Дедушка вдруг странно всхлипнул — как будто горлом, закрыл лицо руками и затрясся в безмолвных рыданиях.
— Ну что вы, что вы… — беспомощно повторяла Соня, робко поглаживая его по руке. — Ну, успокойтесь, пожалуйста! Что же теперь делать… Мальчика напугаете, ну, не надо…
— Да, да… мальчика… Я ведь ему всё сказал… Пусть знает — правда? Нельзя скрывать, нельзя…
— А он?
Соня оглянулась — Вадик расхаживал вдоль мебельной стенки с маленькой синей машинкой, катал её по полированной поверхности, изображая мотор. Митя перехватил её взгляд и направился к ребёнку. Что-то спросил у него, тот, как ни странно, не убежал и не спрятался, а отозвался, показал Мите свою игрушку. Потом потянул его в коридор, и они ушли вглубь квартиры.
— Вадичка, мне кажется, понял… — дедушка начинал успокаиваться. — Молчит только всё время. Доченька — она ведь в последнее время совсем им не занималась, но он всё равно говорил — мама вернётся, мама поправится… мама перестанет кричать…
Он снова всхлипнул и потёр рукой в области сердца.
— А Машенька ведь не виновата была… она же болела… Я всегда Вадику объяснял — мама тебя любит, просто болеет и всё забывает… А теперь, говорю, мама на небе. Она там всё вспомнила и на тебя смотрит. Он не плакал совсем… Говорит, «мама теперь не злая…» Ну, я его на похороны не брал, конечно…
Старик говорил, говорил и не мог остановиться. Соня только кивала, выслушивая подробности — про то, как он подбирал «доченьке» одежду, как она выглядела в гробу — «ну совсем как прежняя», как на кладбище пошёл дождик — «а это знак, что хорошего человека хоронят», и так далее… Она набралась терпения, понимая — человеку надо выговориться, тогда станет легче.
Наконец, дедушка бросил взгляд на лежащие на столе деньги.
— Спасибо, Софья Васильевна, родненькая…
— Это так мало… я же понимаю…
— Что вы, что вы! Для нас сейчас это очень важно… У доченьки ведь была пенсия. Вадику тоже назначат, вот ходить оформлять надо… Мне бы только чтоб мальчика у меня не отобрали… Хорошо, что отец жив. Я его упросил сказать, что он Вадика к себе заберёт, если кто спрашивать будет. А то мне могут и не доверить — возраст.
— Алименты отец платит?
— Да, конечно… Только у него зарплата маленькая.
— Что же он — теперь даже не позаботится о ребёнке?
— Ой, милая вы моя, нужен ему этот ребёнок! Раньше был не нужен, и сейчас тем более. А для меня — свет в окошке. Нет, нет, я ему котика моего не отдам…
Соня, кроме жалости, почувствовала невольное раздражение. Разве можно быть настолько эгоистичным — надо ведь думать о будущем. Возможно, отец, хоть он и к озёл, если его малость напрячь, мог бы дать мальчику что-то ещё, кроме обильной, но беспомощной нежности дедушки? Конечно, у отца другая семья… тоже ничего хорошего. Но и здесь…
Слезливый, сентиментальный старик, уменьшительно-ласкательная речь, полная беспомощность, темнота, пылища… Она вдруг вспомнила, как рада была уехать от своей бабки — к детям, в светлые помещения, к занятиям лепкой и рисованием. А вдруг Надька права? Сейчас, находясь в этой удушливой, мрачной атмосфере, Соня была менее категорична. Разве можно делать ребёнка заложником чьей-либо, пусть даже такой искренней, привязанности?
Но… как сказать об этом человеку, для которого весь смысл жизни сосредоточен теперь в этом ребёнке? Да и невозможно представить себе Вадика в интернате, в казённых стенах среди равнодушных людей. Кто знает, что там сейчас происходит — в советское время было убого, тоскливо и голодно, но, по крайней мере, не издевались над детьми. Воспитателей, действительно любящих свою работу, и тогда находилось немного, но нынче же просто волосы дыбом встают от иных историй! И всё-таки — должен же быть какой-нибудь выход?
— Леонид Михайлович! Вам отдохнуть надо, прийти в себя. Давайте, мы на несколько дней возьмём мальчика? Всё будет полегче немножко. Ну, хотя бы до конца недели…
Она даже испугалась, увидев его лицо. Дед отшатнулся от неё, как от чудовища, выставил вперёд руку, словно защищаясь.
— Нет, нет! — выкрикнул он. — Нет, я не могу. Я без него умру… Я ни минуты без него…
— Но соседке же вы оставляли… Чем же мы хуже? — изумилась Соня.
— Это здесь… рядом… это недолго. А ночью он всегда со мной…
— Ну, тогда… Давайте, мы поможем в квартире убраться? Вам тяжело одному.
— Нет, нет, ничего не надо! Нам помогают! Спасибо!
Голос у него стал настороженным и неприязненным. Она не понимала, чего он так испугался, но настаивать не стала — боялась, что у деда начнётся приступ. В конце концов, почему выход должна искать именно она? Всем не поможешь, особенно, если люди этого не хотят.
Леонид Михайлович больше не испытывал желания разговаривать, он теперь явно тяготился её обществом. Значит, пора уходить.
— Как знаете… ну, тогда мы пойдём... Вы только, пожалуйста, очень прошу вас, если что — сразу звоните…
— Конечно, конечно, деточка, — сразу же успокоился и снова стал вежливым дед. — Спасибо, спасибо, обязательно, непременно.
Соня вышла в коридор и негромко позвала Митю. В комнате слышался смех, он сразу прервался. Вадик выглянул из-за двери:
— Софья Васильевна… — робко спросил он. — А когда будет праздник? Я буду читать стихи?
— Конечно, — кивнула она, присев перед ним. — Скоро Новый год. Я найду тебе самый классный костюм и самые лучшие стихи.
— А осенний праздник будет?
— Он уже прошёл… — призналась Соня. — Но ты знаешь, он был коротким. Стихов никому не давали, только танцы. Не очень интересно. Новый год веселее намного. Спектакль, ёлка, подарки…
— А я завтра пойду в садик?
Соня вопросительно посмотрела на дедушку.
— Нет, пока нет, — замотал головой тот. — Вы знаете — у Вадички такие сопли! Вот подлечим немножко… Может быть, в понедельник?
Соня нахмурилась — никаких соплей у ребёнка она не заметила.
— Тогда я очень жду его в понедельник! — произнесла она с напором, сделав акцент на слове «очень».
Она погладила мальчика по голове — тот не отшатнулся, но и не проявил признаков удовольствия. В отличие от других детей, Вадик никогда не напрашивался на ласку, даже её избегал. Однако смотрел он на Соню доверчиво. И Митя ему явно понравился — ещё бы, общение с мужчиной, про солдатиков и машинки, это так важно для мальчика в этом возрасте!
— Дядя ещё придёт? — Вадик почему-то спросил об этом у Сони, как у главной.
— Приду, — тотчас же ответил Митя.
Соня недовольно глянула на него — она не любила лгать детям. Когда и под каким соусом они могут ещё прийти? Леонид Михайлович, похоже, не любит частых гостей.
С тяжестью на сердце они покинули несчастного, упрямого деда и грустного малыша. На обратном пути у них с Митей вышел горячий спор.
— Нет, ты понимаешь — он ведь специально не пускает ко мне! — Соня выходила из себя от возмущения. — Потому что эгоист… Боится, что Вадику будет без него хорошо! Сконцентрировал его на себе! Святой! Никакой он не святой. Только о себе и думает, не о ребёнке!
— Соня, Сонь, да кому ещё этот Вадька нужен? Ты возьмёшь на неделю, другой кто-нибудь, сердобольный. А по-настоящему-то — кому?
— Да не в этом же дело! Конечно, дед — это его единственная семья. Но нельзя Вадика от мира отгораживать. В садик не водит — видишь ли, без мальчика ему грустно! С детьми не даёт общаться. Не гуляют. Ещё неизвестно, что там с отцом, может, дед сам его не подпускает!
— А что ты предлагаешь? Силой парня у него отобрать? Дед сразу помрёт от тоски, Вадька будет страдать… Если отец не берёт, в интернат его, что ли, как Надька твоя говорит?
Соня понимала, что Митя во многом прав, но её зак озлило.
— А что будет дальше? Дед тоже невечный. А обстановочка? Ты сам же всё видел! В детской — бельё не стиранное, не убранное — твои же слова! Запах мочи по всей квартире, ещё неизвестно, чьей. А ребёнку надо общаться, его надо развивать, развлекать, в конце концов! Может, Надька в чём-то права, в интернате с детьми хоть занимаются, в чистоте держат. Я помню, как у бабки сидела. Меня, как от неё забрали, словно на воздух выпустили…
— Ты не сравнивай! — резко сказал Митя. — Тебя от нелюбимой бабки забрали, а потом ты там долго не пробыла — в интернате-то… А меня из дома родного. Я тебе про эти два года рассказывал. Воспитатели орут, а кто не орёт, так в глазах — такое, что смотреть страшно. Занятия, праздники… Ничего не надо, лишь бы дома, пусть там чем угодно воняет!
— Я его уважала так… восхищалась… — не слушала Соня. — Думала, вот пример интеллигентного человека, способного на самопожертвование… А он… Ему только себя жалко!
— Он же мальчика любит, — укоризненно сказал Митя. — А кто ещё его любит на этом свете?
Соня услышала собственные слова — свой ответ Надьке, и до самых дверей не произнесла больше ни звука.
Дома она разложила на столе книжки — методист задала очередную дурацкую разработку. Но думать продолжала о Вадике. Она хорошо понимала, что, срываясь на деда, пытается заглушить собственную совесть. Осталось пакостное послевкусие — словно, отдав деньги, она откупилась от мальчика. Но откуда это чувство вины? Почему именно она должна что-то сделать, да и что тут сделаешь? Конечно, ситуация чем-то похожа на её собственную — ребёнок остался без родителей, со старым дедом. Бабка, Соня теперь понимала, тоже её любила и заботилась, как могла. Но ведь Вадик дедушку любит! И не хочет его покидать.
Чем же помочь? Принести продукты, прибраться в квартире? Но дед очевидно боится вмешательства посторонних. Остаются только деньги. А много ли дашь? Да и возьмёт ли теперь?
— Чем занимаешься? — примирительно спросил Митя, обняв её сзади за плечи.
— Да… чепухой. «Методы воспитания в детях любви к окружающей среде». Бред.
— Почему?
— Можно научить правилам поведения. Как вести себя в лесу или как держать за столом ложку. Есть приёмы, как обучать математике, русскому, всякие программы. Но как можно по методике вызвать любовь — я вот не понимаю… Хоть и пять лет отучилась.
— Ну, а как же воспитать хорошего человека? Есть же для этого методы?
— Только собственный пример, как ни банально…
— Ну, это понятно...
— Нет, я, наверное, всё-таки, не педагог! — Соня с раздражением отбросила книгу. — Вот не воодушевляет меня… Не могу я общаться с ними и думать каждую секунду — вот сейчас я такой приём проведу, а потом по-другому скажу — это эффективно воздействует. Я с ними просто хочу разговаривать — обо всём, вот как с тобой. А воспитательные приёмы, что в книжках описаны… Чушь это всё!
— Почему?
— Мне кажется, все отношения подчиняются единым законам. Будь то дружба или любовь… Какая разница, кого ты любишь — ребёнка или взрослого? Какие тут могут быть методы? Да, я знаю, Карнеги там и психологи… «Как заставить себя выслушать»… «Как оказывать влияние на людей»… Мне это всегда претило — какая-то хитрость, манипуляция. Надо быть честным и всё!
— Ты что — вообще педагогику взялась отрицать? — засмеялся Митя.
— Не педагогику. Общение — это уже воспитание. А приёмы… Это только для обучения подходит, как лучше знания преподать.
— Ну а советы всякие — как себя с людьми вести? Тоже — чушь?
— Нет, ну почему… Какая-то польза, наверное, есть. Только универсальных рецептов не бывает. Это же или ты чувствуешь человека, или… Кто-то — умеет заставить себя уважать и считаться с собой, кто-то — нет. Но искусственными методами не получится, твою слабость сразу почувствуют, комплексы — разглядят…
— Ну да, верно. Себя-то со стороны не видишь.
— Говорят, самый главный наш недостаток — это тот, которого мы за собой не замечаем. Хочешь узнать про себя правду, спроси у того, кто тебя ненавидит. Значит, получается, мне надо твою маму спросить…
— Ну вот, снова-здорово! — расстроился Митя. — Да она тебя не видала ни разу, чтобы судить!
— Ладно, прости… просто больная тема.
— У одной моей знакомой была книжка, — улыбнулся Митя, пытаясь её отвлечь, — «Как выйти замуж, удержать мужчину и оживить отношения. Тысяча полезных советов».
— Ух ты, классная вещь! — засмеялась Соня.
— Ты думаешь? Эта девушка часто в неё заглядывала. Я потом на себе её приёмчики ощущал.
— Ах, вот оно как? — прищурилась Соня. — Ты жил с этой девушкой, да?
— Нет! — рассердился Митя.
— А-а… — вдруг догадалась Соня. — Это у Наташи, небось, да?
— Да, — признался он. — Только ей эта книжка не помогла.
— Да, Лёша мне объяснил… что ты не захотел осложнений в семье.
— Кретин это Лёша! Вовсе не потому! Я её не любил, вот и всё. Сонь, хватит уже, ты что — мне не веришь?
— А что она делала? — завелась Соня. — Ужин при свечах? Случайная встреча в душе? Давай, рассказывай, раз уж начал.
Но Митя уже пожалел, что начал.
— Заставить любить — никакие способы не помогут, — отрезал он.
— А как же… твои розы — на белом снегу? — тихо спросила Соня. — Разве это не способ?
— Это — не по методике, Сонь… — голос его дрогнул. — Это сердце подсказало. А когда от сердца… то, наверное, чувствуешь. Ты ведь почувствовала, да?
— Да, — Соня отвернулась. — Только, может, мне почитать всё-таки… «как удержать»… «оживить»… Романтический ужин… сексуальное бельё… Но мне как-то… почему-то кажется, что это дешёвое и ненужное какое-то. Я не права, да? Для мужчины ведь это важно. Тетя Ира нам всегда говорила — мужчина думает по-другому, у него всё иначе устроено.
— Для меня не важно, Сонь, — он нежно провёл рукой по её шее.
А потом хитро усмехнулся, слегка наклонил её стул к себе и обхватил Соню обеими руками.
— Ну, разве что бельё. Да и то… ты мне куда больше нравишься… совсем без белья.
— Митя! — притворно возмутилась она. — Прекрати. Мне надо ещё десять страниц накатать.
Но её губы уже встретились с его губами. Про вопросы воспитания они больше не вспоминали.
Продолжение - глава 20.
(начало - глава 1, глава 2, глава 3, глава 4, глава 5, глава 6, глава 7, глава 8, глава 9, глава 10, глава 11, глава 12, глава 13, глава 14, глава 15, глава 16, глава 17, глава 18)
Навигация по каналу Галины Маркус
___________________________________________
Обложка - Елена Юшина
Иллюстрации - Олег Ильдюков