Толик был пьяницей со стажем. Не алкашом — алкаши не могут не пить, а он мог. Квасить каждый день ему не позволяли средства.
Последним местом его работы был горотдел милиции, где он крутил баранку вольнонаёмным сотрудником. В основном — на патрульном «уазике». ППС-ники звали его Кашпировским, Толику нравилось. Но идиллия в коллективе продлилась недолго. Его постоянные возлияния стали серьёзно напрягать коллег. Совсем непьющих среди них не было по определению, но одно дело выпивать в кабинете, сидя за столом, и совсем другое — разъезжать по служебным делам с поддатым водилой. Так и до ДТП со смертельным исходом недалеко. Толика предупредили раз, другой. Пить на работе он перестал, начал после работы и уже до синих соплей. Всех, кого видел вокруг, называл «пидо...асами» и обещал поубивать. Пару раз служивые отдела отоварили его по полной программе, а потом привыкли — менты же необидчивые на самом деле. Но Кашпировским звать перестали. Так Толик стал Анатоликом.
А потом прогремела переаттестация, договор с ним не продлили и стать полицейским не получилось. Не встретило с распростёртыми объятьями и народное хозяйство — пьяницы-работяги стали не в тренде. Как и мужья-пьяницы. Жена потерпела с полгода и выставила Анатолика за порог : квартира была ее родителей, своё жильё у него отжала жена номер «раз». Побомжевав с месяц, он отправился покорять малую родину родителей — в деревне Тонино жила родная тётка, сестра мамы.
Тётку звали Мария Васильевна, третий год она не вставала после инсульта. Дочь, которая ухаживала за ней, прогнала Анатолика поганой метлой. Жить и работать было негде. Но будучи благородных городских кровей, он галантно помог соседке донести от колодца вёдра. У нее и завис на пятилетку с гаком, работая за еду и стакан спирта. Соседка весила в три раза больше него, каблук у нее был железный, но Анатолик радовался и этому. У пьяниц всегда так — либо они поколачивают жён, либо их. А он всегда был подкаблучником-горлопаном, весь гонор из которого уходил в свисток. Местные же, в отличии от ментов, на «пи..орасов» и «поубиваю» обижались всерьёз, «фонари» не заживали.
Однажды, ближе к осени, сожительница с самого утра загнала Анатолика на крышу сарая — менять растрескавшийся от времени шифер. Откуда он, страдая похмельным синдромом и толком не проспавшийся, навернулся и сломал позвоночник.
Скорая увезла его в районную больницу. Полис был давно просроченным, но на улицу не выгнали. Перелом оказался компрессионным, повезло хоть здесь. Пролежал три месяца. Никто за это время ни разу не навестил Анатолика. Иногда его прорывало, он трезво плакал и опять орал про «пи...орасов». Медработники не принимали это на свой счёт и жалели одинокого, никому не нужного мужичонку. Получив группу и пенсию по инвалидности, он вернулся в деревню к сожительнице. Подкаблучник, одно слово...