Выли сирены, сполохи ледяного синего света полицейских мигалок гоняли темноту по залам музея.
Несколько мгновений назад, сразу после смерти незнакомца, слух Элемроса будто бы обострился в несколько раз. Пространство вокруг него вдруг заполнилось людьми, среди которых он знал лишь Марту. Сестра опустилась перед ним на колени и пытливо заглянула в глаза. В этот момент Элемросу хотелось лишь одного: чтобы ни она, ни кто-нибудь другой ни о чем его не спрашивали. Хотя бы сегодня. А лучше вообще никогда.
– Мы уходим, – решительно сказала Марта, поднимаясь на ноги и протягивая руку Элемросу. – Все разговоры подождут до завтра… Я сказала ВСЕ разговоры, – добавила она, резко отстраняя человека в полицейской форме. – Он ответит на вопросы, но только не сегодня.
– Марта, пожалуйста, – прошептал Элемрос, – давай пойдем домой… Не в больницу.
Марта снова пристально посмотрела ему в глаза и совершенно неожиданно согласилась.
– Ладно. Но врача я тебе все же вызову.
Элемрос впервые за весь этот сумасшедший день ощутил некоторое облегчение. Ткот юркнул к нему под ноги и молча засеменил впереди, словно указывая путь. Никому еще Элемрос не был так благодарен за молчание, как своей сестре и неведомой зверушке в тот момент.
Весь путь до дома прошел в уютной бессловестной тишине. Практически сразу же по приходу домой. Марта закрыла за ними дверь и набрала код сигнализации, что, как всегда, означало, что больше никто до утра из дома не выйдет. Ну а потом был врач, осмотр, прием обезболивающего вместе с вердиктом, что ничего страшного не случилось. Небольшое сотрясение мозга, шишка на голове и все. Принимая во внимание случившееся, думаю вы со мной согласитесь, что Элемрос легко отделался.
– Ложись спать, – спокойно сказала Марта. – Все разговоры отложим до завтра.
Несмотря на то, что перспектива разговора с сестрой пугала до чертиков, Элемрос забрался под одеяло и довольно скоро уснул. Думаю, в этом была заслуга лекарства. Как бы там ни было, сон без сновидений, пусть даже и искусственно вызванный, пошел нашему герою на пользу.
Если бы Элемрос мог спать с открытыми глазами и видеть… не спрашивайте меня как, как-нибудь, то увидел бы ткота, сидевшего в позе сфинкса около окна.
Глаза бастерии были устремлены на Селену, усы шевелились синхронно с ушами, а выражение мордочки было непередаваемо. Так смотрят на врага, которому ничего и никогда не сможешь сделать.
– Я ведь всегда любил луну, – прошептал ткот, еле слышно. – Твой свет – это отражение солнечного света и для меня ты всегда была символом того, что пусть даже сейчас и темно, но где-то там все равно светит солнце.
Селена молча смотрела на него, Элемрос похрапывал, а в саду пели цикады.
Не проронив больше ни слова, ткот просидел так до самого утра, когда солнечный луч…
Солнечный луч назойливо тыкался Элемросу в веки, до тех пор, пока сон не ушел окончательно. Ткот незамедлительно взобрался Элемросу на живот и исполнил нечто среднее между вальсом и чечеткой.
– Не пойми меня неправильно, – пропыхтел он, закончив этот, типа, танец, – мне жаль и Грифа и Мелли и того, что инспектору пришлось пережить, но я просто счастлив, что все позади.
– Мне еще по голове настучали, – напомнил Элемрос.
– Ты сражался просто здорово, – восхищенно сказал ткот. – Похоже «вигвам» Грифа сработал, верно?
– Думаю да, – согласился Элемрос. – Я как будто… вспомнил что-то, что давно знал, возможно так и проявилась генетическая память. Как бы то ни было, не думаю, что я вдруг превратился в великого фехтовальщика, скорее всего способности проявились из-за стресса.
– Надеюсь больше они не понадобятся, – поежился ткот.
– Кстати, – сказал Элемрос. – А ты чего в музей то заявился? Как ты вообще узнал, что я там?
– Мы с тобой связаны невидимыми узами, – с непередаваемым пафосом сказал ткот. – Я всегда почувствую, что с тобой что-то не так… Ладно, ладно, я просто услышал голос незнакомца, когда Шейн ответил на твой вызов. Слух у меня тоже ого-го. Ну и сорвался сразу же, как только понял, откуда ты звонишь. Думаю, поставил мировой рекорд по ткошачьему бегу.
Элемрос рассмеялся и ласково потрепал ткота за ухо.
– Но ведь теперь нам больше нет нужды торопиться, – продолжил ткот, внимательно глядя на Элемроса, – можем спокойно сосредоточиться на поисках пирамиды. Тот… жуткий очкарик вроде сказал, что он последний?
Элемрос молча посмотрел в окно.
– Знаешь, – сказал он, продолжая механически поглаживать ткота по голове, – а давай сбежим на море? Когда живешь рядом с ним, иногда забываешь, как это здорово… море.
Ткот согласно кивнул и юркнул за окно.
Элемрос натянул на себя первую попавшуюся одежду, зашнуровал кроссовки и уже по привычному маршруту вылез из окна.
Легкий летний бриз наполнил его легкие свежестью, а голову отмыл от тяжелой послесонной дремы.
– Не тормози, – крикнул ткот, припустив вперед мимо изгороди.
Элемрос засмеялся и устремился вслед за ним, оседлав велосипед и думая лишь о том, чтобы Марта сейчас была чем-нибудь занята и где-нибудь подальше.
Море вынырнуло из-за угла очень быстро. Когда живешь в маленьком городке, в принципе все, что только можно находится довольно-таки близко. Элемрос забуксовал в мелкой вулканической гальке и едва-едва не повторил фокус с ударом головой об землю. На сей раз ему повезло.
Ткот снова преподнес сюрприз. Коты, вообще-то не жалуют воду, однако это, как видно, не касалось бастерий. Ткот деловито работал лапами, высоко задрав мордочку. Его шикарно-пушистый хвост извивался за ним, словно морская змея.
Элемрос сбросил одежду, подтянул плавки и решительно устремился в воду.
Тем временем к пансиону мадам Горман подъехал тяжелый грузовик. Огромное колесо придавило своей неимоверной тяжестью валяющийся на дорожке цветок, выпавший вчера из букета.
Двое грузчиков вытащили из кузова внушительных размеров сундук, окованный причудливо изогнутыми полосами железа.
Мадам Горман близоруко прищурилась, когда в дверь позвонили.
– Себастиан, – скомандовала она своему сыну-управляющему, – посмотри, кто это.
Элемрос и ткот сушились на солнышке. Дикий пляж принадлежал ассоциации владельцев недвижимости, в который входило и семейство Флоренц, поэтому туристы сюда не попадали, да и из местных жителей никто особенно не стремился отдохнуть на пляже без удобств и развлечений. Героев нашей с вами истории окружала лишь дикая природа.
Себастиан Горман открыл дверь и посторонился, пропуская сундук и людей его тащивших. Один из грузчиков, усатый молчун, до смешного напоминающий потрепанного жизнью водопроводчика Марио, хмуро протянул бланк доставки управляющему.
Себастиан несколько мгновений всматривался в листок бумаги, а брови его поднимались все выше и выше.
– Мама, – наконец сказал он слабым голосом, – думаю тебе надо это увидеть.
Ткот и Элемрос лежали в молчании недолго. Угадайте с трех раз, кто молчание нарушил.
– Все ведь теперь пойдет как надо, – тихо и лениво сказал ткот, явно утверждая, а не спрашивая. – Незнакомец мертв, Мелли и Гриф… ну за них ты отомстил, теперь можно сосредоточиться на нашей цели.
– Ты говорил тогда, – после недолгой паузы спросил Элемрос, – тогда ночью, я вроде как спал, но сейчас припоминаю, что ты говорил о поезде, сошедшем с рельс… если я не уйду в город тысячи зеркал, не отвечу на призыв, то все здесь пойдет кувырком.
Ткот тяжело вздохнул, но ничего не сказал.
– Значит все это… Мелли, Гриф, инспектор, даже убитый незнакомец, – Элемрос судорожно сглотнул, -Все это будет продолжаться, если я не уйду из этого мира? Как мне жить теперь тут, если всякий раз, когда будет происходить несчастье, я буду думать, а не потому ли оно произошло, что мне нет в этом мире места?
– Все не так, – с отчаяньем в голосе сказал ткот, протестующе мотая головой. – Ты должен ответить на призыв, это верно, но это не означает, что тебе не суждено жить в этом мире. Тебя не в тюрьму сажают. Там в городе ты сделаешь свой собственный выбор, остаться или вернуться и жить обычной жизнью, от этого мир не рухнет, все вернется и будет идти так, как и должно, как будто… я никогда не приходил к тебе.
Элемрос погладил ткота по голове.
– Я так и думал, – мягко сказал он. – Судя по тому, как ты описывал город тысячи зеркал, там не должно быть места принуждению.
– Говорят, – тихо сказал ткот, мечтательно закрыв глаза, – что все миры вселенной это лишь отзвук… Далекое эхо той песни, которая называется городом тысячи зеркал. Тот мир, в который я тебя зову – единственный настоящий и неподдельный. Поэтому там все, как в первый раз. Шоколад, например, можно есть хоть тысячу раз и в тысячу первый его вкус будет таким же, каким он был, когда ты впервые его попробовал. В долине Ваа царит вечная весна, в горах Имбраи лежит пушистый снег для тех, кто любит зиму, летний бриз освежает на берегах Бесконечного океана и осенние листья кружат на ветру в Изначальном лесу. Там каждый найдет для себя место, именно то, которое будет ему по душе.
– Если мы застрянем здесь, – меланхолично произнес Элемрос, – сможешь устроиться в рекламное агентство.
Ткот расхохотался и ткнул Элемроса лапой в бок.
Элемрос молча приподнялся и окинул взглядом горизонт, где опаловое море смешалось с дымчато-голубым небом. Где-то там, далеко-далеко у самого края мира чья-то белоснежная яхта горделиво несла свой парус, а крики чаек аккомпанировали шуму лениво набегающих на берег волн.
– Скажи, – не очень внятно спросил Элемрос, обхватывая колени руками и утыкая в них подбородок, – если вдруг ты не сможешь вернуться и останешься здесь, это действительно так плохо? Я вот только сейчас понял, что в твоей аналогии с сошедшим с рельс вагоном что-то не складывается. Мелли и Гриф тоже не попали в город тысячи зеркал, однако конца света не произошло.
– Без обид, – лениво сказал ткот, – но мир этот хоть и выглядит сейчас достаточно умиротворенно, но он точно не такой, каким кажется. Ты и сам это знаешь.
– Он не идеален, – Элемрос прищурился, избегая очередного солнечного зайца, – но не всем же мирам быть раем на земле. Тогда твой город тысячи зеркал потерял бы уникальность.
– Извини, что напоминаю, – тихо и виновато сказал ткот, – но судьбу Мелли и Грифа счастливой не назовешь. И потом… как знать, каковы были последствия того, что они не попали в город тысячи зеркал? Мы ведь ничего толком о них не знали.
– Мы даже не знали, кто они такие, – согласился Элемрос. – Только то, что они нам о себе рассказали, а это не одно и то же. Но согласись, это как-то странно. В нашем мире нет магии, а значит подчиняться магическим законам этот мир не может. Это как если уж на луне нет атмосферы, то и дышать там как на Земле не получится. Так с чего здесь все должно идти наперекосяк, если мы не попадем в город тысячи зеркал? С чего трамваю сходить с рельс, если рельсы эти идут там, где надо и трамвай исправен?
– Я не знаю, – тяжело вздохнул ткот. – Мы сейчас пытаемся рассуждать о материях, никем толком не изученных. Как узнать, несчастья, что тут произошли – это из-за нарушения магических законов или просто потому, что какие-то существа решили наказывать тех, кому здесь не место? Где заканчивается воля человека и начинается влияние чего-то или кого-то другого? Думаю, узнать это так же реально, как достичь горизонта.
– Наверное, – согласился Элемрос. – Но ты так и не ответил на мой вопрос.
– Будет ли так плохо, если я тут застряну?
Ткот тяжело вздохнул.
– Больше не путешествовать между мирами, – тихо заговорил он, словно разговаривая с самим собой, – не видеть новые звезды на новых небесах, не быть снова самим собой…
Его голос сорвался.
– Есть одна вещь, которая входит в число самых трудных для понимания, – продолжил он, справившись с волнением – То, что для одного – целый мир, вполне может быть чем-то вроде тюрьмы для другого.
Ткот умолк и было совершенно отчетливо видно, как он пытается сдержаться и не заговорить. Думаю, все догадались, что ему это не удалось.
– Я не понимаю тебя, – выпалил ткот, пристально глядя на Элемроса. – Не понимаю и все тут. Там, – он ткнул лапой куда-то в небо, – волшебный мир, прекрасный сон наяву, все, о чем может мечтать подросток… да что там, подросток, любой человек. А ты ведешь себя словно старичок в юном теле. Нет, нет, извини, я понимаю, не хочешь бросать сестру и все такое, но она взрослый человек, вполне себе самостоятельная женщина и причем без финансовых проблем, так что тебя держит? Почему ты не хочешь отправиться навстречу приключениям?
– Да потому, что люди гибнут, – резко сказал Элемрос, рывком поднимая голову. – Мелли, Гриф… инспектор Шейн жив, но серьезно пострадал и неизвестно, оправится ли он. Твои приключения – это…это…сахар. Вот именно, сахар. Он сладкий и вкусный, но начни есть его без всякой меры и заработаешь диабет. Даже не так! Приключения, это яд. Яд, который в микродозе способен вылечить, но тут у нас не микродоза, а целый ушат яда и причем такого, который убивает не только того идиота, который этот яд выпьет.
Элемрос откинулся на спину тяжело дыша
– Я пойду с тобой не только потому, что ты мне нравишься, – проворчал он после недолгого молчания. – Я хочу и, самое важное, пообещал помочь тебе, но кроме того, я хочу обезопасить от последствий моих приключений людей вокруг.
– Извини, – тихо сказал ткот, потупив голову и копаясь передней лапой в песке. – Я и сам понимаю, что мой приход в этот мир не принес ничего хорошего.
– Опять извиняешься, – поморщился Элемрос, касаясь висящего на груди фатумлимора. – Ты ни в чем не виноват. Как я понял, на зов этой штуки ты не можешь не откликнуться.
– Не совсем так, – спокойно сказал ткот. – Я могу не откликнуться на зов камня судьбы. Как врач может отказаться спасти пациента, а пожарный войти в горящий дом. И знаешь, сколько таких врачей и пожарных было среди нас, за всю тысячелетнюю историю бастерий? Ни одного… Так что в каком-то смысле мы действительно не можем отказаться прийти на зов фатумлимора, но только это не инстинкт, это наш выбор.
Они еще немного помолчали, пока ткот окончательно не вернул себе обычное взбалмошное состояние духа.
– Значит говоришь, я тебе нравлюсь, – застенчиво и театрально хлопая ресницами сказал он. – - А нравлюсь как: чисто внешне или как личность?
– Болван, – засмеялся Элемрос.
– Ну ладно, ты чего такой кислый то? – спросил ткот. – В смысле еще кислее обычного. Я не к тому, что все идеально, но ты жив и я жив и городишко этот цел, а враг мертв. Или… дело в том, что тебе сказал этот жуткий тип перед смертью? Давай, колись, что он сказал? Что у него тоже есть сестра по имени Марта?
– Если б я после этого умер, то на моей могиле написали бы: «Был убит самым заезженным в мире штампом», – хмыкнул Элемрос.
Он немного помолчал. Ткот тоже притих, словно стараясь не спугнуть принимающего решение Элемроса.
А тому действительно нужно было принять очень нелегкое решение. Когда точно знаешь, что стоит лишь произнести пару слов и все в очередной раз станет хуже, чем до этого. Элемрос вроде как держал при себе то плохое, что очень не хочется обрушивать на голову дорогого тебе существа.
Элемрос держал это при себе, понимая, что рассказать придется.
– Он сказал, – прошептал Элемрос, наконец, – а, вернее, спросил: “Зачем мне было их убивать?”
Ткот прижал уши. Элемрос отвернулся.
– И ты думаешь… – нерешительно начал ткот.
– Это не он убил Мелли и Грифа, – глухо сказал Элемрос. – Это был кто-то еще.
Продолжение следует
