Усилиями КГБ в 1980-е годы в пермских политических лагерях был собран настоящий антикоммунистический интернационал. Представители братских народов Советского Союза разместились в общих бараках. Здесь были русские, украинцы, евреи, литовцы, латыши, эстонцы, грузины, армяне, таджики и т. д. Многие заключенные из «союзных» республик попали в лагерь за участие в национально-освободительном движении. При этом антиимперские настроения у них, как правило, не приобретали антирусской окраски — одна на всех колючая проволока связывала зэков, независимо от их национальной принадлежности. На своем колючем языке она внятно объясняла каждому простую и очевидную истину, заключающуюся в том, что тоталитаризм одинаково враждебен и национальным меньшинствам, и самой многочисленной в стране нации, а борьбу за права отдельного народа невозможно отделить от общей для всей антикоммунистической оппозиции борьбы за права человека.
КГБ старался предотвратить появление национальных землячеств в зонах. Для этого зэков одной национальности расселяли по разным лагерям. В результате в каждом лагере складывался многонациональный контингент заключенных. Избежав создания землячеств, КГБ, сам того не желая, помог установить контакты между участниками различных национальных, а также религиозных, правозащитных и прочих оппозиционных групп и движений, что, в конечном итоге, привело к укреплению единства и солидарности всех враждебных коммунистическому режиму сил.
Политзэки создавали «колхозы» — коллективы, в которые объединялись заключенные для взаимной поддержки. Еда и сигареты, например, закупленные в лагерном «ларьке», а также посылки и бандероли, присланные родственниками, делились на всех членов «колхоза». Таким образом, зэки, которых лагерная администрация лишала права на получение посылок и покупку товаров в «ларьке», не оставались без сигарет и прочих предметов первой необходимости. «Колхозники» устраивали совместные чаепития (если был чай) — зэковская чайная церемония входит в число важнейших ритуалов лагерной жизни. Вместе отмечали всевозможные даты, как личные (дни рождения, годовщины арестов и пр.), так и общественно значимые (религиозные, национальные и т. д.). Я, например, участвовал в празднованиях Дня покровителя Литвы святого Казимира, Пасхи (православной и еврейской), годовщины независимости Латвии, Дня прав человека и многих других дат.
Объединялись в «колхоз» не по национальному признаку — куда важнее были личные качества его членов. По своему составу зэковские «коллективные хозяйства» были многонациональными. Едва попав в лагерь (это была 37-я «малая» зона), я вступил в «колхоз», в который входили русский Юрий Орлов, украинец Олесь Шевченко, армяне Марзпет Арутюнян и Александр Манучарян, еврей Михаил Казачков, таджик Абдулгани Назаров. Состав заключенных в лагере постоянно менялся, соответственно менялся и состав «колхозов». Оказавшись к концу срока, незадолго до этапа в ссылку, в той же 37-й «малой», я вошел в один «колхоз» с эстонцем Хейки Ахоненом, грузином Тариэлом Гвиниашвили и латышом Янисом Рожкалнсом. Никого из членов моего первого «колхоза» к тому времени в зоне уже не было.
Должен пояснить, что пермский политлагерь № 37 (официальное название ВС-389/37) состоял из двух жилых зон, носивших названия «большая» и «малая». Эти зоны существенно отличались друг от друга размерами. Отсюда и их наименования. Между жилыми зонами размещалась промышленная. На территории промзоны находился металлообрабатывающий заводик, на котором поочередно в утреннюю и вечернюю смены работали зэки из «большой» и «малой» зон.
«Большая» зона была населена политзаключенными в середине 70-х, «малую» же пристроили к промзоне в 1978 году — к моменту прибытия в лагерь руководителя Московской Хельсинкской группы Юрия Федоровича Орлова. Это была самая поздняя по времени создания политзона в Советском Союзе. Сотрудники КГБ не скрывали того, что строилась она специально для изоляции Орлова.
Порой между зэками различных национальностей начинались споры, способные задеть национальное самолюбие. Например, грузин и армянин могли вступить в дискуссию о тех или иных приоритетах, выяснять — грузины у армян или армяне у грузин заимствовали тот или иной элемент культуры. Такой спор мог быть очень горячим, но к ссорам никогда не приводил. Это не значит, что между заключенными вообще не возникали ссоры. Если небольшую группу людей поместить на длительное время в замкнутое пространство, то конфликтов избежать невозможно. Однако в зоне в их основе никогда не лежали национальные (равно как религиозные или идеологические) разногласия. За решеткой конфликты возникают в силу психологической несовместимости отдельных зэков друг с другом (в том числе и зэков одной национальности), а также постоянных стрессов и накопившегося за время отсидки нервного напряжения. В тюрьме проблема психологической совместимости и толерантности стоит много острее, чем в лагере, поскольку и число обитателей камеры, и территория их совместного проживания совсем не те, что в зоне — нет возможности уединиться или сменить круг общения. Не всякий может выдержать длительное принудительное соседство с не всегда приятными сокамерниками, не отравляя при этом себе и окружающим и без того несладкую тюремную жизнь.
Для этого необходимы постоянный самоконтроль и способность регулировать внутрикамерные отношения, не доводя их до накала. Все лучшее и худшее, что есть в человеке, тюрьма раскрывает особенно явно. Не случайно опытный зэк Владимир Буковский в своих мемуарах делит людей на тех, с кем можно и с кем нельзя сидеть в одной камере. Администрация тюрем, во избежание лишних эксцессов, время от времени «тасует» заключенных — перемешивает зэков из разных камер между собой.
Иногда, правда, конфликты специально провоцировались. Так, КГБ постоянно пытался внести в среду политзэков межнациональную рознь. В лагерный фольклор вошли истории о таких попытках. Обращается, например, сотрудник КГБ к армянину и говорит: «Вот вы — армянин. У вашего народа такая замечательная культура, такие древние традиции. Зачем вам, армянину, диссиденты? Ведь это же сплошные евреи». Обращается гэбист к украинцу: «Вот вы — украинец. У вашего народа такая замечательная культура, такие древние традиции. Зачем вам, украинцу, диссиденты? Ведь это же сплошные евреи». Обращается к еврею: «Вот вы — еврей. У вашего народа такая замечательная культура, такие древние традиции. Зачем вам, еврею, диссиденты? Ведь это же сплошные антисемиты».
Следует отметить, что среди осужденных по обвинению в «измене Родине» носители национальных фобий порой встречались. Хотя открыто высказывать свои антипатии никто из них не смел. Помню, как меня перевели из одной зоны в другую. В столовой я занял единственное имевшееся там свободное место рядом с двумя бывшими полицаями из Белоруссии и бывшим «лесным братом» из Латвии. Внешне наши отношения выглядели вполне корректными, но чувствовалось, что на самом деле для полицаев я — «жидовская морда», а для «лесного брата» — «русская свинья». Впрочем, «интернационализм» моих полудиких соседей по столовой совершенно нехарактерен для пермских политлагерей.
Среди политзаключенных вопрос о праве наций на самоопределение не был предметом дискуссий. Это право признавалось почти всеми. Не спорили и относительно политического строя освободившихся стран — демократия была несомненной альтернативой тоталитаризму. При этом политзэки из «союзных» республик, правда не все, понимали, что за национальную независимость придется заплатить высокую цену. Дискуссии возникали по ряду конкретных вопросов политического и экономического строительства в новых свободных государствах после их отделения от СССР. Мало кто предполагал, что различия во взглядах, никак не отражавшиеся на отношениях зэков в зоне, после освобождения приведут некоторых лагерных друзей во враждующие политические партии.
Наиболее интересным предметом споров были сроки — сроки падения коммунистической системы, обретения независимости «союзными» республиками и торжества демократии. Эти радостные события многие относили к отдаленному будущему. Находились пессимисты, считавшие, что до краха коммунистического режима им не дожить. Время, однако, встало на сторону оптимистов, подтвердив большую часть их прогнозов. На наших глазах рухнул коммунизм, обрели независимость «союзные» республики. Только вопрос о торжестве демократии так и остался непроясненным.
Из книги Вячеслава Долинина "Не столь отдалённая кочегарка" (СПб., 2005).