Герой сегодняшнего рассказа проживает уникальную судьбу. Это интервью я взял довольно давно, но оно нисколько не потеряло актуальности.
Падать и вставать. Снова падать и снова вставать. И вдруг понять, что жизнь прекрасна.
Итак, у нас в гостях Юрий Абрамович Смоляр.
Они видели Ленина
И.Г.: Предлагаю начать «от печки».
Ю.С.: От роддома, то бишь? Хорошо. 1946 г. Москва. Роддом им. Грауэрмана, на Арбате.
И.Г.: Почти стандарт для членов клуба «Пьедестал РТ».
Ю.С.: Зато дальше будет нестандартно.
И.Г.: Верю.
Ю.С.: Жил на улице Чехова, в роскошном доходном доме XIX в. После революции его заселили людьми, приехавшими со всего мира строить социализм. Поэтому в живых осталось не более трети. Некоторых из них я застал.
И.Г.: В чем заключалась «специализированность» дома? Там что, квартиры были роскошные?
Ю.С.: О, да! Огромные двери, высокие потолки, гигантская кухня, парадный и черный ходы. Даже два туалета присутствовали.
И.Г.: На одну семью?
Ю.С.: Не совсем. Кроме нас четверых, в квартире жило еще 36 человек. Коридорная система. Но мы не жаловались: у других никакого жилья не было. А потом народ нас окружал крайне интересный.
От первого лица
…Например, была такая замечательная интеллигентка тетя Муся Комлет. Ее муж обсуждал с Лениным проблемы международного интернационала, а потом 27 полных лет отсидел в ГУЛАГе. Дожил до освобождения, но через полгода все равно умер…
…И еще один мой сосед запросто общался с Лениным. Дядя Абрам, веселый мужик, вор-карманник. Он сидел с будущим вождем в одной камере и при Советской власти получал персональную пенсию…
Мы оперу, мы оперу, мы очень любим оперу…
И.Г.: Такая рафинированная публика как-то повлияла на ваше мировоззрение?
Ю.С.: Наверное, как-то повлияла. Но детство мое было своеобразным. Дело в том, что с девяти лет я, параллельно со школой, работал в Государственном Академическом Большом театре.
И.Г.: Кем?
Ю.С.: Артистом, понятное дело. Пел в хоре мальчиков, участвовал в спектаклях. С трудовой книжкой и заработной платой.
И.Г.: Много платили?
Ю.С.: Сначала 350 р., потом сотню добавили. Примерно ползарплаты тогдашнего начальника цеха. Но для меня это были особо важные деньги, с учетом рабоче-крестьянского происхождения.
И.Г.: А кем трудились родители?
Ю.С.: Мой папа умер очень рано, в 51-м, в советской тюрьме. Отчим, который стал для нас отцом, работал шофером. Мама — продавщицей. Бабушка — швея, дед — сапожник. Так что — безо всяких преувеличений мы были пролетарской семьей.
И.Г.: А почему же вы сейчас не солист ГАБТа?
Ю.С.: Я пел до 14 лет. Потом началась мутация голоса, и надо было его ставить с профессионалами. Это стоило денег, которых не было. К тому же я уже работал учеником слесаря-сборщика на военном заводе.
А самое главное — в 13 лет я влюбился. Девочка была для меня истинной красавицей. Она, кстати, мастер спорта по художественной гимнастике, чемпионка Москвы.
И.Г.: Ну, по-моему, в 13 лет все влюбляются. Особенно в чемпионок.
Ю.С.: Но не все женятся…
От первого лица
…Я влюбился и потерял голову…
…Конечно, поженились мы позже. Официально — в 20 лет. Хотя за пять лет до этого уже ездили вдвоем в отпуск. Снимали в Одессе за один рубль койку на двоих — так было дешевле.
…Вообще была славная жизнь. Наполненная. Днем — работа. Вечером — ШРМ (школа рабочей молодежи). Успевали и в театры забежать, я очень оперу люблю. А еще я очень любил свою будущую жену…
Ромео и Джульетта с улицы Чехова
И.Г.: Прямо как Ромео и Джульетта.
Ю.С.: И кончилось все печально, хотя гораздо позже. В 74-м моя совсем молодая жена заболела рассеянным склерозом. Врачи нам все объяснили честно. Предстояло долгое умирание тела при совершенно сохранном мозге.
В эмиграцию, через пару лет, я вез ее уже на инвалидной коляске. И с нашей девятилетней дочкой, переодетой под мальчика.
И.Г.: Это почему?
Ю.С.: Позже расскажу. Чтоб хронологию не нарушать.
И.Г.: А что это у вас за фото с кавказским джигитом?
Ю.С.: Это я (скромно улыбается — прим.авт.). Объездчик колхозных полей в Гюльрипшском районе. Недалеко от города Сухуми.
И.Г.: Как вас туда занесло?
Ю.С.: Я ж говорю, был очень шустрый. Тянуло в авантюры. Жена тоже ко мне туда приехала. Правда моя карьера джигита была недолгой, вернулся в столицу.
От первого лица
…На Кавказе на эти деньги можно было питаться только овощами. А я любил мясо…
Комсомолец, печатник, фарцовщик
И.Г.: А что ожидало в Москве?
Ю.С.: Весьма бурная жизнь. Я уже работал печатником высокой ротации в «Известиях». Параллельно был секретарем ВЛКСМ в нашем цехе и учился в полиграфическом. Сам же его — вечерний филиал — и пробил в издательстве.
У нас вообще комсомол много чего интересного делал.
И.Г.: Например?
Ю.С.: Мы поездки устраивали для сотрудников. Двух-, трехдневные. Всю страну объездили за пять рублей: Симферополь, Рига, Ялта, Таллин. Остальное доплачивали профсоюзы.
А еще мы открыли «Синюю птицу».
И.Г.: Что значит, вы открыли?
Ю.С.: Открыл ее комитет комсомола Свердловского района. Но дело в том, что располагалась она на первом этаже моего дома! А родители к тому времени уже эмигрировали, так что многие тусовки начинались в кабаке, а заканчивались у меня наверху.
И.Г.: Как к этому относилась жена?
Ю.С.: Тогда еще невеста. Она, конечно, не знала. Такая насыщенная жизнь мне ужасно нравилась.
И.Г.: А деньги откуда? Неужели печатники так здорово получали?
Ю.С.: Мы неплохо получали, плюс доплаты за вечер и ночь. Но основные деньги я зарабатывал фарцовкой. Сначала перепродавали лифчики всякие, трусики. Потом стал менять баксы.
И.Г.: Но это же была расстрельная статья! Файбишенко, насколько я помню, вообще по ней «задним числом» расстреляли.
Ю.С.: Московскую фарцу расстрелом не остановить! Я менял иностранцам один доллар за один рубль. Потом на доллары закупал товар в «Березке» и сдавал его в комиссионные. На каждый вложенный рубль, никого не обманывая, получал семь. Кто ж при этом думает о расстреле?
От первого лица
…Человек — странное существо. Ведя разгульную жизнь, и активно пользуя легкодоступных женщин, я ужасно любил свою будущую жену и был счастлив, когда на ней женился…
…Я ходил в джинсах «Ливайс», жевал чуингам и был крутым фарцовщиком, хотя работал в советской организации, честно трудился печатником и в цехе ротации был секретарем ВЛКСМ…
Борьба с контрабандой методом сжигания
И.Г.: И обошлось без неприятных контактов с родной милицией?
Ю.С.: Конечно, не обошлось. У меня была сделка века — обмен 10 000 баксов и, видать, кто-то «стукнул». Я даже догадываюсь, кто.
Схватили меня на Курском вокзале под белые ручки. Жестко схватили, чтоб валюту не успел сбросить. Но мне чертовски повезло: американец не успел передать деньги. А за контакт с иностранцем публично каялся на комсомольском собрании. Меня даже перевыбрали секретарем, уж очень я был шустрый.
Однако пару лет, пока испуг не прошел, я жил на одну зарплату. Вот уж почувствовал смысл этого проклятья!
И.Г.: Это все в «Известиях»?
Ю.С.: Нет, уже на «Восходе». Прежнее место работы мне очень нравилось. Не место, конечно, а люди. Там всегда была очень домашняя обстановка. Но вконец достали ночные смены. И я после вуза ушел на комбинат «Восход». Очень быстро прошел всю лестницу, от печатника до замдиректора.
И.Г.: А как же фарцовка и спекуляция? Опять параллельно?
Ю.С. (искренне оживляется — прим.авт.): Всегда! Иосиф, всегда! Химичил всю дорогу. На зарплату, особенно когда родилась дочка, я даже портки купить себе не мог. А хотелось — машину.
И.Г.: На чем химичили? Колитесь. Все равно срок давности давно вышел.
Ю.С.: На всем. Например, платил сам себе за ролевую размотку, хотя ухитрялся получать уже листовую бумагу. Срыв — верхние листы рулона — не в макулатуру сдавал, как советская власть рекомендовала, а облагораживал и черным образом загонял торговцам пирожками. А еще было море технического спирта. И свой постоянный столик в ресторане «Центральный» которому мы печатали тучу бланков.
И, наконец, в эти годы у меня начался антикварный период.
И.Г.: Час от часу не легче! Статья примерно той же тяжести, что и валюта. Распродавали народное богатство?
Ю.С.: И очень активно. Искал картины, иконы, церковную утварь. А перевозчики — в основном, дипломаты из африканских стран — все это перевозили в Западный Берлин.
И.Г.: Вот, значит, кто растащил российские древности?
Ю.С.: Скорее, спас их. Я искал вещи по глухим углам страны и многое своими глазами видел.
И.Г.: Например?
Ю.С.: В Ярославской области опоздал буквально на пару часов. Там освобождали храм под военный склад. Солдат на грузовиках привезли, оцепили. Собрали всю внутреннюю церковную начинку, оттащили метров за триста и сожгли на моих глазах. Плакать хотелось. И отнюдь не только потому, что я терял деньги.
Так что если бы не «криминальные антиквары», весь этот культурный пласт был бы просто потерян. А так он рано или поздно вернется в страну.
От первого лица
…Советская жизнь была для меня разгулы, гулянки, пьянство и женщины…
…Я понимал, что рано или поздно меня здесь посадят, и решил уехать из страны. Меня исключили из партии, сняли с должности: из директоров я стал рабочим подземного перехода. И дали в итоге визу на выезд. Билет в один конец…
…Я никогда не был верным мужем. Но я не представлял, как жить без нее. Да и даже если б не любил, как бросить смертельно больного человека? И я увез ее тоже...
Где бронепоезд не пройдет…
Ю.С.: Моя идея была устроиться в Западном Берлине. Туда свозили весь контрабандный антиквариат. И мой младший брат с нашим компаньоном уже открыл там маленький магазин.
И.Г.: Вы всегда с братом вместе?
Ю.С.: Абсолютно. Всегда и везде. Может, лишь в последнее время не так. Он очень поздно нашел свою любовь и сейчас занят своей семьей.
Жена моя уже не могла ходить, мучили постоянные обмороки. Выехали мы с ней и дочкой по израильской визе, через Австрию.
Вот туда нам и привезли друзья три немецких паспорта.
И.Г.: Поддельные?
Ю.С.: Нет, настоящие. Но чужие. На мужчину, женщину и… мальчика. Пришлось дочку гримировать.
Сели мы в спальный вагон, направлявшийся в Кельн. Впереди — паспортный контроль, а я ни слова тогда не понимал по-немецки. В общем, трясся, как никогда раньше. Но все прошло гладко: наш приятель отдал паспорта кондуктору и попросил ночью нас не будить, передать их пограничникам самому.
Вышли мы уже в Германии, без проблем добрались до Западного Берлина и там сдались властям.
От первого лица
…Я не люблю ни Германию, ни Израиль. Мне хорошо лишь в Африке и в России. Но надо отдать должное: там к людям относятся действительно по-человечески. Моя жена не только получала максимальное лечение, но и пенсию ей, ни дня не работавшей в Германии, тут же дали, немедленно.
И с мамой похожая история. Я был в африканской тюрьме, когда она тяжело заболела в Израиле. Так ее не только там долго и хорошо лечили, но не выпустили из больницы, пока не нашли хорошего социального жилья: просторного, удобного и — бесплатного…
Мы Африку, мы Африку, мы очень любим Африку…
И.Г.: А как вы оказались в Африке? Да еще и в тюрьме?
Ю.С. (смеется — прим.авт.): Главное — правильно выбрать компаньона. Петя, наш западноберлинский компаньон, тоже бывший соотечественник, решил нас с братом кинуть. И организовал ограбление нашей же лавочки.
Мы сначала не сильно взволновались: все же застраховано. И были потрясены, когда страховая компания доказала инсценировку ограбления. В итоге разорились и мы, и Петя. Куда делся он — не знаю, а мы с братом подались в Заир.
И.Г.: Почему в Заир?
Ю.С.: Один наш перевозчик был из Заира. Все уши прожужжал про золото и алмазы, валяющиеся прямо под ногами. Он нас и уговорил, но сам на родину не попал, его сняли с самолета.
И.Г.: Как это?
Ю.С.: У него оказался фальшивый заирский паспорт. Короче, остались мы один на один с Африкой. И она нам очень понравилась.
И.Г.: Языковой барьер не мешал?
Ю.С.: Никогда.
От первого лица
…В стране Заир много всего. И алмазов, и золота. Никто там ни чем серьезно не занимается…
Диалог не по существу
Ю.С.: Немецкий я выучил в Германии, французский во Франции, итальянский — в Италии. Лучше всего учить язык в постели.
И.Г.: С магнитофоном?
Ю.С.: Нет, с женщиной…
Золото, алмазы, брат и два ствола
И.Г.: И вы пошли в джунгли искать золото?
Ю.С.: Нет, мы пошли в джунгли скупать золото. Сначала — для пробы, по полкило, по килограммчику. Потом, когда опыт пришел, побольше. И за алмазы взялись, там тоже навык нужен, чтобы фуфло не подсовывали.
И.Г.: А бандитов в джунглях не бывает?
Ю.С.: У нас с братом кроме калькуляторов были и пистолеты. Кстати, русские — «ТТ». И еще черная охрана с «Калашами». Нет, бандитов мы не боялись.
Освоившись, мы даже собственный карьер арендовали у государства, для золотодобычи. Наняли 2000 негров, купили им ведра, веревки, лопаты и все такое. Но поэксплуатировать их не удалось.
И.Г.: Почему?
Ю.С.: Наши «рабы” полностью нас обокрали. Нам золота никто не сдавал, рабочие делились только с надсмотрщиками. В итоге даже ведра и лопаты уперли.
И мы вернулись к скупке, но уже на серьезном, официальном уровне. Открыли фирму, купили лицензии — это, кстати, стоило 300 000 $, немаленькую сумму. Зато работа пошла. Можешь прикинуть, сколько я зарабатывал: один кг золота стоил 14 000 баксов, и имели мы на нем до 15% маржи.
Собранное золото — до 20 кг в день — отправляли в Европу на переработку. Из Европы везли мясные консервы, томатную пасту, электролампы — это тоже приносило прибыль.
У нас уже была собственная вилла в Киншасе, с бассейном, со слугами, и собственный двухмоторный самолет. Дочка приезжала на каникулы, жила по-королевски. А еще, как нам казалось, у нас была непробиваемая «крыша» — полковник Булози, муж старшей сестры местного диктатора Мобуту Сесу Секо. Мы даже пару раз присутствовали на обедах их величества.
А потом пришли солдаты и посадили нас с братом в тюрьму.
От первого лица
…В городе Кинду — два часа лета от Киншасы и сутки езды на джипе — мы были первыми белыми, которых увидели местные жители…
…Перед самой посадкой я по-настоящему влюбился. Чудесная женщина, немка, по странному стечению обстоятельств — дочка фашистов, прятавшихся в Заире от правосудия. У нее уже были двое детей, которых она назвала в честь героев романа Бориса Пастернака — Юрием и Александрой. Моя жизнь могла бы сложиться по-другому, если бы не жадность заирских чиновников…
Тюрьма как метод выяснения хозяйственных отношений
И.Г.: Так за что посадили-то?
Ю.С.: Ясно, что ни за что. И им было ясно, и нам. Даже обвинений не предъявили. У них это называется — «экзаменасьон ситуасьон». Проверка ситуации.
И.Г.: И «крыша» не помогла? Где ж был ваш полковник Булонзо?
Ю.С.: Я думаю, он сам был в деле. Слишком уж много было денег, которые можно отобрать. Когда ты «весишь» 500 тысяч, ты никому не нужен. Даже с пятью миллионами все равно не нужен. Но если у тебя десятки миллионов — этого они упустить не в состоянии.
В тюрьме я видел десятки таких: индусы, ливанцы, белые. Их вина состояла в том, что они разбогатели. Их ощипывали и выбрасывали домой, если, конечно, бедолаги не успевали помереть в тюрьме.
И.Г.: А можно было?
Ю.С.: Легко. Цементный пол, туча комаров. Вместо койки — картонка из-под холодильника, если, конечно, тебе удалось ее раздобыть.
Зато обед — из ресторана. Пока у тебя есть деньги. Если кончились, то добыча еды становится твоей личной проблемой.
И.Г.: Что обсуждали на допросах?
Ю.С.: Только один вопрос: за сколько меня с братом отсюда выпустят. Мне удалось скинуть информацию в Красный Крест, но вышло еще хуже. Инспекторы нас просто не нашли. Найдешь, конечно, если мы провели неделю в двадцатиметровой яме под слоем соломы.
И.Г.: Как же удалось вырваться?
Ю.С.: Когда они решили, что мы сдали все счета, нас посадили в джип и прямиком в самолет. В сандалиях, в майке и с удачно заныканными шестью долларами.
И.Г.: Вы восприняли этот эпизод философски?
Ю.С.: Почти. Меня заклинило в аэропорту, и я устроил дикую драку с целым взводом солдат. Видно, сказался год отсидки. В итоге мне разодрали единственные парусиновые штаны, и я зашивал их в самолете черными нитками, взятыми у стюарда.
От первого лица
…Странновато мы выглядели в майском Брюсселе: в сандалиях на босу ногу и парусиновых штанах. У нас оставался один «несданный” счет в швейцарском банке, так, крохи — сто тысяч долларов. Но как их получить?
Клерк в брюссельском отделении сжалился, впустил. Наверное, из-за дорогих часов на руке. Но сделать бесплатный звонок не дал. Спасли заныканные шесть баксов.
Когда из Швейцарии перевели деньги, клерк чуть под козырек не взял. Наверное, счел за чудаковатых миллиардеров…
Кача сенегальская: была ваша, стала наша
И.Г.: Больше в Африку не тянуло?
Ю.С.: Еще как тянуло! Я же говорю, мне хорошо только в России и в Африке. Уже через месяц я отправился продавать 5 млн т цемента правительству республики Конго.
И.Г.: Получилось?
Ю.С.: Нет. Там нас с братом посадили уже по-серьезному. Обвинили в шпионаже, но все было еще хуже.
Мы в Киншасе в тюрьме сидели с мужиком, негром. Даже подкармливали его. А он оказался начальником политической разведки Конго. И он очень опасался, что мы знаем какие-то его тайные делишки. Решил перестраховаться.
Вот из этой тюрьмы мы бы точно не вышли живыми. Здесь было страшно: в Заире просто хотели денег, а здесь непонятно чего хотели. Людей пытали током прямо на наших глазах.
Есть давали раз в день, полбулки и две сушеных рыбы. Я впервые узнал, что такое настоящий голод.
Пару раз удалось достать еды, выиграв спор с неграми: я обещал, что сейчас выну собственные глаза. Они не верили, но после того, как я вынимал контактные линзы, честно отдавали проигрыш.
Конечно, на фокусах мы бы долго не продержались. Спасли нас люди из германского посольства.
На последнюю тысячу мы с братом улетели в Израиль. Он поступил в Технион, решив стать ученым. А я пошел работать печатником на офсетную машину в городе Хайфа. Получал 350 $ в месяц, из них 250 $ отсылал жене и дочке в Германию.
В принципе, жить было можно. Но уж очень тоскливо. Поэтому через годик я уже направлялся…
И.Г.: В Африку?
Ю.С.: Точно! С братом. В Центральноафриканскую республику. Помнишь, в которой лидер, генерал Бокасса, кушал своих оппонентов? Загружал их в морозильник и потихоньку лакомился.
Короче, я нашел инвестора, он дал 120 тыс. $. Я накупил свечей, томатной пасты, шоколадного масла, погрузил это на пароход, а сам полетел самолетом в Банги, столицу ЦАР. Там — все по новой: вилла, девочки, бизнес.
Вместо золота — сенегальская кача.
И.Г.: Это что такое?
Ю.С.: Заросли ее растут в Судане, на границе с ЦАР. Сок — так называемая, арабик гумм — сырье для фармацевтики и даже для «Кока-колы». Судан продавал в год 50 000 тонн этого сырья. Мы с братом пролезли на границу и организовали контрабанду арабик гуммы из Судана в ЦАР и далее — в Европу. За первый год вывезли 2500 тонн, за второй — 12 500. Суданцы узнали, приговорили нас к смертной казни, а братишку едва не подстрелили в джунглях.
Вот на этом мы с Африкой и завязали. Хотя я буду любить ее всегда…
От первого лица
…Иосиф, ты не понимаешь. Там живут удивительные люди. Добрые и наивные, даже если они жулики и убийцы.
Одна моя легкодоступная подруга спросила, сколько мне лет. Я по обдолбанности сказал — 200. На следующий день она пришла с целой делегацией. Я спросил, чего ей нужно. Она объяснила, что хочет показать родственникам человека, которому двести лет…
…А другая девка, Тина, спасла меня от ишиаса. Я там просто помирал, никто помочь не мог. Месяц не вставал.
Она привела колдуна. Он чем-то меня помазал, что-то пошептал. Вечером мы с Тиной уже плясали в дискотеке…
Мы фабрику, мы фабрику, мы очень любим фабрику…
И.Г.: И что было дальше?
Ю.С.: Из Африки удрали в Милан, правда, уже не нищими людьми. Брат уехал в Израиль, в свой Технион, а я занялся электробизнесом с итальянскими друзьями. Они-то меня и подбили ехать в Россию, где уже вовсю шумели ветры перемен. Ну и, может быть, еще одна романтическая история: в Милане я влюбился в солистку ГАБТа, приехавшего в Италию на гастроли.
Короче, сели мы в «Альфа-Ромео» и прикатили через всю Европу в Москву. Эх, хорошо было оказаться иностранцем в Москве! Все за копейки, а мой товар — ксероксы, факсы — втридорога.
Но я с ужасом понял, что моя Россия подозрительно напоминает мне Африку.
И.Г.: Чем же?
Ю.С.: Африканская бизнес-традиция заключается в том, что государство там всегда разоряет крупный бизнес — банкиров, торговцев, промышленников, — но никогда не трогает производственников.
И я решил построить производство. Конечно — полиграфическое, потому что в другом не разбирался. Вот так появилась типография «Финтрекс».
И.Г.: Что в ней сейчас стоит?
Ю.С.: Она создана с нуля. Из офсета — двух- и четырехкрасочные «Планеты», «Рапида-104», ролевые ПОГ-70 и «Циркон-66». Я печатаю 35 периодических изданий. К марту поставлю «Мицубиси-Даймонд», тоже 4 секции, но полноформатных — 720х120.
Диалог по существу.
И.Г.: Расширяетесь, значит. Богатеете. А как же с африканскими традициями?
Ю.С.: В смысле — отберут? Маловероятно. Я же ничего не приватизировал. Все покупал сам. Ну а даже если и так, смотрю на все философски.
И.Г.: Это как же?
Ю.С.: Отберут — начнем сначала. Но в другой стране. В Китай поедем.
На чем сердце успокоилось
И.Г.: Ладно. Будем надеяться, у нынешних властителей хватит ума не душить больше тех, кто делает страну богатой. Давайте лучше о вашей личной жизни. Это более интересная тема.
Ю.С.: Я был вдовцом и уже, честно говоря, не думал, что снова заведу семью. Но, представляешь, зашел в свою любимую «Синюю Птицу» и встретил ее.
С первого дня знакомства мы стали жить вместе. Уже тринадцать лет. И она родила мне сына. В 45 для меня это было особенно важно. Сейчас Филиппу девять.
И.Г.: У вас с ним есть общие интересы?
Ю.С.: Мы ездим с ним в заграничные поездки. Он постоянно требует, чтобы я рассказывал ему свои африканские истории. Мы очень хорошо чувствуем друг друга.
От первого лица
…В Банге мне все это нагадали индусы-хироманты. И поездку в северную страну, и встречу с женщиной, которая родит мне сына. Тогда мне это показалось нелепым. А сейчас я просто не представляю себе другую жизнь…
Справка «РТ»: Юрий Абрамович Смоляр, 1946, высшее, женат, двое детей (старшая дочь, 34, живет в Германии). Владелец и директор рекламно-полиграфической компании «Финтрекс». Наверное, единственный из владельцев и директоров российских типографий, добывавший золото в джунглях, и сидевший в тюрьме города Браззавиль.
Но ведь это же здорово, что мы все — такие разные?