– Николай Максимович, вот существует несколько таких ярких фигур, как Нижинский, как Нуреев, которые волею судеб похоронены во Франции, Нижинский на кладбище Монмартр, Нуреев на Сент-Женевьев-де-Буа. Так вот смотрите о Нижинском: что должен сделать танцовщик, чтобы остаться в памяти в веках. Ведь танец это эфемерное, это сейчас мы практически благодаря технике имеем все ваши балеты, все ваши партии. О Нурееве тоже знаем благодаря записям. А Нижинский? Мы ничего не знаем о нем...
– Дело в том, что Нижинский – это миф, но миф, созданный, конечно, не на пустом месте. Красота этого юноши, его, видимо, энергетика и во многом притягательность – то, что сейчас так называется, потому что Франция в начале ХХ века сошла с ума. Ведь понимаете, просто абы кого-то Роден бы не лепил в таком количестве, не писали бы в таком количестве художники того времени. Понимаете?
– Полуденный отдых Фавна – то, что Роден слепил, осталось немного...
– Да. И дело в том, что вот, видимо, магнетизм... И еще тут, конечно, гений Сергея Павловича Дягилева, его провидчества. Как он понимал, Дягилев, что кинопленка погубит этот миф, что нельзя оставлять след, потому что эстетика будет меняться, и он все видео с Нижинским уничтожил, остались только фотографии и описания. Благо, что о Нижинском написали выдающиеся умы не только Франции, но и вообще Европы.
– Это правда. Но вот Нижинский говорил еще такую вещь: Настоящий артист не замечает публики. Вы согласны с ним?
– Ну, когда ты выходишь на сцену, если ты будешь думать о публике, конечно, у тебя ничего не получится. Это абсолютная ерунда. Настоящий артист будет заниматься творчеством.
Единственное, что касается публики, когда ты танцуешь в Москве или когда ты танцуешь в Петербурге, ты должен понимать, ты должен быть очень аккуратным в манере выступления, потому что не все, что можно в Москве, можно позволить себе в Петербурге. То же самое у лондонцев – свои нравы, у парижан свои нравы. Если ты это не учитываешь, то ты просто ну совершаешь большую ошибку.
– Вот у Нуреева, и у него есть следующая вещь, он стремился достичь совершенства во всем, невзирая на острую критику, неприятие со стороны властей, отсутствие союзников. У него три пути на Голгофу: танец, постановочная работа и дирижирование, чем он увлекся в последнее время. Николай Максимович, а какие ваши три пути на Голгофу?
– Конечно, я был артистом балета. Просто я очень сознательно и вовремя остановился, я не допускал... не допустил того, что допускали многие для того, чтобы задержаться. Другое дело, что я выхожу на сцену в характерных ролях, не вижу в этом ничего плохого. Но в классическом – нет.
Второе, конечно, моя педагогическая деятельность. Это очень важная для меня стезя, я это очень люблю. И конечно, хочу рассказать вам, что только в своих учениках живет учитель, либо в своей хореографии. Много идет каких-то вещей, придуманных мной.
Ну, и наверное, третья стезя – и она гораздо важнее других, потому что она имеет большое влияние на общество и на тысячи и десятки тысяч людей, которые сегодня занимаются балетом в России и в мире, потому что многие нам подражают, – это, конечно, моя руководящая должность. На сегодняшний день я являюсь главным хранителем русского метода преподавания в мире, вот последние годы я непосредственно несу ответственность за это.
– И все-таки что должен сделать танцор на сцене, чтобы быть гением? Вот хотя бы три гения для вас.
– Ой, гении – я не могу вам сказать, но для того, чтобы танцовщик или артист стал именем нарицательным, для того, чтобы его запомнили, мне кажется, что прежде всего он должен иметь свое лицо. И танцовщика, вообще артиста формируют роли. Не бывает так, что очень известный артист, но у него нету роли. Это либо очень красивый просто человек, снявшийся в рекламе, либо это чей-то муж или жена. Но если мы говорим об артисте, то мы сразу вспоминаем какую-либо роль в его репертуаре, роль, им созданную.
Конечно, когда говорим о Нижинском – это сразу встает вереница: и «Видение розы», и «Послеполуденный отдых Фавна», и «Петрушка», и так далее и так далее. Когда говорим о Нурееве, тоже встает целый ряд действительно уникальных ролей.
Мы также можем говорить о Лавровском, о Васильеве. О действительно очень серьезных танцовщиках, это те, на кого сделано что-то уникальное. А когда нет ролей – тут, к сожалению...
Мне повезло, я помимо того, что я был классическим танцовщиком, я останусь, конечно, в мировом балете как Герман. Мне повезло, у меня есть эта роль.