Этот день на даче стал ещё одним подарком судьбы. Соня, наконец-то, нормально выспалась, и при этом всю ночь ощущала Митю рядом с собой. Утром она первая открыла глаза и потихоньку вылезла из постели. Конечно, он сразу почувствовал и проснулся, но было уже поздно — Соня одевалась. Тяжело вздохнув, Митя принял из её рук свои брюки, и, пока их натягивал, она сбежала от него вниз.
(начало - глава 1, глава 2, глава 3, глава 4, глава 5, глава 6, глава 7, глава 8, глава 9, глава 10, глава 11, глава 12, глава 13)
Анька тоже уже поднялась. Печка совсем остыла, и Митя, спустившись, вновь принялся за растопку, а девушки приготовили завтрак на скорую руку. Умылись, поливая друг другу тёплой водой из ковшика. Вчерашнее происшествие не обсуждали. Сестра вела себя тихо и очень задумчиво, только иногда поглядывала на них — то растерянно, то изучающе.
Вскоре выполз и Костик — под обоими его глазами светилось по хорошему фингалу. Так бывает, когда попали по переносице, объяснил Митя. Но парню явно стало лучше. После завтрака они с Анькой разлеглись на диване в маминой комнате, уставившись в старенький телевизор.
— Пойдём пройдёмся, — предложил Митя, словно читая Сонины мысли.
Со вчерашнего вечера сильно похолодало. Соня достала резиновые сапоги с шерстяными носками, отыскала старые джинсы и шерстяной свитер себе, тёплую жилетку и телогрейку для Мити. Обуви для него не нашлось — Вовины галоши оказались Мите малы, и он отправился в своих модных ботиночках.
Пройти по поселковым дорожкам оказалось непросто — снег за городом до конца не растаял, дорогу развезло, и обувь моментально заляпалась грязью. Митя не обращал на это внимания. Они вышли к полю и остановились под тремя дубами, одиноко сторожащими дорогу. Это было знаменитое место дневных игр детворы и ночных свиданий влюблённых. Сейчас тут не оказалось ни души — дачный сезон закончился.
— Так что с этим парнем у Аньки — серьёзно? — поинтересовался Митя. — Пойми, я про деньги специально сказал, чтобы ему по башке надавать. Конечно, сейчас лучше откупиться, а то им жизни не будет. Но потом… уговори Аньку порвать с ним. Я таких видел, Сонь, это такое д ерьмо…
— Не всё так просто, Мить. Он не игрок, это Анька его на бабки раскручивала, она мне вчера рассказала.
— Небось, выгораживает.
— Нет… я её знаю.
— Ладно, завтра по любасу поеду в город, сниму им бабки. На карточке тысяч двести как раз наберётся.
— Что за карточка? — как можно безразличнее спросила Соня. — С работы?
Он легко купился на её невинные интонации.
— Не, на работе другая, там столько нет. Это отец мне кладёт каждый месяц, на карманные.
— А, ясно. Послушай меня, Митя, — голос у Сони стал твёрдым, — ни одной копейки ты с этой карточки не возьмёшь. И на меня или мою семью не истратишь. Иначе мы расстанемся. Навсегда.
Митя даже растерялся.
— Подожди… Но… Сонь, что за чепуха?
— Это не чепуха. Какая у тебя зарплата?
— Зачем тебе?
— А, значит, жена не должна знать, сколько получает муж? Хотя да, конечно… Я ведь тебе не жена…
— Полторы тысячи баксов, — нахмурился он. — Вот моя зарплата. Пока не густо.
— А по-моему, отлично! Для нашего города, где никто больше двадцати тысяч рублей не получает... Вот на свои и рассчитывай, если хочешь меня угостить, к примеру, или продукты купить. А родители… Ничего от них брать нельзя! Хватит нам твоего джипа на день рождения. Пойми, Митя! Хочу, чтобы ты только сам, даже если мало, даже если не хватит…
— Хорошо. Я возьму с этой карточки в долг, чтобы Аньке сейчас отдать.
— Нет. У меня есть деньги.
— Откуда же?
— Мама оставила мне… на свадьбу. Анька про них не знает, скажем, что от тебя, ладно?
— На свадьбу? — он помрачнел. — С «Дж-женей»?
Более издевательски произнести это имя было нельзя.
— Да, с Женей. Мать, слава Богу, не видела, что будет дальше, — Соня отошла от него, обогнула дерево и медленно двинулась по дорожке, обходя грязь. — Так что теперь уже всё равно.
Дима догнал её и молча пошёл рядом. Про деньги он больше не заговаривал. Соне показалось, он даже не возражает, чтобы свадебно-Женины бабки ушли на долги Костика. Для него эта сумма была чепухой, меньше карманных расходов от папы. А Соня… Соня нарушала последнюю волю матери, которая так старалась, так радовалась…
Они дошли до леса — здесь ветра не было. Митя сразу же захватил Соню в свои объятья и принялся целовать. Потом расстегнул свою телогрейку, поймал в неё Соню и прижал к себе, согревая. Сколько они так простояли, она не знала — казалось, время, наконец, услышало их и остановилось.
Соня уткнулась ему в шею и с наслаждением вдыхала его запах. Мысли и чувства у них, разумеется, сошлись.
— Ты… такая чистая, сладкая… проглотил бы тебя… — зашептал Митя. — У тебя кожа пахнет так вкусно — свежестью, такой морозной…
— Как в рекламе стирального порошка… — засмеялась Соня. — Запах морозной свежести.
— И ещё… чем-то новогодним… — он снова начал целовать её, — корицей… или ванилью… нет, ещё что-то хвойное…
— Мить, перестань, не смеши меня!
— Знаешь, ты кто? — не обращал внимания он. — Снегурочка ты моя!
Соня замерла — так её уже называл Женя.
— Тогда я растаявшая уже Снегурочка… или сгоревшая… — отвернулась она.
— Сонь… Сонечка, ты чего? — испугался Митя, снова пытаясь поймать губами её губы. — Дурацкое сравнение… Какая же ты Снегурочка? Ты — самая страстная, самая горячая…
— Ужасная сказка. Всегда её боялась. Кино выключала… Со счастливым началом, а потом… Кончилась моя спокойная ледяная жизнь.
— Значит, до встречи со мной ты была счастлива? — теперь он пытался встретиться с ней глазами.
— Да, была… Конечно, была, — Соня посмотрела на него прямо.
— Вот как?!
— Да, Мить, вот так. Ты — моя беда. А ты что думал — счастье?
— Соня…
— Только беда мне дороже. Я бы не променяла её… ни на что.
— Сонечка…
— Мить, слишком быстро и легко я тебе досталась, да? — вдруг сказала она. — Всё, что легко достаётся, невысоко ценится.
— Легко? — усмехнулся он. — А ты мне досталась, Сонь, а? Досталась разве? Я до сих пор в это не верю. Не чувствую, что ты моя… Вроде хватаю тебя, держу вот обеими руками, а ты готова выскользнуть, проскочить… Как посмотришь куда-то… в небо — так вроде засобиралась к себе на родину… Не улетай от меня, Сонь, пожалуйста… или уж с собой возьми — на Луну… или куда там… Я тебе там сильно мешать не буду… Только целовать буду… всю — зацелую… Возьмёшь? Обещай, что не бросишь…
— Я без тебя уже не живу, Мить. Какая уж там Луна…
***
К их возвращению Анька взялась готовить обед, но хватило её лишь на то, чтобы почистить под холодной водой пару картофелин. Соня нагрела воду и прогнала сестру к телевизору. Они с Митей немного похозяйничали вдвоём, перешучиваясь и обмениваясь колкостями насчет его способностей к кулинарии. На самом деле, за что бы он ни брался, всё у него получалось, и, хотя восторгов Соня вслух не высказывала, ей дико нравилось, что образ мажорного мальчика тает прямо на глазах.
После обеда Костя под Диминым руководством позвонил кредиторам и объяснил, что деньги привезёт его приятель. Накануне решили, что самому Костику лучше отлежаться, да и лишний раз не маячить — мало ли что. Затем трубку взял Митя — договориться о месте встречи.
— Не, пацаны, — ответил он, выслушав кого-то, — никаких парков и закоулков. Холодно, да и не хочу, чтоб по башке огрели. Если у вас всё по честнаку, давайте в приличном заведении. Или вас в приличные места не пускают?
Потом усмехнулся, услышав ответ:
— «Парус» так «Парус». Сегодня вечером, в девять — раньше не успеваю. Замётано. Выпивка за мой счет — за неудобства.
Он положил трубку и повернулся к Костику:
— Мелкая шушера. Нашёл, у кого занимать…
— Да вроде приятель бывший, со школы, — скривился парень. — Откуда я знал, что он гнида такая?
— Какая — такая? Не фиг было вообще в долги влезать!
Тон у него стал небрежно-высокомерным. Похоже, ситуация доставляла ему удовольствие — риска как будто никакого, а нервы приятно щекочет. Во всём этом звучало такое мальчишество, что Соня иронично улыбнулась. Увидев насмешливые искорки в её глазах, Митя нахмурился.
— Ладно, Сонь, я смотаюсь туда-обратно, а вы…
— Ну уж нет, — она встала. — Я тебя одного не пущу. Мало ли какие разборки… Едем вместе.
— Сонь, да ты что, какие разборки? Фигня всё, отдам — и обратно.
— Нет.
— Да нельзя тебе туда! — раздражённо проговорил он. — Зачем вообще надо, чтобы эти ж лоб ы тебя видели?
— Сам же сказал — ничего серьёзного! И потом… мне надо домой заехать, — многозначительно произнесла она.
Соня имела в виду — за деньгами. Она опасалась, что потом он их уже не возьмёт.
— Ладно, давай, — внезапно передумал Митя. — А до которого часа загс работает, кто знает?
Анькины глаза округлились, но она быстро взяла себя в руки.
— До шести, наверное, — сказала она.
— Сегодня всё равно не успеем, — быстро проговорила Соня.
— А мы? — поинтересовался Костик. — За нами когда вернётесь?
— А вам тут плохо, что ли? — с усмешкой поинтересовался Митя. — Печку сами не растопите?
— Приедем завтра, чтобы ночью не ехать, — пообещала Соня. — Справитесь?
— Угу… — мрачно кивнула Анька.
Сестра старалась вести себя как можно доброжелательней, но периодически замыкалась в себе. Вот и сейчас, не обращая внимания на Костика, оделась и вышла на улицу — как подозревала Соня, курить.
Проводив её расстроенным взглядом, Соня сбегала за сумкой и спустилась вниз. Лиса она на этот раз не забыла. На улице похолодало ещё сильнее, даже подморозило. Они с Митей уселись в ледяную машину, но он включил подогрев сидений, и тепло быстро окутало их. Прежде чем тронуться, Митя минут пять прогревал мотор, вольготно расположившись за рулём. В его позе было такое блаженство, что Соне стало ясно, чего стоили Мите несколько дней без любимого авто.
По дороге у них вышел спор — Соня настаивала, чтобы они заехали сперва за деньгами, Митя считал это просто потерей времени. Он всё ещё надеялся успеть до закрытия в загс, однако в шесть они только въехали в город.
Пришлось всё-таки зарулить домой. Это только ухудшило Митино настроение — они были наедине, но его надежды, что Соня уступит, не оправдались. Её, и правда, охватил почти суеверный страх — она боялась нарушить данное себе обещание, словно его соблюдение могло что-то исправить или спасти. Она не оставила Мите ни единого шанса, и от этого он стал раздражённым и злым.
К тому же сегодня, пока они были на даче, ему звонили родители. С отцом Митя поговорил очень кратко и, увы, в прежнем тоне, и снова первым бросил трубку. Следующий звонок раздался после обеда. Митя только глянул на номер, встал из-за стола и, не одеваясь, вышел с телефоном на улицу. Вернулся минут через пять — темнее тучи. Соня даже не стала спрашивать, кто это. На отца Митя реагировал иначе — бесился и пытался что-то доказывать. А после разговора с матерью выглядел выжатым и подавленным. Лицо у него посерело, Соне казалось, что он готов заплакать от обиды.
Больше он на звонки не отвечал, поставил режим «без звука», а сейчас, глянув на беззвучно надрывающийся телефон, выключил его вообще.
— Мить… это не выход, — тихо произнесла она.
Они как раз одевались, чтобы идти на «стрелку».
— Ничего… не грузись, Сонечка. Встречу её в пятницу и поговорим… поставлю её перед фактом. А так — только истерики слушать… на фиг, не хочу.
Но никакой надежды в его глазах не зажглось.
— Мить. Нам нельзя ни в какой загс, — решительно сказала Соня. — Ни завтра, ни послезавтра. Тебе надо сначала решить всё с родителями.
Он молча снял с вешалки куртку и подал её Соне.
— Подожди, — она отвела его руку, — вся эта спешка, это ведь потому… если это только из-за… Ты торопишься, потому что я… отказываюсь без венчания, да?
— Одевайся, Сонь, мы опаздываем.
— Ты не ответил.
— Сонь, если надо, я потерпел бы, лишь бы знать, что ты никуда от меня!.. Но мы должны расписаться как можно быстрее, сейчас это главное.
— Это сделает только хуже! Митя, я… Мить, ну хочешь, я буду жить с тобой так… — она отвернулась, — пусть… всё равно уже… А пока подадим заявление… спокойно… назначим дату в церкви. В январе — значит, в январе… А за это время ты увидишься с ними, обсудишь, и, если не передумаешь…
Она ожидала горячих возражений, восклицаний типа «ну вот ещё!», но Дима ответил иначе — сумрачно, твёрдо, как человек, готовый к самому худшему:
— Нет, Сонь. Это надо сделать сейчас, иначе они жизни не дадут.
— А ведь я говорила…
— Да, говорила! — перебил Митя. — Но я и подумать не мог, что это будет… вот так.
Соня не стала спрашивать, как именно.
— Ты… их боишься? — она тревожно вглядывалась ему в лицо.
— Я думал, если мать меня любит, то сразу поймёт… Но она даже слушать ничего не желает, слова не даёт сказать! — вырвалось у него с горечью.
— Мить… нам нельзя напролом, это плохо! Я не хочу.
— Соня! — почти отчаянно проговорил он. — Ты должна быть моей! И никто, никто не докажет мне другого! Но я действительно… боюсь. Мама — она… она хорошая, добрая, многим людям помогает. Но если что втемяшит себе в голову — способна на всё. Особенно ради меня, как ей кажется. Всё сделает, чтобы… А я не могу тебя потерять!
— Она может нас разлучить?
— Никто не может нас разлучить! — Митя с силой сжал её руку. — Я другого боюсь… что она тебе больно сделает. Что-нибудь скажет, или… Знаешь, ведь та женщина, с которой отец… ну, пока по стране бегал… Там ребёнок родился. Отец когда от них ушёл… та женщина — она ничего не требовала. Они расстались, она уехала… Он даже алиментов тому парню не платил. А потом она вдруг приезжает, из другого города, с другого конца страны, мне уже шестнадцать исполнилось. У неё случилось что-то серьёзное, больше не к кому было обратиться. Заболела она, что ли, а родных не осталось. За сына просила. А мать с ней так поступила… поставила отцу ультиматум: если ты того ребёнка признаешь, то Димка тебе больше никто. И ни копейки не разрешила им дать.
— Подожди… твои родители — они ведь к тому времени уже развелись?
— Да, отец уже восемь лет как с Лариской жил.
— Как же твоя мама могла ему приказать?
— Ты не понимаешь. Он её до сих пор любит — вот позови она сейчас, и… Мне иногда кажется, что я ему нужен только ради неё. Мать на него так влияет… А от Лариски у него родных детей нет. Лариска бесится просто — кто у тебя жена, она или я? Ну и…
— А почему… Почему твоя мама именно против той женщины так восстала?
— Так в этом-то и суть — из-за меня! Чтобы он того сына не признавал. Она и на Наташку тоже гнала — что папа её содержит. Но тут-то уже ничего поделаешь, раз сама ему отказала. И вдруг на тебе — ещё одна с ребёнком заявляется! Причём с родным… Ну и ревновала, наверное, всё-таки. Считала разлучницей. А может, боялась, вдруг папа бросит Лариску, и снова с этой… а там сын… Я в чём-то могу понять… но я бы так не смог. Мне эту тётку жалко было… хотя из-за неё родители и расстались, но… Я думал потом про брата — какой он, что с ними стало…
— И что с ними стало?
Дима поморщился, как от сильной боли.
— Да какая разница… Кажется, она умерла, а что с братом… никто не знает.
— А твой папа — как же он допустил… — начала Соня и прервалась, увидев его лицо.
— В общем, ты должна быть моей женой — по всем правилам, — глаза у Мити потемнели. — До пятницы. И… ладно, поехали… время поджимает.
Соне всё это ужасно не нравилось. Её тоже охватил страх. Разве справиться ей с Калюжными, если они начнут борьбу за единственного наследника? Как там пишут в плохих дамских журналах — боритесь за своё счастье? По силам ли это ей?
Она заперла квартиру и засеменила за Димой по лестнице — он тянул её за руку. Так что же ей делать? Отказаться от него? Добровольно всё прекратить? Но разве можно теперь с ним расстаться? Да что там — расстаться! Не видеть его дольше минуты — и то испытание.
А может, Митя преувеличивает — Соня ведь не слышала его разговора с матерью, да её и в городе-то нет. Одного Соня не понимала — откуда у Калюжных такая паника? Даже если у них возникли понятные, в общем-то, опасения, они могли бы сперва разобраться, хотя бы увидеть для начала, кого выбрал их сын. Не дёргать его, поговорить с ним спокойно, познакомиться с Соней, пригласить её в гости.
«Глупости, — ответила Соня самой себе, — чтобы понять, что ты Диме — не пара, им достаточно краткого резюме… нескольких слов. И для них эта свадьба, если она будет — действительно, конец света».
***
По дороге Митя несколько успокоился, только на всех светофорах, отпустив руль, брал её руку в свою и крепко сжимал. Они подъехали к ресторану. «Парус» считался лучшим заведением города, стоял на живописном холме и ещё издали засверкал оттуда всеми своими огнями. Ко входу вела дорожка из фонарей и искусственно выращенных пальм. Митя припарковался — похоже, у Калюжных на этой стоянке имелось личное место, потому что служащий, едва завидев подъезжающий джип, быстро убрал ограничители.
— Странно, что тебе здесь назначили… — Соня тревожно рассматривала ресторан из окна машины, не спеша выходить. — Они что, эти ребята — такие крутики?
— Да не… понтов больше, — хмыкнул он. — Небось, думали, я откажусь, по Костяну судили. Вообще по разговору они мне не понравились, дурак Костик, вляпался… Так, Сонечка, слушай внимательно. Садишься за столик — и сиди, жди меня там, к этим не подходи, ясно? Ладно, давай бабки…
Она передала ему пачку, не зная, что при этом чувствует. Каждая купюра хранила тепло маминых рук, её заботу о Сонином будущем. Но, отдавая их, она окончательно перечёркивала всё, связанное с Женей, и это несло облегчение.
Они вышли из автомобиля. Соня нерешительно замерла возле крыльца.
— Мить… там могут быть твои знакомые?
— Могут, конечно. А что?
— Да нет, ничего… Слушай, а если эти бандиты заваруху устроят?
— С чего бы вдруг? Мы же им долг отдаём.
— Может, у них там все свои. А мы одни.
— Да не бойся, Сонь! Было бы опасно, я бы тебя не взял. Эта забегаловка сто лет уже папина.
Она подняла брови, но Дима ничего не заметил и потянул её внутрь. Швейцар заботливо распахнул перед ними дверь и склонился в чересчур низком поклоне. Внутри царил полумрак. Навстречу вышла девушка и поинтересовалась, заказывали ли они столик.
— Новенькая? — рассеяно спросил Митя и неторопливо повёл головой, словно разыскивая знакомых.
Девушка начала проявлять нетерпение, но тут к ним подскочил администратор. Он гневно завращал на девушку глазами, и та испуганно скрылась в тени. В голосе мужчины оказалось столько приторной сладости, что Соню чуть не затошнило.
— Дмитрий Антонович! Какой сюрприз… Пожалуйста, сейчас мы вам лучший столик… Где пожелаете?
— Вот там — у окошка, — кивнул Дима.
Они прошли вглубь ресторана. Табличка «столик заказан» моментально исчезла, а на скатерти появились приборы и свечи.
— Ну вот, хоть в нормальное место тебя сводил, — улыбнулся Митя. — А то чёрт знает кого тут кормил, а тебя, курам на смех — в «Макдональдсе».
Соня, не поднимая глаз, уставилась в принесённое меню. Но Дима ничего не замечал — он чувствовал себя здесь, как рыба в воде. Быстро распорядился насчёт ужина и достал телефон — узнать, где же Костины кредиторы. Коротко переговорив, огляделся, привстал и кому-то кивнул. Соня тоже их увидала — человек пять коротко стриженых парней в кожанках сидели в табачном дыму в дальнем углу заведения.
— Водяру сосут, ж лобы. Ладно, я пойду. Сиди и не вставай, поняла? — Митя поднялся с места, упреждающе дотронулся до её плеча и отправился к их столику.
Соня наблюдала, как он подошёл, поздоровался за руку с одним из парней и, даже не глянув на остальных, сел на свободное место, спиной к залу. Соня смотрела на него, не отрываясь, стараясь понять, что происходит.
Прошло всего несколько минут, и ей показалось, что завязался спор. Голоса стали громче, в жестах появилась агрессия. Внезапно все повскакали с мест, и Соня тоже невольно вскочила. Официант замер возле её столика с подносом в руках — он тоже смотрел в ту сторону, не зная, что предпринять. А Соня, не раздумывая, рванула на помощь.
Крепкий, накачанный парень угрожающе нависал над столом, уставившись на Митю. Увидав Соню, небрежно скривил губы:
— Что ещё за тёлка-на — ты, что ль, привёл?
Митя обернулся — взгляд его выразил недовольство. Он нахмурился, однако взял Соню за руку и ответил со злым напором:
— Тёлка — у тебя в совхозе. Фильтруй базар на х…!
Выдержал паузу и добавил:
— Чё скачешь? Уймись. Я один, вас — много.
Он демонстративно уселся обратно, дёрнул Соню за руку, и она тоже опустилась на стоявший рядом стул. Все нехотя последовали их примеру.
— А теперь ты послушай… — небрежно начал Дима.
Он говорил с какими-то новыми для неё интонациями — нарочито безразлично, почти лениво, намеренно растягивая слова.
— Должок — сто пятьдесят, — сказал он. — Так вот тебе сто пятьдесят. Думаешь, на лохов напал, сочинение мне тут пишешь? Нужны бабки — бери. Не нужны — я ухожу. Но тогда, братва, без претензий.
В его голосе звучали презрение и показная скука. Соню же трясло мелкой дрожью, но она старательно скрывала страх.
— Счётчик работал-на, — упрямо покачал головой бычок. — Двести на стол-на — и мы в расчёте-на.
— Ну, а если нет?
— С баблом по любасу не выйдешь-на. На остальное — новый процент-на. И рёбрышки посчитаем, как дружбану твоему — последнее китайское. Мы ему на раз-два всё разжевали-на. А он снова мутит-на!
— Ну-ну… — спокойно ответил Митя. — Сейчас я тебе всё разжую.
Он сделал акцент на слове «я». Не оглядываясь, махнул рукой, и тотчас к нему подскочил официант.
— Слушаю вас, Дмитрий Антонович.
— Боря… Принеси-ка нам вискаря — я угощаю.
— Какого, Дмитрий Антонович?
— Хорошего, Боря, хорошего. Или, может, по коньячку, а, пацаны?
Ж лобы в недоумении переглянулись.
— Что скромничаем? — развеселился Дима. — Я же обещал — выпивка за мой счёт. Но только, пацаны, это всё, что я обещал. В общем, так. Я предлагаю мир. Счётчик — это не по-хорошему, не по-нашему. А коли по-хорошему вам не нравится… Как знаете. Только на мой счётчик вам лучше не попадать.
Конец фразы он произнёс неожиданно жёстко, таким угрожающим тоном, что главный ж лоб переменился в лице.
— Дмитрий Антонович… — как будто прозревая, проговорил он. — Ребя! Это ж… это ж… Калюжного сын!
Последние слова он выдавил благоговейным, испуганным голосом. Наглая уверенность моментально слетела со всех лиц. Митя молчал, с каким-то зловещим удовольствием наблюдая за их реакцией.
— Дмитрий Антонович! — ж лоб встал с места, словно школьник перед директором, склонился и загнусавил жалобно:
— Я ж не знал, вот-те крест — не знал! Ну как этот лохозавр у тебя в дружбанах ходит — кто ж подумал бы? Да не надо нам его бабок-на — правда, пацаны? Не сердись, а? Зуб даю — ничего такого и в мыслях не было…
Митя достал из внутреннего кармана деньги и презрительно бросил их в чью-то тарелку.
— Твоё — значит, держи. И обходи парня подальше.
— Да пусть себе гуляет! И баба его тоже — мы же так просто, попугать…
— Его, как ты говоришь, «баба» — сестра моей девушки.
— Понял. Всё понял! — подобострастно повторил тот. — Пусть ходит в любых переулках — как под охраной! Благодарность — за угощенице. Дмитрий Антонович! Разреши — мы за твоё здоровье выпьем!
— За здоровье Костика лучше пей. Пока тебе за его рёбрышки не припомнили. Ладно, Сонь, пойдём, поужинаем, наконец.
Митя встал и потянул за собой Соню. Не успели они вернуться за свой столик, как официант принялся метать на него блюда. Дима, как ни в чём не бывало, взялся за осетра, ловко орудуя ножом и вилкой. А Соня сидела и смотрела в стол.
— Сонь, ты чего? — поднял голову Митя. — Ешь, давай. Может, ещё что закажем?
— Не хочется… — тихо проговорила она, не поднимая на него глаз.
— Маленькая, ну, что ты? — ласково заговорил он, нежно дотрагиваясь до её руки. — Испугалась, да? Прибежала… защитница моя. Ну, не волнуйся. Костика больше не тронут — поверь мне.
Она кинула взгляд в дальний угол — парни тихо гудели, не зная, что предпринять: то ли поскорее убраться, то ли пить принесённый виски. Наконец, главный, наполнив бокал, поднялся и опасливо подошёл.
— Ну, чего тебе ещё? — раздражённо бросил Митя.
— Это… Дмитрий Антонович, — нерешительно начал тот. — Мы тебя и отца твоего… чтим и уважаем… вот. Позволь… ну… за ваше здоровье… и девушке твоей… наш респект. А если тебе чё понадобится…
Он осёкся, сообразив — что может понадобиться от него сыну Калюжного?
— Ну, в общем — твоё здоровье!
Митя, желая поскорее от него отделаться, нетерпеливо чокнулся с ним, и тот, малость успокоившись, ушёл.
— Зассали, гады… — удовлетворённо бросил Дима. — Это тебе не Костика ногами пинать… Соня! Сонь, ты куда?!
Она не могла больше здесь находиться. Подхватила сумку и, забыв про куртку, вылетела прочь. Кинулась по освещённой фонарями дорожке — подальше от этого гадкого ресторана, куда глаза глядят. Однако Митя в два счета её догнал.
— Ты что? С ума сошла? Оденься немедленно!
Он поймал её и попытался надеть на неё куртку, но Соня с силой оттолкнула его.
— Да что с тобой?! Что?! — повторял Митя.
Он, наконец, жёстко обхватил её, так крепко, что стало трудно дышать. И только когда она потеряла силы и перестала вырываться, чуть ослабил объятья, однако продолжал удерживать обеими руками.
— Отпусти меня… — бесцветным, усталым голосом проговорила Соня, глядя куда-то в сторону. — Не хочу тебя. Не хочу с тобой…
— Да что случилось, в конце-то концов! — уже в отчаянии выкрикнул он.
— Мне не нужен… сын Калюжного. Дмитрий Антоныч! Гроза всех бандитов... Я ненавижу таких, как ты — ясно?! И всю вашу семейку… и то, как вы людей давите — ногтём…
— Да ты что?! Отморозков, что ль, пожалела? Так я ничего им не сделал.
— Надо будет — сделаешь! Вы так — каждого… кто вам дорожку перейдёт. Ты — ничуть не лучше этих. Ты хуже! Хуже, хуже!
— Сонечка… — он испуганно целовал её. — Сонечка, пожалуйста… это же я, твой Митя… да я просто понтов нагнал… Я отцовскими делами не занимаюсь…
— Ты его именем прикрываешься! Значит, согласен! Значит — с ним вместе! И будешь — таким же! Ты уже…
— Сонь… они сами меня узнали — я не собирался называться!
— Ты всё понимал… когда в «Парус» шёл. Ты бы видел себя — со стороны… Мерзкий, самовлюблённый… Да я бы и без тебя отдала эти деньги! Двести, так двести — плевать!
— Соня!
— Пусти немедленно. Видеть тебя не могу.
Она сказала это с такой ненавистью, что Митя вдруг опустил руки, оставив на её плечах куртку. Он только смотрел — потерянный, раздавленный, пытаясь удержать её хотя бы взглядом. Но Соня развернулась и пошла вперёд вдоль дороги, мимо его джипа, не оглядываясь. Она прошла метров пятьдесят, зная, что он за ней не идёт, и радовалась этому, испытывая что-то сродни злобному облегченью. Всё, всё!.. Это всё невозможно, это пора закончить, немедленно!
Вдруг сзади послышался громкий треск и звон битого стекла. Соня вздрогнула, замерев от страха. Она вдруг поняла — если с ним что-то случится, она тут же умрёт. Куртка, так и не надетая в рукава, свалилась на землю. Соня резко обернулась.
Митя стоял возле своей машины с бейсбольной битой в руках. А из окон автомобиля сыпались осколки. Соня застыла на месте. Она видела, как Митя швырнул на асфальт ключи и, не оглядываясь, бросился к ней. Подошёл близко-близко и проговорил, задыхаясь:
— Ни именем, ни деньгами отца я больше пользоваться не буду. Обещаю. Пожалуйста… не уходи.
— Нет… на кой мне нужны… эти жертвы! Это твои близкие, твои родные! Я чужая — им и тебе. Нет, всё! Давай всё закончим! И будет намного проще. Митя, тебе будет проще, правда! И мне! Нам обоим…
— Ни за что, — твёрдо проговорил он.
Несколько секунд они смотрели друг на друга. Потом он поднял с тротуара куртку и почти насильно напялил её на Соню — сам запихнул в рукава её руки, застегнул молнию.
И они отправились домой. Просто шли рядом и ни о чём не говорили — минут сорок, через центр, мимо монастыря, в котором были вчера. На одной из остановок возле них притормозила запоздавшая маршрутка. Не сговариваясь, они влезли в неё и доехали до нужной улицы. Вошли в квартиру. И тут обоих как прорвало.
Они рассказывали друг другу всё — взахлёб. Соня — про маму, Вову, сестру… Про то, как Мара отдавала последнюю копейку детям, а заодно и Вове с Жанной. Про то, как бунтовала Анька — против нищеты, против того, что они обе — и Мара, и Соня — чувствовали себя комфортно без всяких благ и дорогих шмоток. А Митя — про интернат, про свою жизнь с матерью, а потом и с отцом, как и чем они занимались, и как он во всём этом жил. Про то, что никогда не вникал в дела Калюжного, но и про то, как скучал по отцу все эти годы и был счастлив сблизиться с ним. Про то, как невольно гордился им. Про ревность матери, про собственные отношения с мачехой. Про друзей-подхалимов, про ощущение денег в кармане и новые возможности… И про то, что готов всё это оставить, забыть, выкинуть — ради неё одной, ради Сони.
Они повторялись, рассказывали уже давно рассказанное, и всё никак не могли успокоиться. Потом легли спать — вымотанные, измочаленные, обнявшись, как накануне на даче. Соня даже забыла достать из сумки Бориса, только завела будильник — на девять часов.
Когда он прозвенел, Митя даже не проснулся. Соня аккуратно вылезла из его объятий и пошла на кухню — готовить завтрак. Поставила на плиту сковородку, разбила туда пару яиц. Потом подошла к окну — посмотреть погоду.
Прямо возле подъезда стоял Митин джип — с четвёртого этажа он был виден, как на ладони. Все его окна были целыми.
Продолжение - глава 15.
(начало - глава 1, глава 2, глава 3, глава 4, глава 5, глава 6, глава 7, глава 8, глава 9, глава 10, глава 11, глава 12, глава 13)
Про лайки и комментарии стесняюсь напоминать)) ну, вы знаете)))
___________________________________________
Обложка - Елена Юшина
Иллюстрации - Олег Ильдюков