Фильм 1. Доживем до понедельника
(реж. С. Ростоцкий, 1968)
Жвачка про прекрасную оттепельную школу — что может быть скучнее! Особенно когда это снято на фоне только что отстроенного новенького микрорайона, который вместо энтузиазма вызывает у героев пессимизм в духе Кафки (первые русские переводы которого вышли в свет в 1964 году) или даже Сартра (его начали печатать в СССР десятью годами раньше), пропитавший в конечном итоге всю шестидесятническую интеллигенцию.
«Ну чё такие кислые?» — хочется спросить у будущего Штирлица-Тихонова, после роли князя Болконского променявшего амплуа «своего парня» на благородного страдальца «из семьи потомственных интеллигентов».
А потому что учебники новые напечатали, где сократили лейтенанта Шмидта до 15 строчек. Потому что девушки не любят, а та, которая полюбила, — даже английский, свой предмет, не в состоянии выучить как следует. Потому что начальник — карьерист, ловит веяния времени и живет в ногу с линией партии. А мамаша утомила своей опекой: сядет на фоне фамильной ширмы (потом ее позаимствовал Рязанов в «Иронию судьбы»), завернется в свой старорежимный платок — и давай слушать музыковедческую лекцию про электронику по телевизору. А родители учеников перестали от них что-либо требовать — требуют только хорошие отметки от учителей, а особо одарённые оригиналы даже умудряются протаскивать за уши в новый учебный год кандидатов в класс коррекции. Говорят неправильно, ударения не те, интонации не те, и про декабристов никто не читает…
Боже, какая черно-белая скукотища! Заседания политбюро — и те занимательнее.
Фильм 2. Ключ без права передачи
(реж. Д. Асанова, 1976)
Телепрограмма «До 16 и старше», только на 7 лет раньше. Подростки и Проклова (найди 10 отличий), все хиппуют, обсуждают абстрактные темы вроде «Что бы ты сказал человечеству, если бы тебе была предоставлена такая возможность?» и «письма потомкам» и коллективно не любят училку по химии (Лидия Федосеева-Шукшина).
Приходит новый директор (Алексей Петренко), его будто выписали из каптёрки или с соседней автобазы взамен старой полуслепой директорши. Типичный ленфильмовский мрачняк. Бонусом — пока еще не монахиня Васильева и лиричные пейзажи Токсово. В остальном всё вполне предсказуемо: школа, дисциплина, разговорчики, драки и влюбленности.
Когда тебе 17, смотреть в самый раз. Иначе — только с социологической точки зрения. Шутка ли, новый администратор Петренко собрался вести не только автокружок, но и обществоведение, типичный предмет-ни-о-чем. Сегодня его заменили бы на «основы геополитики» или «введение в глобализацию».
Каждому времени — свои беспредметные предметы. И фильмы.
Оба фильма с разницей в 8 лет сняты по сценариям Георгия Полонского
(который, конечно, не чета сценаристу-однофамильцу Абрахаму Полонски). Умели же снимать некоторые: рыхлый сюжет, отсутствие внятного драматургического конфликта и интриги, ничего не происходит, в кадре нудят поэты-пенсионеры, идет дождь или снег, ученики скучают, время идет — и ничего, зритель доволен, кто-то даже в восторге, получите премию, это же хит национального проката.
Полонский по сути продал одну историю как две, немного изменив обстоятельства (там осенняя Москва, тут зимний Ленинград), но мало что изменив по существу.
Давайте разбираться:
- Герой Тихонова и героиня Прокловой — это эдакий супергерой, вроде бы и профи в своем деле, но дико высокомерный учитель, который ведет себя с остальными крайне заносчиво и вызывающе. На этом фоне начинаешь даже сочувствовать тете с дулькой (Нина Меньшикова из «Доживем до понедельника»), пусть и изобразили ее исчадием школьного ада.
- Оба учителя литературоцентричны, причем до болезненности: и если Проклова ведет литературу, то Тихонов вообще-то специализируется на истории, что не мешает ему всем делать лингвистические замечания, рекомендовать «тренировать речь», цитировать классиков и обсуждать неназванные в фильме книжные новинки.
И у самого автора ощущается стремление выражать свои идеи афоризмами: все эти сентенции «Ключ без права передачи», «Доживем до понедельника», «Счастье — это когда тебя понимают» недвусмысленно претендуют на то, чтобы остаться в веках. - Оба живут в неполной семье: герой Тихонова обитает с мамой, которая в качестве последнего шанса уже готова его женить на его же ученице, а у Прокловой маленький ребенок, которого она воспитывает без мужа. Родных почти нет, друзей тоже — только ученики и любимые поэты. Хоть бы собаку завели, да и она бы точно перегрызла поводок, чтобы сбежать из этого ада.
- В центре повествования — старший класс. Старший класс = самый трудный класс. Только играют их (особенно в «Доживем до понедельника») какие-то переростки, минимум третий, а то и выпускной курс института. А самый старший из них, неформальный лидер класса, в отличие от остальной массы подчеркнуто ходит не по форме: в спортивной куртке или в джинсах. И с девушкой...
И все дружные до такой степени, что сейчас даже не верится. Посмотрели бы они на старшеклассников Гай Германики («Все умрут, а я останусь»), те хотя бы не притворяются.
- В фильме Асановой директор школы как бы из военных, а в «Доживем до понедельника» вместе с директором войну прошел и герой Тихонова. Верится в это, честно говоря, с трудом. От военного ждешь военной дисциплины, но нет: мягкотелость и сопли.
- Коллектив = клубок змей. Ну в целом да, нашли чем удивить: педколлектив может быть еще тем серпентарием (Полонский сам работал учителем в школе, ему ли не знать), и в этих двух фильмах учителя мало чем другим заняты, кроме как сплетнями, взаимными обидами и разочарованиями. Плюс конфликт поколений: опыт против молодости, куда уж очевиднее.
- Мотив доверия между учителем и учеником, тот самый «ключ без права передачи»: старшее поколение учителей относится к ученикам формально, молодые учительницы (героини Прокловой или Печерниковой) ведут с учениками неформальные беседы и даже дружат. А между этими двумя позициями мечется мужчина среднего возраста (Тихонов или Петренко), который пытается нащупать некий баланс.
- Поэзия как литературный жанр: жалостливое пение Тихонова на стихи Н. Заболоцкого под не менее жалкий фортепианный аккомпанемент, «второстепенный автор» Баратынский и стихи школьника (а на самом деле – Г. Полонского) о журавле в «Доживем до понедельника», поэты-шестидесятники, пафосно читающие стихи в годовщину смерти Пушкина, дружное хоровое исполнение «Давайте восклицать» Окуджавы под гитарку в «Ключе без права передачи».
Бедный Пушкин, бедный зритель, бедная школа…
В общем, то ли время было другое, то ли люди, то ли воздух, то ли поэзия, то ли песни. Но сколько же в этом картона, позы, когда и стихи больше не трогают, а нравоучительные, старательно заученные наизусть сентенции уже давно превратились в трюизм.