Всем утра доброго, дня отменного, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute или как вам угодно!
Заявившись в prelude с анонсом цикла, задумался... Как преподнести читателям канала Александра Михайловича Горчакова? На каком блюде и под каким литературным "соусом"? Выписывать его биографию - скучно и... слишком уж уж... банально - особенно для такого отмороженного напрочь канала как "Русскiй РезонёрЪ", слоганом которого значится "Окололитературная престидижитация словесами". Чутьё неумолимо подсказывает мне: здесь нужен путь иной, не торный... А пока определяюсь со стилистикой подачи, надо нашего нового героя хотя бы представить!
Для начала необходимо развеять бытующие до сих пор иллюзии вокруг имени Горчакова, - дескать, раз Рюрикович, стало быть, родился с пресловутой золотой ложкой во рту, в роскоши и богатстве... Вовсе нет. В Лицей набирались отпрыски преимущественно обедневших фамилий, заслуги предков - да, это учитывалось, но главным резоном к зачислению были всё же вступительные экзамены. Например, из двух привезённых к министру Разумовскому прославленным адмиралом Петром Ивановичем Пущиным внуков зачислили лишь одного.
Отступление. Изначально предполагалось обучение в Лицее Великих Князей Николая и Михаила Павловичей. Пофантазировалось... Насколько бы иначе сложились судьбы многих лицеистов (да и - чего там! даже и России), осуществи Александр I свой замысел! И каким бы путём пошёл сам Николай, воспитывайся он не "вторым отцом" (как он его позднее называл) генералом Ламздорфом, а людьми совсем иного сорта - Куницыным, Кошанским, Энгельгардтом и Галичем? Быть может, и декабристы так и плели бы потихоньку нити своего заговора, покуда им это не прискучило бы... И Пушкин бы занял официальное место первого российского историографа, и никакие интриганы не посмели бы даже в мыслях своих затронуть ни чести его, ни даже имени!.. Как знать!
Поговорим немного о семье. На момент зачисления новоиспечённого двенадцатилетнего лицеиста Александра Горчакова отец его, князь Михаил Алексеевич, генерал-майор, уволенный при Павле в отставку, служил инспектором вятской милиции. Бабушкой Александра по отцовской линии была Анна Ивановна Пещурова... Да-да, знакомая всем пушкинистам фамилия, будущий псковский сосед поэта и тамошний же гражданский губернатор Алексей Никитич Пещуров был двоюродным дядей Александра, жил в Петербурге и служил управляющим Государственным заемным банком.
Человек светский, безусловно принятый в обществе (и состоятельный), Пещуров принял Александра к себе, тем более, что Горчаков-старший - при его постоянной нехватке средств - был обременён ещё четырьмя детьми.
Отступление. Канцлер Горчаков пережил всех своих сестёр. Старшая Анна была замужем за графом Соллогубом (к слову - дядей писателя Владимира Соллогуба). Вторая - Елена, вышла за полковника Кантакузена из древнего рода молдавских Господарей. Следующая за Александром Елизавета была была замужем за одноногим (потерял ногу при Бородине) полковником Преображенского полка Обольяниновым. Мужем младшей Софьи был Аврамий Петрович Хвощинский, владелец имения Волынское-Давыдково-Кунцево. А если учесть, что приёмная мать Александра Елена Васильевна (родная - Анна Пещурова - скончалась, когда Александр был ещё мал) имела от первого брака сына Карла, впоследствии женившегося на родной тётке Л.Н.Толстого, то... Так и хочется в очередной раз воскликнуть: как тесен был дворянский мир, и как причудливо переплелись судьбы его представителей! Можно лишь представить себе ужас молодого Императора Николая Павловича, когда ему постепенно - фамилия за фамилией - раскрывали одного заговорщика за другим.
Возвращаясь к дяде Горчакова-младшего - Алексею Никитичу Пещурову, надобно заметить,что оба, проживая единой семьёй, сделались крайне привязаны друг к другу, Александр взял на заметку и манеры "большого света", и особый светский стиль обхождения, очевидно, свойственный как самому дяде, так и его окружению. Так что неудивительно, что на момент зачисления в Лицей, Горчаков-Рюрикович полностью соответствовал знатности своего рода, и не только образованностью, но и манерою поведения, и даже особой "расслабленной" походкой.
Из отзывов о лицеисте Александре Горчакове его преподавателей.
"Князь Горчаков (Александр), 14-ти лет. Превосходных дарований. Благородство с благовоспитанностью, крайняя склонность к учению с быстрыми в том успехами, ревность к пользе и чести своей, всегдашняя вежливость, нежность и искренность в обращении, усердие, ко всякому дружелюбие, чувствительность с великодушием и склонность к благотворению суть неотъемлемые принадлежности души его; пылкость ума и нрава его выражают быстрая речь и все его движения; при всем том он осторожен, проницателен и скромен. Крайняя чувствительность причиняла ему прежде много страданий, но теперь она вошла в пределы умеренности; он начинает сносить ее со свойственным великодушием. Опрятность и порядок царствуют во всех его вещах"
"…сотканный из тонкой духовной материи, он легко усвоил многое и чувствует себя господином там, куда многие еще с трудом стремятся. Его нетерпение показать учителю, что он уже все понял, так велико, что никогда не дожидается конца объяснения. Если в схватывании идей он выказывает себя гениальным, то и во всех его более механических занятиях царят величайший порядок и изящество…»
Мог ли он быть предметом для подражания остальных, менее именитых, лицеистов? Несомненно. Будучи в глазах товарищей безусловным эталоном bon ton, Горчаков во многом, в учёбе - в частности, бессознательно задавал планку, взять которую для достижения в дальнейшей жизни "степеней известных" нужно было не только равняясь на более успешных товарищей, но и пытаясь превзойти их. Дух состязательности витал в лицейских стенах во всём - в учебе, в стихах, в увлечениях...
Само собою, тон задавали первейшие, и Горчаков был в их числе. Доказательством тому служит найденная в его архиве лицейская поэма Пушкина "Монах" - явное подтверждение весомости мнения "Франта", которому начинающий поэт принёс готовую рукопись. Поэма оказалась недостаточно хороша или просто скверна, а потому безропотна отдана и забыта юношей, заслужившим следующую преподавательскую характеристику:
"...Имеет более блистательные, нежели основательные дарования, более пылкий и тонкий, нежели глубокий ум. Прилежание его к учению посредственно, ибо трудолюбие еще не сделалось его добродетелью. Читал множество французских книг, но без выбора, приличного его возрасту, наполнил он память свою многими удачными местами известных авторов; довольно начитан и в русской словесности, знает много басен и стишков. Знания его вообще поверхностны, хотя начинает несколько привыкать к основательному размышлению. Самолюбие вместе с честолюбием, делающее его иногда застенчивым, чувствительность с сердцем, жаркие порывы вспыльчивости, легкомысленность и особенная словоохотность с остроумием ему свойственны..."
Завершая сегодняшнюю часть, хочу последовать таки своему решению не писать биографию Горчакова, а оформить цикл "мозаично", для чего приведу цитату из романа "Пушкин. Частная жизнь" нашего современника, писателя и сценариста Александра Александрова. Выдержка небесспорная, недобрая даже, но, без сомнения, написана человеком знающим своё дело и к тому же талантливым (вспомним фильмы по его сценариям "Сто дней после детства" или "Три года" по Чехову). Итак...
"...Вообще светлейший князь Горчаков был болезненно самовлюбленный человек, боготворивший собственную популярность до того, что однажды в присутствии государыни ляпнул, что на сегодняшний день он самый популярный человек в России; но, поняв, что сморозил глупость, добавил с реверансом: «Естественно, ваше величество, после государя императора». — «Очевидно, что он сделал эту уступку только из любезности ко мне», — смеялась потом императрица Мария Александровна, супруга Александра II.
Как и у многих стариков, забывчивость его касалась только времени настоящего да ближайшего прошлого, что же до прошлого дальнего, то молодость вставала перед ним отчетливо, ясно, кристально, даже голоса слышались рядом, над ухом, голоса молодые, звонкие, из первой лицейской юности, чувственной, буйной, незабываемой.
Те времена он помнил отчетливо, до мелочей, а лицейские годы были его коньком, дружба с однокашником Сашей Пушкиным священна, юношеские шалости до удивления свежи. Он охотно декламировал послания Пушкина к себе, теперь чаще всего первое, ко дню ангела, автограф которого, набело переписанный самим поэтом, он хранил в своем архиве и показывал только самым избранным. Описывая его далекую смерть, тогда казавшуюся только гипотетической, Пушкин желал от чистого сердца, чтобы князь «вступая в мрачный челн Харона, уснул… Ершовой на грудях». Старик, смакуя эти строки, елейно причмокивал, ловя во рту болтающиеся зубные протезы и поглядывая на молодых дам, если они случались рядом, и глазки его блестели, потому что именно для дам он жил, дышал и, главное, читал эти строки. Глядя на него, на его чувственный, юношеский задор, сразу вспоминалось, что в свете его за глаза звали князем Сердечкиным..."
ЗДЕСЬ вы сможете найти циклы статей "Я пью за здоровье немногих..." История одиночества. П.А.Вяземский", "Вигель - enfant terrible русской мемуаристики", "Житие несвятого Николая Некрасова", "Все наши Пушкины: образ поэта в отечественном кино", а также множество циклов, посвящённых советскому, российскому и зарубежному кино.
С признательностью за прочтение, не вздумайте болеть и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ