Многие из тех, кого проглотил репрессивный монстр, были, кто-то больше – кто-то меньше, но повинны, хотя бы отчасти, в его взращивании.
Например, Николай Бухарин оказал существенную поддержку Сталину в борьбе против Троцкого, Каменева и Зиновьева. Сразу после процесса, 1 сентября 1936 года, он писал Ворошилову: «Циник-убийца Каменев омерзительнейший из людей, падаль человеческая. Что расстреляли собак — страшно рад».
Позже, уже в Лефортово Бухарин «прозрел», и в одном из множества писем, часть из которых были адресованы Сталину, изрек пророческую фразу:
«В настоящее время в своем большинстве так называемые органы НКВД — это переродившаяся организация безыдейных, разложившихся, хорошо обеспеченных чиновников, которые, пользуясь былым авторитетом ЧК, в угоду болезненной подозрительности Сталина, боюсь сказать больше, в погоне за орденами и славой творят свои гнусные дела, кстати, не понимая, что одновременно уничтожают самих себя — история не терпит свидетелей грязных дел!».
Бухарина расстреляли, и теперь его смерти «страшно радовались», например новый нарком ВД Ежов, очередь взойти на эшафот которого придёт пару лет спустя.
Он (Ежов) сменил на посту Генриха Ягоду, который был расстрелян вместе с Бухариным. Тот самый Ягода, который полтора года назад, роковой августовской ночью 1936 года, стоял с Ежовым и Паукером в подвале здания НКВД, наблюдая, как происходит расстрел Зиновьева, Каменева и других осуждённых на первом процессе.
В одном из номеров газеты «Правда» в 1936 году была опубликована статья Пятакова «Беспощадно уничтожить презренных убийц и предателей». Она заканчивалась следующими словами:
«Хорошо, что органы НКВД разоблачали эту банду. Хорошо, что ее можно уничтожить. Честь я слава работникам НКВД. Но нельзя на этом успокаиваться».
К нему прислушались и не успокоились.
Пятаков приговорён к смертной казни по ст. 58-1а, 58-8, 58-9, 58-11. Расстрелян.
Прежде чем стать жертвой Сталинских репрессий Тухачевский отметился, кроме прочего, применением химического оружия, артиллерии и авиации при подавлении крестьянского восстания в Тамбовской губернии, а ещё тем, что более чем за двадцать лет до Великой отечественной войны использовал применяемую потом фашистскими карателями тактику взятия заложников.
В одном из его приказов написано:
«По прибытии на место волость оцепляется, берутся 60—100 наиболее видных заложников… созывается полный волостной сход… Жителям даётся два часа срока на выдачу бандитов и оружия, а также бандитских семей… Если население не указало бандитов и не выдало оружие по истечении 2-часового срока, сход собирается вторично и взятые заложники на глазах у населения расстреливаются, после чего берутся новые заложники и собравшимся на сход вторично предлагается выдать бандитов и оружие».
Дыбенко, участвовавший в вынесении расстрельного приговора Тухачевскому, в марте 1921, под общим командованием того же Тухачевского, во главе Сводной дивизии был одним из руководителей подавления Кронштадтского восстания.
Когда его полк, отойдя полторы версты на Кронштадт, дальше наступать отказался, Дыбенко приказал развернуть вторую цепь и стрелять по возвращающимся.
Это только некоторые из множества подобных эпизодов. Правда судили этих и им подобных «отцов Октябрьской революции и социалистического государства» не за их преступления, а по сфабрикованным обвинениям в троцкизме, шпионаже и терроризме.
Ученые – совсем другая история.
К дню Октябрьского переворота или Октябрьской революции (кому как ближе) будущие фигуранты дела славистов были состоявшимися учеными.
Они были безучастны к страстям двух революций и гражданской войны.
Общественные отношения в сферу их научного интереса не входили. Это были ученые других специализаций.
От того, что творилось за окнами их квартир, они были не в восторге. Это понятно. Но они не эмигрировали за границу, как, например, пассажиры «философского парохода».
«Философский пароход» - собирательное название не менее пяти рейсов пассажирских судов, доставивших высланных из Советской России оппозиционных представителей интеллигенции. Вместе с членами семьи общее число высланных из страны составляет, по разным данным, 228 или 272 человека.
К середине 1920-х годов в основных центрах русской эмиграции насчитывалось полтора десятка Русских академических групп (РАГ). Они действовали в Бельгии, Болгарии, Великобритании, Германии, Италии, Китае, Королевстве сербов, хорватов и словенцев (КСХЛ, будущей Югославии), Польше, Латвии, Турции, Чехословакии, Финляндии, Франции, Швейцарии, Швеции и Эстонии. В 1921 году в Праге состоялся съезд, на котором такие группы объединились в Союз русских академических организаций. Второй и третий съезды прошли также в Праге (1922, 1924), а четвертый и пятый соответственно в Белграде (1928) и Софии (1930).
Персоналии, о которых далее пойдет речь предпочли остаться на Родине, как теперь понятно, и, к сожалению, опрометчиво.
Объектом внимания ОГПУ Дурново стал благодаря показаниям сотрудника иностранного отдела Главлита Скачкова.
В его показаниях от 21.12.1933 года, в частности, говорилось:
«Якобсон является учеником известного профессора – славяноведа Дурново Н.Н., с которым я познакомился у Якобсона в 1925 году, когда Дурново приехал в Прагу в научную командировку. Уже тогда мне были ясны резко антисоветские позиции Дурново. Он обратил на себя тогда внимание тем, что ел демонстративно где только возможно белый хлеб, ссылаясь на голод в Советской России и на тяжелое положение».
Кроме того, Скачков дал показания об антисоветских, националистических настроениях сына Дурново Андрея и о его участии в «националистической организации, ведущей активную антисоветскую работу». Основной установкой организации является борьба против коммунистической партии и диктатуры пролетариата – за национальную Россию.
Всегда, когда читаю подобного рода гротескно противоестественные словесные построения в протоколах допросов, вспоминаю диалог из кинофильма «Мимино». Помните?
Адвокат: Скажите, подсудимый испытывал личную неприязнь к потерпевшему?
Свидетель (Мкартычан): Да испытывал. Он мне сказал: «Такую личную неприязнь я испытываю к потерпевшему, что кушать не могу».
Кроме Дурново (58 лет) в организацию, по показаниям Скачкова, входили:
Профессор Державин (57 лет) – болгарин по происхождению, этнограф, фольклорист, филолог-славист и историк, академик АН СССР (1931), директор располагавшегося в Ленинграде Института славяноведения АН СССР., автор очерков о быте южно-русских болгар.
В период 1909—1910 годов находился во 2-й научной командировке от Академии наук — в Бессарабию и Болгарию. Во время поездки использовал фонограф для записи фольклорных источников, что для того времени было большой научной редкостью.
Тоже Шурика вспомнили?
Профессор кафедры истории славян Петербургского университета Кораблев (61 год) - русский филолог-славист, историк литературы, преподаватель русского языка и словесности.
До революции был секретарём Санкт-Петербургского Славянского Благотворительного общества, основным направлением деятельности которого был сбор денег и финансирование обучения в российских университетах славян, издание книг.
Умер в Алма-Ате 4 февраля 1936 года
Профессор Перетц (64 года) - русский и советский филолог, историк литературы, педагог; автор работ по источниковедению, текстологии, палеографии, фольклористике и истории театра. Академик Петербургской академии наук/Российской Академии наук/Академии наук СССР (с 1914 года), АН Украины (с 1919 года).
Умер в ссылке в Саратове в ночь с 23 сентября на 24 сентября 1935 года.
Его путь в террористы особенно отчетливо прослеживается по его публикациям.
«Современная русская народная песня» (1893);
«Малорусские вирши и песни в записях XVI—XVIII веков» (1899);
«Историко-литературные исследования и материалы. Т. I. Из истории русской песни» (1900);
«Заметки и материалы для истории песни в России» (1901);
«Историко-литературные исследования. Т. III. Из истории развития русской поэзии XVIII века» (1902);
«Очерки старинной малорусской поэзии» (1903);
«Историко-литературные исследования. Т. II. Из истории старинной русской повести. Слухи и толки о патриархе Никоне в изображении писателей XVII—XVIII столетий» (1900);
«Повесть о трех королях-волхвах по списку XV века» (1903);
«Кукольный театр на Руси» (1895);
«Памятники русской драмы эпохи Петра Великого» (1903);
«Скоморошьи вирши по рукописи XVIII века» (1898);
«К истории польского и русского народного театра» (1905);
«Очерки по истории поэтического стиля в России» (1905—06)
«Старинный театр в России XVII—XVIII вв.» (1923);
«Слово о полку Iгоревім» (1926).
Сестры Андриановы, вспоминая о Пертце, рассказывали:
«У нас хранится копия рапорта Владимира Николаевича от июля 1934 г. на имя непременного секретаря АН СССР академика В.И.Волгина. В этом рапорте он излагал предъявленное ему обвинение, ход следствия и доказывал абсурдность и чудовищность этого обвинения, с которым он категорически не согласился. Как он писал, за «согласие» ему обещалась свобода и возможность вернуться в Ленинград. Но он этого «согласия» не дал».
Кстати, следователи ему, видимо, не врали. Не все попавшие в поле зрения следствия ученые потом фигурировали в обвинительном заключении.
Например, профессор Чернобаев - научный сотрудник Института славяноведения АН СССР.
23 сентября 1935 года, на следующий год после окончания следствия по делу славистов, Лингвистическая квалификационная комиссии при Ленинградском институте истории, философии и лингвистики (ЛИФЛИ) постановила признать справедливым присвоение профессору Чернобаеву (без защиты диссертации) степени доктора языкознания (по славянским языкам и литературе).
Другой пример - профессор Грушевский, которого Скачков в своих показаниях определил в руководящее ядро "организации".
Грушевский – откровенный и упертый украинский националист, автор «Истории Украины-Руси» — десятитомной монографии, ставшей основополагающим трудом в истории украинистики.
Согласно концепции Грушевского, Киевская Русь рассматривалась как форма украинской государственности, то есть как «Украина-Русь». Опираясь на данное историографическое допущение, Грушевский, с одной стороны, провозглашал этногенетическое различие украинского и русского народов и принципиальное расхождение векторов их развития, а с другой стороны, постулировал государственную преемственность украинцев как гегемона в отношении Киевской Руси.
В сегодняшней Украине идеи Грушевского более чем востребованы.
Грушевского называют человеком, придумавшим Украинскую историю.
Украинизация Украины (извините за такую гротескную тавтологию) не вписывалась в идеологическую доктрину царской России. Грушевский был сослан в Симбирск.
В 1919 году он эмигрировал в Австрию.
Идеи Грушевского оказались востребованы большевиками.
Всеукраинский ЦИК в 1924 году разрешил ему возвратиться на родину для научной работы, чтобы внести теоретические основы в проводившуюся тогда на практике украинизацию.
В 1929 году Грушевский был избран действительным членом АН СССР.
Вызывать у НКВД беспокойство создатель истории Украины начал в 1931 году. Но в дело славистов он не попал, говорят, благодаря «деятельному раскаянью и активному содействию следствию».
Кроме Грушевского руководящим ядром организации Скачков в своих показаниях обозначил профессоров Сперанского («монархист по убеждениям»), Ильинского («проявляет наибольшую антисоветскую активность»).
Сперанский (61 год) - русский филолог, фольклорист и византинист. Профессор Московского университета, с 1902 года член-корреспондент Императорской Санкт-Петербургской академии наук, академик Российской академии наук (1921), член Болгарской академии наук (1926).
Он скончался через четыре года.
Ильинский (58 лет) - филолог-славист, историк и археограф. Член-корреспондент Российской Академии наук с 1921 года, академик Болгарской (с 1929) и Польской (с 1930) академий наук.
Основные труды Ильинского связаны с древней историей славянских языков. Его фундаментальная 600-страничная «Праславянская грамматика» (Нежин, 1916) заложила основы современных представлений о праславянском языке.
Престарелые «Шурики», прошедшие к 34 году большой творческо-педагогический путь, имели множество учеников, из которых некоторые предпочли за благо эмигрировать. Занимаясь славяноведеньем, они, посещая симпозиумы и конференции, неоднократно бывали за границей, некоторые, как, например, Ильинский или Сперанский были академиками иностранных академий. Адаптировать эти зарубежные связи под задачи обвинения в шпионаже и контрреволюции было «делом техники». В круг их бытового общения, сформировавшийся в дореволюционной России, входили люди отнюдь не рабоче-крестьянского происхождения, хотя часть из них пребывали на вполне себе марксистских позициях.
Сейчас существует, на мой взгляд, небезосновательное мнение о глубинной взаимосвязи фольклора и языка с тем, что принято обозначать термином «менталитет»; что присутствие в русском языке безличных предложений является причиной невыкорчуемой русской безответственности, что любимая большинством из нас русская народная сказка «по щучьему веленью» воспитала в нас и продолжает воспитывать в наших детях необоснованную веру, что рыбку можно выловить из пруда и без труда. А ещё сказки воспитывают в нас веру в хорошего «царя», которую лучше других высмеял Леонид Филатов. Помните?
Утром мажу бутерброд —
Сразу мысль: а как народ?
И икра не лезет в горло,
И компот не льется в рот!
Ночью встану у окна
И стою всю ночь без сна —
Все волнуюсь об Расее,
Как там, бедная, она?
К тридцатым годам прошлого века сказка «Репка», дикая популярность которой подчеркивается множеством вариаций и пародий, к созданию которых приложили руки и Чехов, и Толстой (который Алексей); и Маяковский, и Маршак; и Хармс, и Катаев, переродилась в общественно-политический памфлет.
С профессором Ильинским, в недавнем прошлом служившим в Саратовском университете, был знаком бывший Саратовский же адвокат, а теперь – геолог Госстройпроекта Чернов. Он дважды бывал у профессора в гостях в его Московской квартире. С Черновым приятельствовал его коллега – инженер-гидролог Госстройпроекта Сницов. Осенью 1933 года в одной компании с Сницовым во время совместной командировки в совхоз «Гигант» оказался старший инспектор-агроном Наркомата рабоче-крестьянской инспекции Аргасов.
Во время командировочного «забуха на-троих» Сницов рассказал собутыльникам анекдот про то, как Калинин объяснял колхозникам, что такое «темпы», и что на строительстве Беломорско-Балтийского канала «погибло очень много людей, и главное, сосланных туда специалистов», после чего «завербовал их в «организацию»».
Анекдот этот я нашел. Сейчас за это уже не сажают. Слушайте.
«Калинин принимает делегацию колхозников. Один из них говорит в конце: «Все я понял, не понимаю только, что означает слово «темпы»». Калинин подводит его к окну и показывает на проезжающий трамвай: «Вот видишь, едет трамвай. Через четверть часа поедет еще один, а при коммунизме они будут ходить один за другим. Вот это будут темпы». Колхозник рассказывает в деревне о посещении Калинина, дошел до слова «темпы» и задумался. В этот момент показалась похоронная процессия. «Вот видите, – говорит колхозник, – несут покойника, через месяц или даже год понесут, может быть, еще одного. А, вот, при коммунизме будут таскать одного за другим. Вот это будут темпы!».
Двое участников командировочного «забуха» стали фигурантами дела славистов. Кем был третий участник застолья? Догадайтесь сами.
Так: Аргасов за Сницова, Сницов за Чернова, Чернов за профессора слависта Ильинского чекисты и вытащили на свет божий свою «репку». Не «репку» даже – «репищу»!
Знакомство с профессором Дурново оказалось зловещим для:
Профессора Селищева - лингвист-славист, член-корреспондент АН СССР (1929), член-корреспондент Болгарской АН (1931).
Профессора Виноградова - лингвист-русист и литературовед. Дело славистов кончилось для него ссылкой в Вятку, из которой «враг народа» был освобождён досрочно по ходатайству пушкинистов для подготовки к юбилею 1937 года. С мая 1936 года Виноградов был прописан под «минусом» в Можайске, фактически нелегально живя в Москве у жены и получив даже возможность преподавать (в конце 1938 года уволен по новым обвинениям). Прописку в Москве получил в марте 1939 года, на другой же день после письменного обращения к И. В. Сталину.
С началом войны Виноградов был выслан в Тобольск, где пребывал до 2 июня 1943 года, когда с него сняли судимость.
В 1946 году его избрали сразу действительным членом АН СССР.
Этот «враг народа» возглавил отечественное языкознание, был награжден двумя орденами Трудового красного знамени и орденом Ленина, стал лауреатом Сталинской премии за научный труд «Русский язык (грамматическое учение о слове)», дважды – лауреатом МГУ имени Ломоносова.
Правда, за эту лояльность власти Виноградову пришлось платить, например, участвовать в качестве эксперта со стороны обвинения в процессе Синявского и Даниэля и научно подтвердить антисоветский характер их произведений.
Более подробно об этом удивительном процессе, в котором, кроме Виноградова напакостил ещё и Шолохов, можно прочитать в статье «Чертежи сверхсекретной подводной лодки за головы двух писателей».
Профессор Квитка - украинский музыковед-фольклорист, разработчик новой методики полевой работы, теоретических основ этномузыкальной социологии и историко-сравнительного изучения музыки этнически родственных народов (славян, тюрков), муж Леси Украинки осужденный … та-да-да-да, как русский национал-фашист». До своего ареста он собрал свыше 6000 украинских, русских, белорусских и др. народных песен. Квитка сделал уникальные записи на фонограф дум кобзаря Игната Гончаренко, голосов Леси Украинки и Ивана Франко.
Этот фашиствующий «Шурик», после того, как в 1936 году его досрочно выпустили на свободу, в 1937 году возглавил фольклорную экспедицию в Курскую область для сбора сведений о народных инструментах, в частности, о редкостном инструменте «кувички» — русской флейте Пана.
Давайте отдадим должное результату труда перекованного русского национал-фашиста и полюбуемся предметом его профессионального интереса.
Вот они – «кувички» или русская флейта Пана.
Языковед и педагог, профессор Расторгуев, с 1918 г. читавший курс лекций по белорусскому языку в Белорусском народном университете в Москве.
«Многолетний объемный труд профессора, опубликованный уже после кончины ученого Институтом языкознания имени Якуба Коласа АН Белорусской ССР в 1973 году «Словарь народных говоров Западной Брянщины», содержит около 8 тысяч лексических единиц. В этом фундаментальном труде отражен ценнейший материал, связанный с историей словарного состава Западных районов Брянской области».
Не стану утомлять читателя перечислением всех ученых – фигурантов дела славистов. Вернее сказать двух дел. Одно расследовалось в Москве, другое – в Ленинграде.
Слушание дела состоялось весной 1934 года, всего было осуждено более семидесяти человек. По версии следствия, учёные принадлежали к фашистской партии, действия которой координировались из-за границы.
Арестованные по «ленинградскому делу» обвинялись, в частности, в том, что «вели широкую нац. фашистскую пропаганду панславистского характера, широко используя в этих целях легальные возможности научной и музейной работы», создавали и сохраняли экспозиции залов, посвященных русскому искусству дореволюционного периода, которые «тенденциозно подчеркивали мощь и красоту старого дореволюционного строя и величайшие достижения искусства этого строя».
Некоторые не дожили до суда, например профессора Туницкий и Теплоухов покончили жизнь самоубийством. Кого-то, как профессора Сперанского спасли покровители. Его брат был кремлевским медиком, вхожим в дом Сталина. По его ходатайству вынесенный Сперанскому приговор был заменен на условный. Кто-то в силу преклонного возраста не перенес трудностей лагерей и ссылки.
Некоторым фигурантам, таким, например, как Дурново, Ильинский, Дроздовский, а с ними и ещё десяти человекам в знаковых для страны 37-ом и 38-ом годах в рамках реализации печально известного приказа НКВД 0047 приговоры были пересмотрены. Этих «Шуриков» расстреляли.
Кто-то из «врагов», как, например, профессор Виноградов, после лагерной перековки, вернулись в Советскую науку и составили её славу.
Один из творцов этого дела, фаворит двух наркомов Ягоды и Ежова - Генрих Люшков бежал в Японию, где работал на японскую разведку.
О нем я рассказывал читателям в статьях:
«Покушение на Сталина сорвалось»
Не забудьте кликнуть на иконку с оттопыренным вверх большим пальцем и подписаться на канал.
Перейти в архив статей канала.