А с Соней происходило необъяснимое. Она была больна, с высокой температурой. Только что убежала из дома сестра — раздетая, неадекватная… Соседи слышали её крик.
Но всё это вмиг перестало беспокоить Соню. В голове теперь было только одно: какая она больная и некрасивая.… почему он застал её в таком виде… Но и это исчезло, пропало, как только они встретилась взглядами. В одну секунду Дима заполнил всё пространство души, а оставшийся мир уменьшился, скукожился, отошёл на второй план.
(начало - глава 1, глава 2, глава 3, глава 4, глава 5, глава 6, глава 7, глава 8)
Дима выглядел жутко замёрзшим. Он стоял всё в том же тоненьком плащике, шея — голая, на ногах — модная, совсем не зимняя обувь. Обоих колотило: его — не меньше, чем её. Соня не могла удержать своих рук — они тряслись. Не могла произнести ни слова, только дала ему войти и закрыть за собой дверь — не хватало ещё разборок на лестнице.
— Ты, правда, звала меня? — выпалил он.
Соня попробовала прийти в себя. Остатки разума в её голове ещё сопротивлялись нахлынувшему безумию, но с каждой секундой всё больше и больше проигрывали битву.
— Нет… Нет! — выдохнула она. — Митя, уходи…
— Как… как ты меня назвала?
Ноги у неё подогнулись.
— Не знаю… У меня температура. Я не могу… Пожалуйста, умоляю, не теперь…
— Ты заболела? Что с тобой? — он подхватил её под локоть.
Если ещё можно было что-то сделать, то надо было делать сейчас. Соня резко дёрнулась, отшатнулась, но голова у неё закружилась сильнее. Всё вокруг поехало — быстрее, быстрее. Потом свет в глазах погас, и она начала куда-то сползать.
***
Она боялась открыть глаза. Вдруг весь мир продолжает крутиться, или снаружи окажется полная темнота?
Соня сознавала, что лежит на подушке, другую зачем-то подложили ей под ноги. Но главное, мама гладила её по голове — те же движения, тот же ритм. Конечно же, это была она, никто другой не смог бы касаться Сони вот так — с затаённой нежностью, едва сдерживаемым — лишь бы не в тягость — порывом. Мара дотронулась губами до её лба, наверное, проверяя температуру — губы были прохладными и несли облегченье, в их прикосновении чувствовались потерянность и испуг — мать всегда легко впадала в панику, если кто-то заболевал.
В ту же секунду Соня очнулась. Мамы, конечно же, не было. Рядом с диваном, на котором лежала Соня, стоял на коленях Дима. Его бледное испуганное лицо нависало прямо над ней. На нём была чёрная рубашка, плащ валялся на полу. Поняв, что Соня пришла в себя, Дима порывисто сжал её руку.
— Слава Богу…
Она попробовала приподняться, но ощутила дикую слабость. Испугавшись нового головокружения, опустилась обратно.
— Лежи, пожалуйста, лежи! У тебя есть что-то от жара?
— Да, там… на кухне. Около хлебницы, на столе, — Соня сама удивилась, что может говорить, да ещё так спокойно, о бытовых вещах.
Дима вернулся через пару минут, в одной руке он держал стакан, в другой — мокрое полотенце. Приподняв Соне голову, поднёс лекарство. Соня перехватила стакан, но Дима руку не отпустил, пока она не выпила всё до дна. Потом в несколько раз сложил полотенце и положил ей на лоб. Аккуратно вытащил из-под неё одеяло и укутал, как маленькую.
— Я вызову скорую. У тебя сорок, не меньше!
— Не надо… — слабо возразила она, но Дима не слушал.
Он позвонил с мобильного и вызвал неотложку, совершенно точно назвав Сонин адрес. Снова сел рядом и взял её руку в свою.
Они ничего не говорили. Соня и не могла ничего сказать, да и не знала, зачем. Всё её тело ломило, в голове звенело, но рука чувствовала Димино тепло. Ничего не нужно — только его рука. Всё казалось оправданным, всё разрешено. Они просто смотрели друг на друга. Иногда Соня, устав, закрывала глаза, но и тогда ощущала его взгляд, и знала: пока Дима смотрит на неё вот так, ничего плохого с ней не случится. Впервые за эти два месяца она чувствовала себя такой защищённой.
Да — Женя… она помнила, знала, он — самый надёжный мужчина на свете, на которого можно положиться во всём, в любом житейском вопросе. Мамина мечта о счастье… Сама она не могла стать для Сони подобной опорой. Но, оказывается, этого вовсе не надо. Или надо кому-нибудь… но не ей.
Женя? Соня сама удивлялась, что её не мучает совесть. Её больное тело подчинялось только своим желаниям, доводы рассудка стали ему безразличны. Если бы Женя был сейчас здесь и держал её руку… хотелось бы только одного — чтоб он отпустил, ушёл… чужой человек в таком положении был бы невыносим… Чужой? Слово это напугало её — так, словно что-то перевернулось в ней раз и навсегда, встало с головы на ноги… или наоборот?
Дима держал её руку, но будь он даже теперь далеко, Соня всё равно осталась бы с ним — в этом прочном невидимом коконе, неуязвимом для врагов, болезни и смерти. Защита его, как и мамина, была иного свойства, иного уровня. Когда чья-то душа так близко с твоей, что они сливаются — потеряться уже невозможно. И чего же бояться тогда? Ничего уж не страшно…
Но может… может, она просто бредит — слияние душ, кокон, яркий сон больного сознания… и стоит ей только прийти в себя, подняться с постели, как всё изменится, станет пустым и смешным? Что происходит… откуда это странное знание — что Дима здесь на своём месте, что он должен быть здесь? Ещё вчера она не то чтобы допустить, представить себе не могла… Как это возможно – вот так, вдруг, в одночасье? Или это нелепая опечатка, бессмысленный ляп? Соня в очередной раз открывала глаза — и все сомнения снова уходили далеко-далеко. Потом… всё потом… Сейчас она не хочет и не должна ничего решать. Сейчас всё должно быть именно так. Сейчас только так – правильно. Хотя бы на время… ещё немного… пожалуйста…
Скорая приехала минут через тридцать. Два молодых коновала вошли в квартиру, как к себе домой. Выслушали сбивчивый Димин рассказ. Первый, высокий и лысоватый, принялся что-то писать, затребовав у Сони страховой полис. Она показала Диме, где его найти. Другой, чернявый, небритый, пощупал ей пульс, измерил давление.
— Тахикардия сильная. Может, от температуры высокой. Сердечко раньше шалило?
— Нет… Но пульс часто вот так… дышать нечем.
— А сознание теряли?
— Нет, никогда.
— Инсульт, инфаркт у кого-нибудь были в роду?
— Не знаю… Мать умерла молодой, но от чего…
— Не знаете, от чего мать умерла? — удивился первый медбрат, подняв голову от бумаг.
— Меня из интерната забрали.
Соня поймала ошарашенный Димин взгляд — ах, да, он же думал, что их с Анькой мать умерла лишь недавно.
— Может, в больницу её? — с сомнением спросил чернявый.
— Нет, пожалуйста… не надо! — взмолилась Соня. — Не выношу больниц.
Медбратья переглянулись.
— Не надо в больницу, — глухо сказал Дима. — Я сам всё… только скажите…
— Ладно. Сделаем ей пока укол, пусть поспит. Горло чистое, вроде не грипп.
Тот, что оформлял документы, оставил бумаги, подошёл и внимательно посмотрел на Соню.
— По-моему, просто нервное истощение, — объявил он и повернулся к Диме. — Чё ж ты жену так довёл, а?
Дима только виновато смотрел, соглашаясь со всем сказанным — и про жену, и про то, что довёл.
— Да у неё ещё устройство такое… по астеническому типу… — продолжал лысый. — Даже на свой возраст не выглядит — я бы ей двадцать пять дал, не больше. Нервная девочка, да?
— Следи за базаром! — вздёрнул подбородок Дима. — Она не нервная.
— Ладно, не заводись, — беззлобно махнул рукой тот.
— Не надо в больницу, — повторила Соня.
— О’кей… Если будет соответствующий уход… Значит, так, — медбрат повернулся к Диме. — Одну не оставлять, повысится температура — делай влажные обтирания, с уксусом или водкой. Питья побольше. Станет хуже — вызывай опять. Но, думаю, всё обойдется. Поправится, своди жену к кардиологу. Понял?
— Да, — сосредоточенно кивнул Дима.
— Больничный нужен?
— Нужен, — решительно заявил он.
— Тогда мы сейчас оформим бумагу, а в понедельник или врача вызови, или сами в поликлинику дуйте — по состоянию.
Лысый снова принялся за документы, а его напарник отправился слоняться по квартире, ушёл на кухню, потом вернулся.
— Видали, там у вас под окном — миллион алых роз прямо. Почти засыпало уже — столько бабок на ветер!
— Не волнуйся… — кивнул лысый, не отрываясь от писанины, — художник, видать, не из бедных, небось, дом и холсты не продал. Тысяч на пятьдесят цветочков-то… А то и больше.
— Повезло же кому-то! Романтик, да ещё при деньгах, — хмыкнул чернявый.
Они ещё пару минут пересмеивались, забыв про Соню. Один спросил другого, чем тот пожертвовал ради любимой женщины. Тот ответил — как чем? Женился! Мол, вся жизнь коту под хвост. Наконец, оба покинули дом, и Соня вздохнула с облегченьем.
Дима вышел, вернулся со свеженамоченным полотенцем, провел им по её лбу, шее, плечам. Но на большее не решился. Соня чувствовала, как дрожат его руки.
— Ну вот… космические пираты исчезли, — вдруг сказала она. — Ты меня всё-таки спас.
У неё даже нашлись силы улыбнуться. Дима шутку не поддержал.
— Да… я не бедный художник, всё не продал, — тихо произнёс он. — Но я жизнь за тебя отдам.
***
Соня быстро задремала после укола, а потом глубоко уснула. Когда она очнулась, то долго не могла ничего понять. За окном ещё не стемнело, но стало как-то неярко — день перевалил за половину. Однако в комнате ничего не изменилось. Дима по-прежнему сидел рядом и держал её за руку. Соня почувствовала себя совсем здоровой, она резко села, но тут же поняла, что поспешила. В голове загудело, и она прислонилась к спинке дивана.
— Я мерил тебе температуру, тридцать шесть ровно, — сказал он. — Вот сбили так сбили…
Соня подумала, что, возможно, ей делалось и влажное обтирание, но решила об этом не спрашивать. Дима встал и подложил ей под спину ещё одну подушку. Одним коленом он опёрся о диван и нерешительно замер — то ли отойти, то ли сесть рядом. Всё-таки сел прямо к ней на постель и нежно, почти просительно притянул Соню к себе. Её голова сама упала ему на плечо. Он тут же обхватил Соню обеими руками и порывисто прижал.
— Сонечка, Соня… маленькая… я всё для тебя сделаю… — шептал он. — Отдай мне, отдай свою болезнь… Пусть она уходит от моей девочки, я её прогоню… не пущу к тебе больше… никакое зло… не пущу...
Он тяжело дышал и явно удерживал себя от более радикальных объятий, только несколько раз ласково коснулся губами её виска. Казалось, он хочет передать ей все свои силы, всю свою нежность.
Соня по-прежнему не могла ни о чём думать — плохо или хорошо то, что происходит. Пусть он будет рядом, остальное пока не важно. Даже в таком состоянии, как сейчас, она остро ощущала его присутствие, чувствовала, как её тело тает, растворяется рядом с ним. И ничего более настоящего сейчас быть не могло. Никого, кроме Мити, у неё нет — никого роднее и ближе, словно они родились вместе. Она снова невольно подумала, что так покойно ей было только под крылом Мары. Когда Соня болела, мать позволяла себе быть ласковее, чем обычно. Вот так она и бормотала ей на ухо: «У волка заболи, у Кощея заболи, у фашистов заболи - а у моей девочки не боли, не боли, не боли…» И боль всегда отступала! А потом они уже по очереди начитывали эти слова над маленькой Анечкой…
Соня встрепенулась:
— Анька. Ты её встретил?
Как только она вспомнила про сестру, ей стало больно и холодно. Запахнув повыше халат, Соня попробовала отодвинуться. Дима тотчас же отпустил её, тревожно всматриваясь ей в глаза, словно пытался понять, не перешёл ли некую грань, не вырвется ли она теперь навсегда.
— Анька убежала куда-то, — ответил он. — Мы на лестнице с ней…
— Нет, до того! — перебила Соня.
— А, ясно, — торопливо закивал он, радуясь, что она говорит с ним. — Анька шла с каким-то парнем, волосатиком. Я его не знаю. Небось, из ночного клуба.
— А ты — что делал ты? Где стоял?
Соне надо было представить всё — как это выглядело глазами сестры. Он помрачнел.
— У подъезда.
— Я тебя в окно не видала.
— Под козырьком. Я… я не знал, где этот. Просто ждал, чтобы кто-то вышел — ты или он…
Дима прервался, и оба замолчали. Соня не хотела и не могла сейчас говорить ни о чём, что происходило между ними всё это время, и особенно про Женю.
— И что — что они говорили? — первая подала голос Соня. — Анька с Костиком?
— Да он вроде звал Аньку к себе. А она — нет, мне к сестре надо.
— А как она это сказала, как? Зло, расстроено? Как? — Соня сверлила его взглядом.
— Нет… мирно, нормально. Даже вроде заботливо.
«Значит, — подумала Соня, — Женя сдержал обещание, позвонил Аньке».
— А потом?
— Ну… волосатик ей тут говорит — смотри…
Дима снова осёкся, но Соня кивнула — значит, Костик показал Аньке на цветы.
— А она?
— Остановилась. Потом оглянулась, меня увидала. Сначала к этому своему обратно метнулась, а потом передумала и снова в подъезд рванула. Мимо меня - как будто со мной незнакома. Я ей: привет, а она споткнулась на ступеньке и прямо мне под ноги грохнулась. Я, конечно, её поднимать, парень тоже… А она, как одержимая, вскочила — и наверх. Хиппи её постоял и ушёл.
— Митя… Она тебе что, совсем не нравится?
— Че-го?
Соня прикрыла глаза.
— Анька ревнует тебя. Сбежала из дома. Разговаривает со мной, как с врагом, хамит.
— Да ну ладно… — недоверчиво протянул Дима. — Она вроде вокруг меня не крутилась, как все эти…
— Все эти? — сузила глаза Соня.
— Сонь, они навязчивые и глупые. Вот Анька дура! Хочешь, я с ней поговорю?
Он сказал это просто, без всякого высокомерия.
— А ты, значит, взрослый и умный? — не удержалась она.
— Не знаю… — он серьёзно смотрел на неё. — Я кажусь тебе таким же придурком, как они — мне, да?
Она промолчала, но Дима не обиделся. Он вдруг хлопнул себя по лбу:
— Как есть придурок! Пять лет проучился, и нигде не кольнуло, что Анька — твоя сестра… Я ведь вообще мог тебя не встретить! Даже на дачу к вам ехать не хотел! Ты бы вышла за этого своего козла… и всё, конец, я тебя знаю! Ты бы даже разговаривать со мной не стала…
Вот как? Значит, он убеждён, что за Женю она уже не выходит? Впрочем, в чём ему быть убеждённым, если она сидит в ночнушке в его объятьях?
— Почему… — медленно начала Соня. — Почему ты мне не поверил… тогда… что он мой муж?
— А ты врать не умеешь. Ты как сказала, я сразу понял — никакой он не муж! Ты его не любишь, — возбуждённо проговорил Дима и снова потянулся к ней.
Она решительно отвела его руки и стала подниматься с постели.
— Мне… надо позвонить.
Пошатываясь, Соня встала.
— Кому? Аньке?
— Нет.
— Ему?!
Он тоже вскочил и уставился на неё, не скрывая волнения. Соня схватила мобильник. Так… Женя уже звонил, раз пять, а она ничего не слышала.
— Ты выключил звук?!
— Ты спала. Я мог бы сам с ним поговорить! Но не стал — за твоей спиной.
— Спятил? Хочешь, чтоб он сейчас пришёл? Он же волнуется!
— Пусть приходит. Я не собираюсь прятаться!
— Ты… только о себе!
Она закрыла лицо руками — ситуация вновь навалилась на неё всей своей тяжестью. Что же делать, что делать?
— Соня… зачем ты… Тебе надо лечь…
Он обнял её за плечи, но она вырвалась.
— Належалась уже! Дима, это близкий мне человек. Я не могу с ним так поступить. Ты… ты не вошёл бы сюда, если бы… Я… я больна! Ты пользуешься моим состоянием. Если я… если… это ещё ничего не значит!
Они уставились друг на друга.
— Это он, — мрачно сказал Дима, — пользовался твоим состоянием.
— А ты — впёрся в мой дом без приглашения! Ты ходил за мной и давил! И сейчас… тебя невозможно выставить!
— Хочешь меня выставить? Выйти за него замуж? Скажи, ну, скажи, Сонь!
Она не ответила. Губы у него скривились.
— Но это же совсем не трудно… — тихо, но как-то непривычно жёстко произнёс он. — Если ты этого хочешь… достаточно просто сказать.
Соня имела в виду совсем не это. Она просто боялась. И больше всего — его убеждённости, что они должны быть вместе, что это не подлежит сомнению. Она тяжело опустилась в кресло.
— Если я попрошу — ты уйдёшь?
Дима потемнел.
— Да, — резко ответил он. — Только дождусь — Аньку или его. Одну тебя не оставлю.
— А потом?
Что он сделает, если она прогонит его сейчас, объявит, что выходит за Женю? Неужели, тогда и вправду — скроется навсегда, и его никогда больше не будет?
Сердце у Сони сдавило. Наступал момент истины. Уже не получится прятаться за болезнью, обмороками, беспамятством. Надо решить, прямо сейчас — возможна ли жизнь без него? И если возможна, то нужна ли такая жизнь? Но… тогда надо перешагнуть через Женю. И ещё — через это: Калюжный. Дмитрий Калюжный. «Ромео… о, зачем же ты Ромео…»
— Какая тебе разница, что будет потом? — отвернулся он. — Преследовать не буду. Обещаю.
— Вот видишь, как просто. Папа подберёт тебе невесту — из соседнего королевства.
— Это другая сказка! — резко произнёс он. — Хорош уже издеваться, Сонь. Хочешь прогнать — гони. Умру у твоего подъезда. Переселюсь в собаку и поселюсь в твоём дворе. Я должен видеть тебя, Сонь… мне без этого нет никакой жизни.
— Я знаю, кто твой отец. Мне сказали вчера, — она смотрела в другую сторону.
— В смысле — сказали? То есть раньше не знала, что ли? Я разве скрывал?
— Раньше не знала. Это делает всё невозможным. Это всё решает.
— Что — решает?! Какая же разница… Подожди… Ты поэтому позвонила и так мне сказала, да? Поэтому?
Соня молчала.
— А я… я думал, после того, как ты… ты с ним — ночью…
— Я не была с ним, — она подняла на него больной, измученный взгляд. — Я была с тобой.
Потрясённый, непонимающий, Дима молчал. Соня перевела взгляд на мобильник и увидела, что он беззвучно надрывается. Мужество покинуло её. Она знала, что должна сделать, и не знала, как...
Дима тоже ждал. Он уселся на пол, как тогда, на даче, обхватил голову руками и начал раскачиваться — взад-вперёд.
— Уйди, — неожиданно сказала Соня. — Выйди, слышишь?!
— Уйти? — он замер, как будто в него выстрелили.
— На кухню, — выкрикнула она и отвернулась.
***
— Детка. Как ты себя чувствуешь? Я обзвонился… Ты спала, я тебя разбудил?
Она молчала, не в силах сказать ни слова. Всё кончено, она больше не может сопротивляться. Не хочет бить лапками, хочет утонуть. Но как сообщить это Жене? Тому, кто ей доверяет, заботится о ней, любит… Говорить, как ни в чём не бывало, она не могла. Сказать правду — тоже.
— Соня… — голос его стал настороженным. — Сонь, что случилось? Я выезжаю к тебе.
Она молчала.
— Соня, ответь, Сонь! — впервые в жизни она услышала панику в его голосе.
— Женя, прости, — только выговорила она.
Секунду он осмысливал. Потом медленно произнёс:
— Так... Ясно…
Теперь замолчал он. Это длилось целую вечность, но Соня не могла заставить себя что-то произнести или просто нажать отбой.
— Значит, всё произошло? — наконец, деловито, делано-безразлично поинтересовался Женя, и Соне показалось, что она видит, как он, напряжённо вцепившись в трубку, смотрит сейчас в белый потолок где-то далеко-далеко отсюда. — Ну и как — понравилось?
— Забудь обо мне, пожалуйста… Я… недостойна тебя, — она сама поморщилась от избитой пошлости этих слов.
— Он сейчас рядом?
— Женя, прошу тебя…
— Ну-ну, без нервов. Боишься, прилечу — разнесу дом? Ты забыла, детка. Главный мой грех — гордыня. Тебе это на руку, верно?
Он помолчал, никак не желая заканчивать пытку.
— Значит, ты сделала выбор…
— У меня не было выбора. Нельзя больше лгать — себе и тебе.
— Не могу сказать, что не ожидал… — в голосе его слышалась такая боль, что Соня почти физически ощущала её. — Но обманывал себя, надеялся. Как ловко ты меня вчера провела!
Она молчала — какой смысл оправдываться?
— Это самая большая ошибка в твоей жизни, — снова заговорил Женя.
— Это моя жизнь… — выдохнула она.
— Так что? Вроде как всё?
— Всё…
— Ты не ответила на вопрос, детка. Классно с ним трахаться? Не стесняйся, скажи. Так, по-дружески. Я взрослый человек, от ревности не подохну… Молодой и резвый, да? Такие, как ты, девочки, оказывается, быстро идут в разнос.
Она понимала, что в нём сейчас говорят не лучшие чувства. Ужасно не хотелось заканчивать в этом тоне. Было жалко, безумно жалко его. Как страшно… За что она его так? В чём он виноват?
— Женя… Ты мне очень дорог. Пожалуйста, прости меня, если сможешь, — слёзы потекли у неё по лицу.
— Индульгенции ждёшь? Обойдёшься. Он, небось, рядышком, да? Сейчас повторите. Ну и на кой тебе моё прощение?
В трубке раздались короткие гудки. Что ж. Могло быть и хуже. Хотя бы не будет разборок и, не дай Бог, драки. Впрочем, о чём это она? Женя не станет за неё бороться — она этого не заслуживает. И то легче.
Медленно, придерживаясь за стены от слабости, Соня вышла на кухню. Дима сразу же подскочил к ней навстречу:
— Что? Он угрожал тебе?
— Нет. Его больше не будет.
— Тебе… тебе жаль?
— Да.
— Его? Или того, что у вас было?
— И того, и другого. Господи… неужели я это могла… как?.. Зачеркнуть человека… того, кто тебя любит, оскорбить его, ударить… Ты не знаешь! Откуда тебе знать… — она болезненно поморщилась. — Такие, как ты, спокойно идут по трупам.
— Вот как ты обо мне думаешь?!
— А-как-мне-о-тебе-думать, Дима Калюжный?
— Ты ничего обо мне не знаешь. Ты не можешь — вот так судить!
— При чём тут судить…
Соня подошла к окну:
— Смотри, их совсем занесло…
— Я каждое утро буду дарить тебе новые!
— Как всё просто! Ты — наивный романтик, ребёнок…
— Соня… Какой я ребёнок! Если бы ты…
— Митя… Пойми. Я сейчас сказала ему… Да, я не могу быть с ним — потому что не люблю. Если бы ты не появился… наверное, смогла бы. Ты всё нам испортил, ну и пусть! Я лучше буду одна… так правильнее, — Соня уже говорила сама с собой. — Попробовала выйти замуж — не получилось… я ведь и раньше знала… никогда и ни с кем у меня не получится. Мне так легче, я так привыкла, никого мне не надо…
Да, так правильнее и разумнее! И тогда Женя не станет считать, что она пошла в разнос. Он просто поймёт и забудет про неё. И её не будет мучить совесть. И никаких неприятностей и проблем на работе. И Анька вернётся в семью...
— Соня, о чём ты?! — буквально взмолился он, перебив её бормотание. — Не понимаю… Я сделал что-то не так?
Он попытался дотронуться до её плеча.
— Ты всё делаешь не так! — она с раздражением отпихнула его руку. — Ты, ты… самонадеянный, наглый… думаешь, раз я рассталась с Женей, тебе всё можно? Да я вижу тебя третий… четвёртый раз в жизни! И лучше бы вообще никогда… Как было бы хорошо!
— Пятый, — глухо сказал он. — Ты забыла, девятнадцать лет назад.
Соня попятилась, пытаясь отойти от него подальше. Но он следовал за ней, а, когда пути отступления у неё не осталось — остановился так близко, что она чувствовала на своём лице его дыхание. Руками он упёрся в стену по обе стороны от Сони, но к ней не прикасался. Это ужасно, но у неё не было против него оружия, она не в силах была совладать с собой, когда он находился рядом.
— У нас нет никакого будущего! — жалобно проговорила Соня. — Митя… Мне не нужен красивый роман… любовник на два часа. Я лучше буду одна… всегда, как раньше… Пожалуйста… пожалуйста, отпусти меня… дай мне дышать одной! Мне страшно…
— Глупая, — пробормотал он, — маленькая и глупая девочка. Как же я люблю тебя, Господи, ты бы знала… Какой, на фиг, любовник?! Я же писал тебе — хочешь, даже не прикоснусь к тебе? Завтра подадим заявление, и ты будешь моей женой. Я своих планов на жизнь не меняю. Это он — он был любовник. Я буду твоим мужем.
— Это ты так решил? Разве ты сделал мне предложение? Разве я согласилась? — невесело усмехнулась Соня.
— Сделал, не помнишь — тогда? — горячо заговорил он. — И делаю сейчас — ещё раз! Или — нет. Нет, всё, забудь. Ты поправишься, и я сделаю его тебе совсем по-другому. Так, как никто никогда никому не делал.
— Ну да, в шикарном ресторане, встанешь на колени, а в зубах — кольцо?
— А вот и нет! — сейчас Дима напомнил ей того, на даче, с ковбойским блеском в глазах. — Увидишь!
Она не верила в эту чушь ни единой секунды. Не питала никаких иллюзий. Просто ей надо было видеть его сейчас, находиться с ним рядом — столько, сколько это возможно. Про завтра она думать не могла. Жизнь её загублена, Мара стонет на небесах… Ну и что. Пусть. Ничего не поправишь.
Соня представила на минуту, что Димы нет — он остался по ту сторону двери. Вечером приехал Женя и… Нет! «Нет, мама, я не могу, не могу! Пойми, ну, пожалуйста, пойми…».
Соня закрыла глаза и почувствовала тошноту. Она ведь, и правда, ничего не ела со вчерашнего вечера. Дима тоже просидел возле неё весь день и, конечно, голодный.
— Пусти, — резко сказала она и, насколько хватило сил, оттолкнула его.
— Соня… Пожалуйста… — в его голосе снова появилась тревога.
— Отойди, говорю. Я что-нибудь приготовлю. Пельмени будешь?
Глаза у Димы сразу заблестели от радости.
— Нет, иди ложись. Я всё сделаю сам! Что это за еда — пельмени? Камни в желудок кидать!
Он неловко, торопливо примерял на себя маску семьянина. По-хозяйски открыл холодильник — там оказалось шаром покати.
— Ну уж, что есть, — проворчала Соня. — Извини, не рассчитывала на таких высоких гостей. Не запаслась омарами… или что там у вас едят? Мраморное мясо…
— Так, хватит болтать! — заявил он. — Тебе только сбили температуру. Помнишь, что врач сказал?
— Мне уже лучше…
— Давай, быстро в кровать!
— Митя!
Он неожиданно подхватил её на руки и понёс в комнату.
— Митя… пусти… Не смей!
Он на секунду замер, потом опустил её на диван, сразу убрал руки за спину и по-детски отскочил — чтобы она, не дай Бог, чего не подумала. Соня с облегчением откинулась на подушку — она всё ещё испытывала слабость. Тогда Дима приблизился, помог укрыться и подоткнул одеяло:
— Поспи ещё. Я тебя разбужу.
— Что ты собираешься делать?
— В магазин бы сходить… Нет, не пойду. Ещё обратно не пустишь — с тебя станется! Ладно тогда, посмотрим, что там у тебя есть.
Дима, и правда, принялся греметь на кухне кастрюлями, а Соня спокойно лежала, глядя на вытертый коричневый ковёр на стене. Удивительно, но она почти успокоилась — подействовало лекарство? Или просто устала жить на пределе? Она снова задремала, и разбудил её только аромат жареной картошки с луком.
— Не вставай! — предупредил Дима.
Он уже тащил в комнату поднос, поставил его на заранее принесенную табуретку и уселся рядом.
— Давно меня никто не кормил, — сказала Соня.
Она приподнялась. Есть очень хотелось, но голодная тошнота мешала проглотить первую порцию. Дима забрал у неё вилку и поднёс кусочек Соне прямо ко рту, как ребёнку. Подождав, пока она прожуёт, схватил стакан с водой и напоил из своих рук.
— А так — тебя давно кормили? — с довольной усмешкой спросил он, увидев её глаза.
— Так — никогда…
— Хочешь, буду всю жизнь так кормить тебя?
— Угу, — саркастически усмехнулась Соня.
Она вспомнила другую табуретку и Вову за ней.
Дима поставил воду на столик и только сейчас впервые увидел Бориса.
— Ого! Вот это встреча… — обалдел Дима. — Привет!
Он аккуратно пожал лису лапу.
Соня напряжённо смотрела на них. Дима не ёрничал, ни шутил. Интересно, что же ответит ему лис?
— Смотрю, ты опять при глазах? Нашёл, растеряша? — продолжал Дима.
Такого, Борис, разумеется, не потерпел.
— Сам растеряша, — ответил он. — Взять-то возьмёшь, а удержать слабо?
Неизвестно, слышал ли это Дима, только сказал неожиданно серьёзно:
— Знаешь… Я твою Соню очень люблю. Ты уж не ревнуй, пожалуйста. Не прогоняй меня. Мы всегда будем вместе. Пока я дышу, буду любить её.
Он не смотрел на Соню. Проговорив это, встал и повернулся лицом к окну, к ней спиной. Поэтому только она угадала, что буркнул в ответ Борис — чуть слышно, себе под нос.
— Тогда дыши… пока можешь.
______________________________________________________________
Продолжение - глава 10.
(начало - глава 1, глава 2, глава 3, глава 4, глава 5, глава 6, глава 7, глава 8)
Друзья, если вам нравится читать эту книгу, поставьте, пожалуйста, лайк. И - отдельная благодарность за комментарии!
____________________________________________________________
Обложка - Елена Юшина
Иллюстрации - Олег Ильдюков