Литература любит ночь. И для творчества и для чтения.
Какое-то кафе. Или буфет на вокзале. Людей нет. И понятно, что кафе закрыто или сейчас закроется. Только за одним столиком лысеющий мужчина, лет за пятьдесят. Не вокзальный персонаж. Слишком ухоженный и дорого одетый. Перед ним пластиковый стаканчик и бутылка пива. А дальше, внутри помещения ещё кто-то. Может буфетчик, может бармен. Но он не важен.
Я прохожу мимо столика. Мужчина кивает мне и непонятно: поздоровался или позвал.
Я ещё не решил что делать, а он уже начал говорить.
- Я тогда совсем мальчишкой был. Никому не известным. Двадцать лет. Только из армии вернулся. Играл на танцах на бас-гитаре. И пел. Девчонки летели на меня, как мотыльки на свет лампы. Юность… - рассказчик смотрит на меня, но по его глазам я понимаю: я для него такое серое пятно, как для меня буфетчик, протирающий стол в паре шагов от нас.
Что-то внутри меня подсказывает, что собеседник – известный музыкант. Пытаюсь понять, кто. Но я плохо знаю отечественную эстраду. И почти сразу в мозгу всплывает фраза: «Здесь, за одиноким столиком ни ему, ни мне не важны: ни его слава, ни его статус, ни его имя. Это детали, которые можно смело упустить».
- Наташку я заметил сразу. Так бывает: пёстрая потная толпа, сотни лиц, а видишь только одно. Она танцевала так безудержно, страстно и раскованно, как можно танцевать только для себя. Она и танцевала для себя. И одна – под быстрые мелодии, как тогда говорили – «шейк». И под «медляки». Как бы и с партнёром, но все чуваки на её фоне смотрелись придорожными столбами. Так, подставка рядом с танцем.
Отыграли первое отделение. У нас перерыв. Пацаны пошли перекурить, а я к ней.
- Привет!
- Привет, - отвечает. И смотрит на меня так, что сразу понятно: к ней с таким «приветом» сегодня уже десяток чуваков подкатывала. И я – один из толпы. Не то, чтобы обидно. Скорее непривычно. Понимаю, что всё, облом: «Барже пора отваливать».
Но здесь наш оператор включает магнитофон и я, буквально на вдохе перед прощальным «Пока», приглашаю её на танец. Она кивает: «Да».
Я беру её за талию и чувствую, как под музыку оживает её тело. Помнишь это: «Там, где клён шумел, над речной волной. Говорили мы о любви с тобой…» - пропевает он высоким, нежным тенором и мне сразу становится понятно, почему девочки летели на него, как мотыльки. И почему он стал звездой. Причём тогда, в 70-х -80-х, когда пели певцы, а не компьютерные программы.
Моё «помню», на самом деле ему не нужно. Оно повисает среди пустых столиков и сразу растворяется в плохо освещённом зале.
- Мы танцуем. Я чувствую себя рядом с ней тем самым столбом деревянным, череду которых наблюдал весь вечер. И, чтобы, как-то избавиться от этого ощущения, начинаю подпевать.
Она говорит: «У тебя красивый голос. Тебе надо петь.»
Я отвечаю: «А тебе - танцевать».
- Я и так танцую.
- А я и так пою.
К последнему аккорду песни я уже знал, что её зовут Наташа... Наташка… Наташенька...
После танцев убрали аппаратуру, скрутили провода. Наташа ждала у сцены. Мы вдвоём пошли в жаркую июльскую ночь.
Сумерки, парк. Нас, таких неприкаянных, по тёмным аллеям, как привидений в английском замке. Но места всем хватало.
Как-то легко, будто сто лет женаты, перешли грань поцелуев. Потом снова бродили между деревьев и скамеек, словно пытались выбраться из заколдованного лабиринта. Но не выбрались и поцелуи опять сблизили наши тела.
В жизни бывает так хорошо, что теряешься во времени и пространстве. И мы потерялись.
Но время всегда нас находит. Уже ближе к рассвету Наташка взглянула на часы: «Четыре, мне нужно бежать».
- Куда?
- Хотя бы пару часиков поспать. В шесть вставать на работу.
Оказывается, она летом подрабатывает в санатории. Моет посуду, убирает кухню. В семье лишних денег нет. Платье, туфли, билет - за всё платить. Без денег не потанцуешь. А без танца она жить не может. С шести утра за копейки грязь разгребает, чтобы вечером получить частичку своего счастья.
- И что потом? – история двух талантов, тела и голоса должна была иметь продолжение.
- Ничего, - отвечает он равнодушно, - меня позвали в филармонию. Буквально на следующий день поехали на гастроли по области. Несли культуру в деревенские массы. Были такие сборные концерты: конферансье, фокусник, пара акробаток и ВИА. А потом понеслось. Москва, деньги, весь Союз мой.
- А Наташа? – карьера голоса мне стала понятна. Но должна была появиться карьера тела.
- Понятия не имею. Наверное, так и танцевала для себя. Не важно. Я о другом. Сейчас, когда на смену гормонам пришли мысли, начинаю понимать, что мы все так живём. Делаем что-то каждый день, карьеру строим. Зачем? Потому что нравится? Отчасти. Но больше, чтобы как-то оправдаться перед людьми, что жизнь прожил не впустую, чего-то достиг. Признания?!
Он на секунду замолкает и быстро спрашивает: «Вот ты меня знаешь?»
- Нет.- Честно признаюсь. Хочу смягчить, добавив, что не специалист, что я больше про книги, чем про песни. Что он просто не тому человеку задал вопрос.
- Цена признания! – Ему мои объяснения не нужны. – Пустое кафе, бутылка пива, а рядом человек, которому я не нужен.
Читать на ЛитРес/ Читать на Bookmate
И я проснулся. Проснулся от того, что что-то мне показалось в этом рассказе неправильным, не логичным и незаконченным.
«Признание не принесло счастья? – подумал я, - Признание не спасло от одиночества? А что, слава и счастье – синонимы? А, что, признание лекарство от одиночества?
Его одиночество - плата за то, что прошёл мимо тех, кого мог любить и прожил жизнь для себя.
Этот не рассказ и не литература. Это сон, в котором я читал. Со мной такое случается. Возможно, не только со мной.