- Эскадрилья! Становись! Равняйсь! Смииииирно!
Голос старшины эскадрильи - одессита Сашки с забавной фамилией Неешсало, прозвучал резко и неприятно.
Поначалу громкие команды старшины Неешсало у меня лично вызвали исключительно негативные эмоции. Ещё вчера этот улыбчивый, круглолицый парень, один из моих приятелей-попутчиков, с которым на протяжения пяти месяцев по окончанию занятий в учебном центре, располагавшемся практически в центре города, мы вместе ехали на его окраину, по домам, а сегодня — старшина эскадрильи, а его команды необходимо выполнять точно и в срок! Хотелось возмутиться, - Брось, Санёк! Ну, какое «смирно»? Отстань!
Но видя, как новоиспеченные курсанты-лётчики, поначалу, суетливо и неуклюже, выполняют Санькины команды, я всё-таки справлялся со своим негодованием, и вот уже ноги сами несли меня в конец шеренги. Да-да, почти в самый ее конец, где и располагались курсанты невысокого роста или как у нас шутили, «маломерки». Кстати сказать, однажды это обстоятельство сыграет со мной и Юркой незлую шутку. Но об этом позже...
В строю, в непосредственной близости от меня, располагались Вовка Руданов, Юрка Цепилов и Лёня Ермолаев. Мы все были примерно одного роста и именно это обстоятельство послужило причиной нашего попадания в состав одного, десятого, экипажа.
А все дело в том, что кресла пилотов самолётов, как и кресла водителей автомобилей, имеют ряд регулировок. Механизм регулировки также имеют, расположенные в кабине самолётов педали, используемые для руления на земле и пилотирования - в воздухе. Поэтому, чтобы избавить авиатехников от необходимости постоянно регулировать положения педалей и креслел, всякий раз, разбивая состав эскадрильи на звенья и экипажи, в каждый из них стараются подобрать примерно одинаковых по росту курсантов. Так было и так есть.
***
Вовка Руданов носил прозвище «Боб» и обладал такими внешними данными, что легко мог бы послужить натурщиком при изготовлении какого-нибудь гранитного монумента героическому матросу. Он с лёгкостью ломал кирпичи ударом руки и даже обучал этому «искусству» кое-кого из курсантов. Характер Боба, надо сказать, был под стать его внешним данным.
Вероятно, именно это послужило поводом для назначения Боба старшиной нашего экипажа. Во всяком случае, когда лётчик-инструктор Юрий Николаевич Тимченко объявил нам о своём решении, возражений не последовало.
А ещё Вовка-Боб запомнился мне каким-то обострённым чувством справедливости. Если ему приходило в голову ее отстаивать, выбирались только самые «эффективные», с его точки зрения, методы…
В конфликтной ситуации оппонент Боба сильно рисковал выхватить крепким кулаком в нос со всеми вытекающими последствиями. Однако вся Вовкина суровость тотчас бесследно отлетала, стоило его рассмешить. Смеялся Боб так, что глядя на него, мы сами невольно втягивались в процесс и прекращали только тогда, когда от смеха начинали болеть животы, а дыхание сбивалось напрочь...
Лёня Ермолаев, Лёнчик. Не знаю, почему, но в моём сознании он навсегда ассоциирован с образом утонченного Арамиса из романа А. Дюма «Три мушкетёра». Может, оттого, что черты его лица, в противоположность Бобу, были более тонки и изящны. Свои мысли Лёня всегда выражал тихим, спокойным голосом. Никому не приходило в голову назвать его Леонидом. Мы обращались к нему, как к большому ребёнку - Лёня или Лёнчик. Однако, я чувствовал тогда, а теперь, спустя годы, знаю наверняка, что все это лишь «внешняя», мягкая, оболочка, под которой скрывается необыкновенная мужественность. Мужественность, про которую пишут рассказы и снимают фильмы…
Кстати сказать, Лёнчик по сей день выписывает на самолётах немыслимые пируэты, но рассказывает об этом так, словно не делает ничего особенного. А уж про самолёты, своим тихим голосом, Лёня способен говорить часами. Друзья по-прежнему называют его Лёня, Лёнчик, Лёнчик-лётчик или Лёнчик-испытатель...
Юрка Цепилов. Куда ж без него? Однажды мне уже приходилось описывать его, но то описание касалось, в основном, его лица. Теперь же попробую описать Юркин характер.
Вы, наверняка, наблюдали за играющими во дворе детишками. Сколько в них энергии! Внутри каждого словно совершенный ядерный реактор, обеспечивающий производство энергии, количества которой с избытком хватило бы на освещение небольшого города! К Юрке всё это относилось в полной мере. Энергия буквально клокотала внутри него. Создавалось впечатление, замри Юрка на пару-тройку минут, он обязательно перегреется и взорвется! Но Юрка и не замирал. Вероятно, он догадывался о «несовершенстве» своей конструкции, а потому его носило из угла в угол казармы и прилегающих к ней помещений, а заодно и территорий, как включённых в периметр авиационного центра, так и явно выходящих за него. Никогда нельзя было сказать с уверенностью, где Юрка находится в настоящий момент? Если он уходил в столовую, то вскоре почему-то оказывался на складе, а спустя ещё какое-то время - в штабе. Как ему это удавалось?
Кстати сказать, недавно и совершенно случайно, мне удалось узнать, что и теперь в среде близких Юрка носит прозвище «Бешенный кальмар»! Прости мне, Юрка! Значит, не так уж я и неправ, описывая тебя.
Юрка обладал множеством добродетелей, но одна из них, хотя и слабо вписывалась в это определение, в те годы пришлась очень кстати. Юрка легко открывал любые запертые двери. Во всяком случае, я не знал ни одного замка, который заставил бы Юрку прекратить своё поступательное движение вперед. Магнитный, поначалу, показался, было, ему «крепким орешком», но и тот позорно капитулировал, как только Юрка нащупал его «слабое место».
«Недвижимостью» Юрка становился только во сне. Причём спал он так крепко, что ему можно было только позавидовать. Исчерпав отпущенный на день запас энергии, Юрка вырубался, едва коснувшись подушки. Впрочем, он легко мог заснуть даже сидя на стуле, обретя, более или менее, устойчивое положение. Заданные ему в этот момент вопросы безнадёжно повисали...
И поскольку этот рассказ называется «Экипаж», наверное, не будет нескромным сказать пару-тройку слов и о себе, ведь я являлся одним из пяти его членов. Среди курсантов, проходивших учебно-летную подготовку в Челябинском авиацентре в 1987-1988 годах я был одним из самых молодых. И хотя моя разница в возрасте с основной частью курсантов не была сколь-нибудь значимой, именно возраст поначалу явился препятствием для моего зачисления в учебный центр.
Родившись в 1970 году, я чисто арифметически не попадал на курс учебно-летной подготовки 1987-1989 годов, как недостигший совершеннолетия. Но мне так не терпелось послужить Родине, что я без какого бы то ни было плана принялся «обивать пороги» различных кабинетов, доказывая, что мой случай исключительный. В конце концов, в одном из них какого-то доброго человека осенило, что для прохождения теоретического курса обучения, который осуществлялся по «вечерней» форме и без отрыва от производства, мой семнадцатилетний возраст вовсе не является препятствием! Главное, чтобы я достиг совершеннолетия к 30 апреля 1988 года, то есть, ко дню принятия курсом воинской присяги! Вскоре, пускай и с оговорками, я был зачислен на обучение.
Описывать свою внешность не буду. Ничего примечательного в ней не было. Обычный пацан семнадцати лет от роду. Как уже говорил, роста невысокого и сложения далекого от атлетического. И хотя с детства я довольно серьезно занимался спортом - сначала мял татами в секции дзю-до, а после травмы, едва-едва восстановившись, принялся гонять шайбу в дворовой команде, подобное в те годы, скорее, было нормой.
Позднее всех к нашему экипажу присоединился Сергей Аввакумов. В группе из семи курсантов он прибыл к нам из Запорожского авиацентра. В числе вновь прибывших трое оказались уроженцами Прибалтики и четверо с Украины.
Случилось это в апреле 1988 года. К тому времени наш курс уже находился на казарменном положении. Кто бы знал тогда, что спустя всего несколько месяцев Сергей покинет нашу «небесную» альма-матер по причине «допущения факта воздушного хулиганства», выразившегося в выполнении, не четырех «бочек», как было предусмотрено полётным заданием, а тринадцати (Прим.: Бо́чка - фигура пилотажа)...
Несмотря на то, что Сергей сильно отличался от нас по росту, тем не менее, почему-то был включён в состав именно нашего, «низкорослого», экипажа. При своих 185 см Серега едва помещался в кабине «Элки», заботливо подогнанной под нас авиатехником Мишей. Впрочем это обстоятельство Сергея нисколько не смущало. Он всякий раз виновато улыбался, обнаруживая, что практически упирается головой в фонарь (Прим.: Фонарь - прозрачная часть кабины самолета).
Вскоре выяснилось, Серёга обладает устойчивыми навыками пилотирования самолёта. Оказалось, его отец, в то время лётчик-инструктор Кировоградского высшего лётного училища гражданской авиации, стремясь, как можно раньше, приобщить сына к небу, не упускал ни единого случая...
Что касается внешности и характера Серёги, то каких-то ярких, запоминающихся, его особенностей в моей памяти не отложилось. Разве что, чуть глубже обычного посаженные глаза и абсолютное спокойствие. Казалось, не существовует способа вывести Серегу из себя. Его любимым было выражение: «А оно мне надо»? Он использовал его по любому поводу, будь то назначение в наряд или ответ на просьбу кого-либо из курсантов о помощи. Впрочем, сказать, что Сергей кому-то в ней отказывал, не могу! Помогал не меньше других. Но не ввернуть по этому случаю свою замечательную фразу он почему-то не мог.
А ещё помню, смеялся Сергей не часто и не громко, что казалось странным, учитывая возраст, в котором мы тогда пребывали. Может, потому он и запомнился мне меньше других.
