Найти тему
13-й пилот

Орловка-81. Летаю днём и ночью. Пробоина в щитке. На парткоме. Про лейтенанта, который не хотел служить

Там где написано "подсоб. хоз." был военный городок. Лес-то небольшой был рядом, всё больше - болота. Фото из свободных источников.
Там где написано "подсоб. хоз." был военный городок. Лес-то небольшой был рядом, всё больше - болота. Фото из свободных источников.

Зимние и весенние месяцы летали хорошо: в среднем получалось по 10 часов в месяц. И погода нам помогала. В простую погоду днём летал на боевое применение на малой высоте звеном, а когда была облачная погода, то были ночные смены. Двигался по программе облачных ночных перехватов тоже к малой высоте. Налёт дневной и ночной в эти месяцы был почти поровну, но с преобладанием ночного.

Днём были звеньевые полёты, но наша молодёжь ещё до них не дошли. Значит звенья были составные: пара со звена управления эскадрильи и командир звена со мной. Состав этого звена я не помню. Кто нас с Драганом водил на воздушные бои? Это может означать только одно: все полёты проходили штатно. Народ впереди был опытный и я уже поднаторел малость в лётном деле.

В апреле получил ночной допуск к минимуму погоды 300х3. Это облегчало движение к первому классу. Теперь я мог летать на каждой ночной смене со сложной погодой. И нести боевое дежурство в ночное время. Оставалась последняя формальность — отстрел оружия в воздухе — и меня можно сделать жителем домика дежурного звена. Без отстрела туда нельзя. Надо хоть посмотреть как пушка стреляет и ракеты «воздух-воздух» сходят с пилонов. Потом спокойнее будет, если придётся работать по реальной цели.

Положим, пушку я уже в работе видел и слышал: на полигон ведь с ней летал. На пикировании приходится коротко работать, земля приближается стремительно, не прозевать бы вывод. А то наловишь осколков от собственных снарядов в двигатель. А по воздушной цели можно и несколько очередей дать, если дальность позволяет и скорость сближения небольшая. Можно, но я ещё по воздушной цели ни одного пушечного снаряда не выпустил. Только — фотострельба. И ракеты ещё не пустил ни одной по воздушной цели. Это называется - подготовка истребителя? По наземным целям лупим реально, а по воздушным, главному нашему предназначению, когда?

Прилетаю с полигона, где работал по наземной цели с пушки. Техник уже на заруливании обнаружил в створке передней стойки небольшую пробоину. Ставит чеки в катапультное кресло и спрашивает у меня: - А что это ты за дырку привёз? Улетал, её не было.
- Ничего не слышал, - отвечаю, - всё прошло штатно. Вылез из кабины и к передней стойке, а там уже оружейник осматривает носовую часть. Техник тоже нырнул в нишу проверить состояние трубопроводов и обшивки. Показал мне пару царапин, но осколка там не было. Видимо, выпал, когда стойка выпускалась во взлётно-посадочное положение.

Примчался инженер полка. Кто-то уже доложил по рации. Осмотрел, выслушал доклады технического состава и сделал вывод, что я нарушил меры безопасности и поймал собственный осколок.
О, нет, я до этого ещё не долетался, чтобы нарушать безопасную высоту вывода самолёта из пикирования после стрельбы. Выходил с запасом. Это я чётко помню и уверен на сто процентов.

У меня была уже готова причина появления этого отверстия в щитке: разрыв снаряда на траектории. Я внимательно изучил все метки, которые появились на самолёте, и понял, что разорвало медный поясок на снаряде. Метки, оставшиеся от касания осколков, имели медный блеск. Но решил выдать версию с разрывом снаряда, хотя понимал, что последствия могли быть серьёзнее. Мол, подсунули мне некондицию, чуть не убили, а теперь делаете меня виноватым. Я вот докажу по объективному контролю и по фотоплёнке, что вышел на установленной высоте. А как вы докажете, что снаряд был без изъяна, если в щитке отверстие сделал.

Я не отходил от самолёта, наблюдая за действиями ИТС и участвуя в их разговорах. Инженер полка имел привычку всё сваливать на неграмотность лётного состава. Я не собирался брать вину за отверстие в щитке на себя. И потихоньку проталкивал свою версию свежим силам инженеров, которые прибывали к самолёту. А они, осмотревшись, приходили к этому же результату и докладывали свои выводы инженеру полка. Ушёл от самолёта только убедившись, что с меня сняли обвинение в предпосылке к лётному происшествию. Надо было ещё убедиться, что объективный контроль расшифруют правильно.

На разборе полётов инженер полка озвучил причину предпосылки: некачественный снаряд. Про высоту вывода даже не заикнулся. Но на инженера полка у меня обида осталась.
А в расшифровке «чёрного ящика» было всё с запасом: и высота окончания стрельбы, и высота вывода. Меры безопасности мною были соблюдены. Попадание в «десятку» с нас командиры не требовали, а про меры безопасности — всю плешь проели!

С боеготовностью самолётов в полку были проблемы. Старьё сплавили с западных рубежей на восточные. Там, на западе, НАТО бряцало самым современным оружием, а здесь ещё дремал китайский тигр. И наши командиры, конечно, пытались с этой рухлядью вписаться в нормативы боеготовности полка. Натягивали шкурку в донесениях о состоянии боеготовности где могли и где не могли. Чтобы лишний раз не вызывать гнев вышестоящих штабов на свою голову.

Штаб дивизии тоже имел представление о реальном положении дел с авиатехникой, но требовал красивых цифр в докладах снизу. В дивизии тоже не хотели вызвать гнев ещё вышестоящих штабов на свою голову. Игра такая была. Мне эта игра не нравилась. Это всё отражалось на качестве моей лётной подготовки. На качестве лётной подготовки всего полка. Мне не нравилось быть пушечным мясом.

Однажды в парткоме полка рассматривался вопрос боеготовности авиатехники. Я там был самый молодой и по возрасту, и по званию, не говоря уже о партийном стаже. Посидеть бы, послушать старших, ума набраться у взрослых людей этому молодому кадру парткома… Ан, нет! Взыграло ретивое, когда инженер полка стал излагать данные по исправности и боеготовности. Про свою эскадрилью я представление уже имел и обратил внимание, что докладчик называет самолёт, на котором не работает прицел, боеготовым. Решил его вывести на чистую воду и давай разоблачать данные по нашей эскадрилье. Закрутился инженер полка, как уж на сковородке, мол вы, товарищ, неправильно толкуете требования нормативов по боеготовности. А я не сдаюсь, мол, как можно самолёт без радиолокационного прицела называть боеготовым?

Не мне, старлею, учить жизни подполковника. А он на парткоме не может просто заткнуть меня. Перепалка между нами затягивается. Командир полка, с блуждающей усмешкой, смотрит в свою тетрадь, в спор не вмешивается. Хотя инженер полка уже бросает на него взгляды, мол, караул, мой авторитет начальника полкового уровня подрывает какой-то старлей. Члены парткома смотрят на меня с разными чувствами: кто с интересом, кто с удивлением, кто-то с досадой. Под этими взглядами ко мне приходит понимание, что слаб я в полемике, не по зубам мне подполковник. И сворачиваю свою атаку. Инженер полка отделался недоумением по поводу неадекватной атмосферы на заседании парткома по отношению к его безупречной деятельности.

О чем, интересно, думал в это время командир полка? Не тогда ли у него появилась мысль избавиться от ретивого коммуниста при первой возможности?

А ведь тогда не было таких рычагов у командира, как сейчас. Уволить он не мог негодного или неугодного. Только перевести, если такую возможность дадут вышестоящие штабы. Или на учёбу отправить. С инженером полка такая история и была. А он распределение после академии получил в родной полк. Или попросился. Три года полк отдохнул от него. И то — радость.

При нас в полк Орловки пришёл с училища на должность начальника физической подготовки полка лейтенант. И сразу забил на службу болт. Категорически. Для меня это было потрясением: как можно не ходить лейтенанту на службу. Зачем ты в училище шёл? Чем это закончится?

Тянулась канитель с этим начальником физической подготовки полка долго. Он появлялся только в день выдачи денежного содержания. И снова пропадал в Верном в каком-то вертепе на месяц. На комсомольские собрания не ходил. А на суд офицерской чести младших офицеров заявился. И внятно объяснил высокому суду, что служить не желает и не будет. Мол, это была ошибка молодости и он намерен её исправить. Суд, побесновавшись выступлениями замполитов и партработников, постановил ходатайствовать перед командиром части о его увольнении из армии. Командир с удовольствием отправил документы наверх, откуда они вернулись с резолюцией «Отказать. Воспитывайте!».

На очередном суде чести над начальником физической подготовки полка я оказался в зале клуба рядом с этим горе-офицером. Он объяснял соседу, что у него в Питере мама с квартирой. Что его уже ждёт должность в спортивной школе. Что в военное училище он пошёл специально, чтобы получить бесплатное питание и обмундирование. Мама не потянула бы его обучение в гражданском ВУЗе. Он хочет в Питер и он там окажется. Он не будет гнить в этой долбанной Орловке.

Мне ещё не приходилось встречаться вплотную с такой меркантильностью. Как сказала мне повариха на третьем курсе: - Мальчик, ты ещё много чего не видел!
Как можно забыть эту мудрую молодуху, если всю жизнь я что-то встречаю свеже-новое?
Если не ошибаюсь, то на третий год парень получил желаемое: его уволили. А почему не посадили? Не знаю. Мама, кажется, приезжала попросить за сынка. Позже в ГСВГ нам доводили информацию, что офицер, попав после училища в ГСВГ, заменяться на Дальний Восток через положенный срок категорически отказался. В результате оказался там по этапу, получив срок три с гаком года заключения. Это справедливо. Я так считаю.
А не паразитируй на социалистическом государстве!