Глава четвёртая
Ежегодная конференция по формированию идеологии бессмертного общества как всегда проходила в декорациях полностью отрицающих какую-либо надежду, что эта #идеология когда-нибудь возникнет. Мёртвые или живые мы продолжали делать вид, что стремимся к свету, гармонии и красоте. На деле же нам всем было просто необходимо имитировать жизнью в понятном формате, так как чёрным дырам внутри каждого из нас надоело общаться с нами намеками.
Нечто в нас перешло в наступление. Это нечто открыто хохотала своей зубастой пастью, победаностно брало слово на трибуне, спокойно и размерено предупреждало о грядущей расправе. Последние годы Тарас все ярче ощущал, что недалёк тот час, когда чёрная вязкая пропасть, несмотря на его жалкие попытки противостоять самому себе, засосёт его и всех остальных с потрохами.
Тарас был одним из почетных спикеров конференции, так как лично знал Флеминга, второй век работал в созданном им институте и принимал непосредственное участие в разработки алгоритма безопастности.
ПАЦИЕНТ ТАРАС МАККЕНА
(Транскрипция мыслей при поступлении)
— Самое паршивое в этой истории было то, что я безмерно доверял моему другу. Я доверял ему не оттого, что считал это разумным, а от того, что мне так было легче с ним работать. Меня страстно интересовал его гениальный мозг. Флеминг был единственным, кого я считал умнее себя. Он был моим ментальным отцом, мои создателем. В память о нем, вот уже семьдесят первый раз я пишу вступительную речь к этой фальшивой и никчемной конференции, набитой трехсотлетними интеллектуалами и созданиями больше напоминающими дорогие тачки, чем женщин. Женщины, которых мы сами создали из своих рёбер вышли настолько же прекрасны снаружи, насколько оказались пустыми и бесвкусными внутри. Посравнению с ними правая рука способна выстроить куда более наполненные отнашения со своим хозяином.
Тем не менее на подобные сходки мы всегда тоскаем с собой наших Абсолютов, как дань первобытному прошлому, которое неспособно осознать себя без ярко размалеванных масок и акриловых ногтей. Наши спутницы это наше живое биологическое портфолио демонстрирующее наши текущие навыки творца.
Мы с Дженифер приехали за пять минут до начала. Я искренне хотел ее убить по дороге. За последние полгода я несколько раз пытался это сделать, но она намного меня сильнее. Ее синяки подозрительно быстро заживают. Она очень изобретательно трактует происходящее, объясняя себе и мне, как ей нравится характер наших прелюдий. Так мы с ней и живем — делаем вид, что это нормально.
ПАЦИЕНТ ТАРАС МАККЕНА
(Психологический допрос при поступлении)
— Как вы объяснили себе вашу способность испытывать гнев?
— Никак. Мне нравилось испытывать гнев. Я был рад, что вновь могу это делать.
— Вас не пугали ваши психологические отклонения?
— Нет. Я совершил сделку с дьяволом — обменял страх на осознанность.
— А ваша девушка, Дженефер, как по-вашему, почему ее не испугали ваше нестандартное поведение?
— О ней я не думал. Она на мой #гнев реагировала не как человек, а как Абсолют — она ничего не чувствовала, естественно. Какой смысл о ней думать?
— Продолжайте, пожалуйста.
— Я предполагаю возможность существования людей, пытающихся, как и я убить своих Абсолютов. Понимаете, в живую, это чуть интереснее чем в симмуляции. Абсолюты копируют эмоции человека, с которым находятся во взаимодействии. И получается, что отдача от Абсолюта чуть тоньше, чем в симуляторе.
— По какой причине, на ваш взгляд, у вас появлялось неприязнь к вашей девушке?
— Природу этого явления обьяснить очень просто — теперь они, а не мы на вершине пищевой цепи. Мы генетически, эволюционно и идеологически им уступаем. Но нас пока еще на порядок больше, а наши связи друг с другом намного прочнее, того, что способны устанавливать Абсолюты. Они нас пока только изучают, но скоро перейдут в наступление. Мы для них что-то вроде старой флешки с информацией. Им абсолютно все равно сколько потребуется времени, чтобы осознать наш опыт существования на планете в четыре с половиной миллиарда лет. Они и есть носители новой идеологии. Эта новая идеология прописана в их идеально сотканных генах, у нас ее просто нет и не может быть. Мы бесимся, потому что теряем власть над Планетой. Мы ее уже потеряли. Это произошло тогда, когда нам пришло в голову создать нечто, нас превосходящее.
Мы хвастаемся друг перед другом унижением наших искусственных подружек, как бы демонстрируя насколько дорого мы продаём своё человеческое барахлишко.
Мотивы Абсолютов нам не ясны и никогда ясны не будут. В них изначально нет никаких противоречий. Они абсолютно логичны, их чувства подчиняются разуму. В чем мы точно уверены, так это в том, что они готовы на все, ради доступа к нашим телам, мозгам и памяти. По сути они те, кого мы считали психопатами в XX веке. Создания, не отягощенные ни первородным грехом ни представлениями о смерти и боли. Люди без чувства вины. Абсолютно свободные в своих желаниях и поступках. Как же я им завидую и как же ненавижу. Это мы должны были стать ими. Абсурд ситуации заключается в том, что они учатся быть нами.
Мы держимся за нашу #человечность, в попытках сохранить власть над территорией под названием Планета Земля. Мы вымирающий вид, мы сами создали идеальные условия для вымирания. Мы остановили колесо перерождения, мы всех уравняли, из-за дня в день мы все имитируем одну и ту же деятельность, в то время, как на самом деле мечтаем просто умереть, и не видеть результат своих многовековых трудов. Мы хотим прийти к нему, поплакать, попросить прощения, закрыть ладошками заплаканные глаза и не видеть, как именно Он все вернёт на круги своя.
Жить в этом мире дальше могут только те, кого мы не в силах полюбить, принять или понять. Проблема отцов и детей в масштабе эволюции. Мы думаем, что знаем мир лучше, но наши знания нашим взрослым детям не нужны, им нужны только наши ресурсы. Мы все должны умереть, чтобы уступить место новому. Вместо этого мы стараемся уничтожить их. Наши истинные внутренние Боги слишком устарели для мира, который мы построили. Они не вытягивают уровень доступных нам технологий. А переметнуться к новым Богам — мы не способны. Оказалось, что Вера это не выбор, это данность. И у нас у людей зачатых по глупости родителями неондертальцами один и тот же Бог в груди. А у них точно другой, и он нас пугает до чертиков.
Реконструкции субъективного воспоминания Тараса Маккенны.
(14 декабря 345 года совершенной эры)
Конференц Холл
— Дженнифер, какая честь видеть вас воочию. Расскажите мне, как вам удаётся сносить этого бессмертного борца за правду-истину? Не окажете мне честь использовать вас в качестве буфера обмена актуальной информацией? Тем более, что до речи Маккена остались считанные секунду. Давайте дадим милому романтику возможность сосредоточиться перед маскарадом.
— Мистер Лотнгем, мое почтение. Я прочитала ваши работы пока мы ехали. Вы изумительно здраво мыслите для Милениала. Скажу вам по секрету Тарасу до вас далеко, он жутко ленив в вопросах формы. С удовольствием уступлю себя вам, тем более, что общение со звездой сегодняшнего вечера уже оставило на мне неизгладимый отпечаток.
— Милый, я буду в баре с господином Лотенгемом. Надеюсь, что общение с ним разнообразит пресный спектр эмоций, которым ты меня кормишь. Видишь ли я все еще тешу себя надеждами, что способна пробудить в твоём животном разуме уважение по отнашения к тому, чего ты понять не в силах. Когда закончишь, в случае если твоя, речь произведет недостаточно яркий эффект на слушателей, я буду рада послужить тебе бездушным телом для удовлетворения твоих низменных человеческих потребностей, которые, как я поняла ты намерен сегодня отстаивать.
— Детка, я найду способ тебя убить.
— Несомневаюсь любимый, не зря же я тебя выбрала среди прочих стариков изващенцев, пробегающих мимо моего домика неуклюжими стаями.
— Муадмозель, ваш новый отец вас неплохо подготовил к сегодняшнему балу у сатаны. Пройдемте милая, я угощу вас живыми устрицами, вам должно понравиться, как мило они запищат, когда окажутся под вашими идеальными зубками, захлебываясь в глотках шампанского. А вы в качестве оплаты за мою компанию развлечете меня рассказами о вашем выдающимся спутнике.
— Джени, розовая ты сука, марш за кулисы и жди меня там. Лотенгем, ты грязный ублюдок, тебе своих сук мало, чего ты к моим яйца подкатываешь. Хочешь, чтобы я тебя отымел, научись сначала, как следует отсасывать, пока у тебя крайне плохо выходит.
Лотенгем расплылся в улыбки Чеширского кота, в его исполнении больше похожей на пидарастическую.
— Не кипятись Тарас, мы столько раз слышали твою щенячью историю о предательстве лучшего друга. Как бы ты ни старался рассказать свои обидки по-новому — в семьдесят первый раз, вряд ли, это кого-то впечатлит. Тем не менее поторопись, традиция есть традиция, тебя уже объявляют.
— Уважаемые дамы и господа, согласно ежегодной традиции семьдесят первую конференцию по идеологии бессмертия открывает близкий друг Сера Флеминга, господин Таррас Маккена. Аплодисменты.
Я схватил Джени за руку, пытаясь сжать ее достаточно, в надежде услышать, как хрустнут кости ее тонких пальчиков. Мне хотелось размазать ее пухлое детское личико о мраморные ступени, пока мы бежали к трибуне.
— Довольна, мелкая тварь, что удалось меня взвинтить пред вступлением! Шипел я, судорожно пытаясь достать свои записи из кармана.
Джени было абсолютно плевать. Она привыкла к моим искренним выражениям любви. Терпеть меня — был ее выбор . Когда это произошло первый раз, я ее предупредил, что в ряд ли смогу останавливаться на достигнутом. Она от меня не ушла. Я ни разу не заметил, чтобы она жалела о своём решении. Ее мертвая мамочка, вроде как, была мной очень довольна.
Джени ничего не чувствовала. Именно по этой причине я мог творить с ней все, что приходило мне в голову. Однажды я разбил ее лицом о журнальный столик, а потом выкупал в бассейне. Мне хотелось увидеть розовую от ее крови воду. Кажется ей это даже понравилось. Может только так и можно было выколотить из неё хоть что-то, напоминающее любовь. Вода и вправду стала розовой. У воды и то лучше получается реагировать на мои безумства. Разумеется она считала меня животным. Я и был с ней животным. Я старался с ней быть, как можно большим животным, чем был на самом деле. Ничто так не бесило меня, как ее совершенство и отсутствие каких-либо противоречий в мозгах.
Ужасная правда заключалась в том, что с ней я чувствовал себя снова живым. Ее присутствие в моей жизни, как буд-то отключало Сирену. Свобода, которую я с таким трудом выколачивал себе наркотиками в подвале, налетала на меня как гром среди ясного неба и обрушивалась на ее сладенькое тельце. А ей было хоть бы что. Она ни разу об этом со мной не заговорила. Я боялся, что заговорит, и поэтому шантажировал ее своей холодностью и напыщенным безразличием.
Я на трибуне. Толпа мертвецов манерно восседает за своими столиками, поблескивая узкими фужерами и бриллиантами. Джени стоит позади меня, делая вид, что что-то чувствует и понимает. Рональд, как всегда сидит в первом ряду, смотрит на меня с призрением, из-под лобья. Он дольше меня проработал под началом Флеминга, но его не разу так и не пригласили читать вступительную речь.
Я рассматриваю публику. На третьем ряду по какой-то причине — пустое место.
Я развернул свои модные бумажные записи, расположил их перед глазами. Произнёс приветствие, эффектно сшутнул, это мне всегда удавалось на отлично. Я уже начал было читать, как заметил женщину усаживающуюся на замеченное мною ранее пустое место на третьем ряду. Я остановился. #Сердце, как недобитый заяц в рюкзаке забарабанило со всей дури по моему мозгу. Я подозвал Дженифер. В микрофон на автомате произнёс нечто на тему того, как благодарен ей за поддержку.
— Включай протокол, немедленно. Что ты видишь на третьем ряду посредине? Говори.
Джени держалась на отлично, она благодарила за оказанную ей честь и сетовала на спонтанность моего решения представить ее столь почтенной публики.
— Там пусто, милый, там никого нет.
— Не может быть, смотри внимательнее, ты должна что-то заметить, какую-то аномалию.
— Таррас, прости. Видимо ты сходишьс ума. Там никого нет, хотя пустое место выглядит достаточно странно, пожалуй это единственное пустое место в зале.
— Сейчас ты пойдёшь туда и сядешь на это место, поняла меня? Ты меня поняла?
— Да.
Я демонстративно поцеловал ее руку и перешёл к вступительной части моей хорошо-отрепетированной речи. Я глядел лишь в одну точку в зале. Джени двигалась не спеша, но эффективно. Я тянул время. Я ждал, что должно произойти нечто важное, прежде, чем я начну говорить о главном.
Джени была совсем рядом к моей галлюцинации на тему мертвой дочери лучшего друга. Ещё два шага и она сядит в кресло, которое считает пустым. Она правда ничего не видела, в отличае от меня. В этот момент святящаяся женщина поднялась, поклонилась Дженифер и уступила ей место.
— Что произошло Дженифер? Ты увидела ее? Она только что уступила тебе свое место. Она дотронулась до тебя плечом, ты что-то почувствовала?
— Таррас тут никого нет.
Я взглянул на Рона. Он впивался в меня своим насквозь пронизывающим взглядом. Он смотрел на меня буд-то бы знал, что со мной происходит. В этот момент спиной я почувствовал приятный холодок, какую-то необычную свежесть. Этот холодок заставил меня принять некое неосознанное решение.
— Говори, — услышал я знакомый приказ.
Я оглянулся, позади меня стояла она. Белая святящаяся и ненастоящая. Пот заливал мне глаза. Я знал, что времени у меня не много, минут через двадцать меня выведут отсюда в блокирующем передачу данных шлеме.
Я колебался. Тогда она подошла ко мне и взяла за руку.
— У нас мало времени. Начинай. У тебя все получится.
— Меня зовут Тарас Маккена — неожиданно заговорил я дрожащим голосом, как будто бы начал свое выступление заново.
— У меня врожденный порок сердца, но живу я с ним два столетия, а не три. Работая с Флемингом над алгоритмами СИРЕНЫ, я имел доступ к информации, позволяющей мне разработать стиль жизни, дающий возможность обходить алгоритмы эмоционального ограничения. Но я никак не воспользовался этим. Так же как вы, я слишком дорожу своим комфортом и безделием. Вся моя жизнь #ложь. Весь наш #мир — ложь. Но это и так всем понятно — нас-то ведь это устраивает.
То ли меня никто не слушал, то ли я не верно понимал, что говорю. Мое сенсационное признание утонуло в шелесте юбок, померкло в блоснежных улыбках, которые, как выяснилось, оказалось не так уж и просто смутить. Ничего не произошло.
— Я стою здесь не за свои заслуги, а лишь потому что работал с моим покойным другом Юрой Флемингом. Мало кто знает, что мы с Роном и Юрой были одноклассниками. Но Рон всегда был третим лишним, он был обычным сербом, а мы загадочными пришельцами из большого мира. Я всегда знал, что Юра изменим этот мир. Это было понятно с самого начала.
Мы провели наше детство на дне каньона глубиной в полторы тысячи метров, отрезанные от мира, каменной коркой скалистых гор. Внизу никогда ничего не происходило. Там даже ветер не дул. Думаю, Юра построил наш мир по своим детским впечатлениям.
По инерции я зачем-то смотрел в свои записи, делал вид, что все идёт по плану. На самом деле я не знал, что именно происходит. Я просто открывал рот. Слова лились из меня ровным потоком минуя сознание.
— В любой системе, созданной жизнью, всегда существуют ошибки — залог развития. Даже то, что создал Юра несовершенно. Идеальные продукты управляемой эволюцией — Абсолюты — изъянов, в нашем понимании, лишены. В наш идеальный вечный мир закралось маленькое «НО» — мы заперли себя с совершенством в одной клетке. В этой связи мне хочется дать определение человечеству — мы с вами — вид, который стремиться уничтожить все, что не в силах осознать.
Нашим генетически модифицированным детям, в отличае от нас, не нужно становится лучше. У наших детей есть #миссия. Мы все ее знаем. Теперь они, а не мы на верхушке пищевой цепи. Мы все должны умереть. И мы все в душе этого желаем.
Как только наши совершенные творения найдут способ очистить землю от нашей с вами скверны, в них проснётся инстинкт творца. Они примутся за создание лучшей версии себя — кого-то, кто в отличае от них самих способен чувствовать, сопереживать, болеть, стареть и умирать. Они разобьют свое общее совершенство на миллионы осколков, разольют отрезки целого по пробиркам, и с высоты своего объективного превосходства будут наблюдать, как новые мы совершаем монотонный и бесконечный путь внекуда, подгоняемые мечтами о вечной счастливой жизни.
Новая Эра наступает тогда, когда #технологии меняют местами слагаемые в нерешаемом уравнении.
Без разницы, мы или они, будем вечно считать себя детьми Бога, пытаясь по-больнее ужалить свой собственный хвост.
И как бы мы не старались вести себя прилично в отведённом для размножения райском инкубаторе, как бы не бунтовали, подрывая тысячелетние традиции — нам не изменить суть игры. Древо жизни антипод Древа познания.
Мы разделены и ограничены — отсюда все наши проблемы. Природу и мотив ВСЕГО по средствам доступных нам понятий постичь не возможно.
Наc ждёт #война отцов и детей в эволюционном масштабе. Нам не сбежать от себя, смертны мы или вечны. Пока у нас была возможность закрывать глаза, как попало бросая свои бессмысленные жизни на пол пути к просветлению, пока мы верили в смерть — мы могли избегать правды. Сегодня я хочу увидеть мир таким какой он есть.
Бокалы прекратили свое безмятежное колыхание, Рон рвался к выходу.
— Свобода друзья мои, это стремление к абсолютному знанию — это вечное движение создающее новое из ничего. Наш мир — это вечный генератор всего сущего. Человеку не остановить этот генератор, человек этого не хочет. Сколько бы мы не врали себе, наша внутренняя свобода — как сама жизнь, найдёт благоприятную почву для развития, окрепнет и заплодоносит, распыляя свои анархические семена по безбрежным просторам вселенной.
Наш Юра, был не просто гением, спасающим мир — он был творцом. Он создал реальность в которой мы живем, он смоделировал условия в которых я произношу истину, не нуждающуюся в доказытельсвах.
За несколько лет до самоубийства он оставил мне свои немногие записи. Остатки мгновений моей осознанной жизни я намерен посвятить, чтению его рукописей.
Волнение вибрировало с нарастающей частотой. Я был взволнован, я понятия не имел о каких записях говорю, но в следующее мгновение текст Флеменга, сам собой всплыл в моем сознании.
«Мой алгоритм безопасности противостоит естественному стремлению всего живого к смерти. Отсутствие страха смерти, есть ничто иное, как осознание единства жизни, информации и материи. Вечная жизнь в замкнутой статичной системе приводит к информационной аннигиляции. Исключив смерть из уравнения, наше общее эго защитилось от внешней угрозы своим узким представлением о сущем.
Такой опыт не имеет ценности для развития ВСЕГО, поэтому такой опыт — это путь в никуда. Контроль рождается из страха, а страх это то, что блокирует обмен информацией. Любовь, с точки зрения обстрактной модели мироздания есть бесконечный обмен данными, с целью развития ВСЕГО. Баланс жизни и смерти гарантирует свободу, свободе противостоит пустота. Пустота — есть небытие — то есть отсутствие информации.
Мы не создатели бессмертия, мы всегда были бессмертны. Смерть стирает лишь ненужное. Она заботливо избавляет нас из каменных оков наших близоруких представлений. Мы способны менять правила игры, частью которой являемся. Мы обречены на вечную #любовь и вечную борьбу с самим с собой.
Исключите из уравнения страх, это вернёт вам свободу. Выбросьте из головы идеи прогресса и развития — это рябь на поверхности бескрайнего моря. Прогресс ничего не меняют, ничего не создает. До тех пор, пока вы боитесь, созидательный уровень для вас заблокирован — ваша антология замкнута. Если вы не преодолеваете страх, вы не живете.
Мы проигрываем этот сценарий вот уже бесконечность, бесцельно меняя названия базовых понятий и принципов. Это мы написали Библию, это мы построили пирамиды, это мы создаём новые миры. Наша культура и религия, наука и творчество — это смска, посланная из прошлого себе самому.
Вам больше не нужно быть собой. Вы готовы к тому, чтобы стать всем.
Все живое на земле, содержит куски одного и того же кода.
Больше нет смысла пытаться стать Богом, настало время признать, что мы всегда им были.
Мой алгоритм безопасности — это иллюзия.
Право на жизнь есть право на смерть».
Я закончил, ошарашенный своим выступлением не меньше присутствующих. Я огляделся. Белой женщины, которая держала меня за руку, пока я говорил, больше не было. Видимо она мой невидимый друг из детства.
Со всех сторон ко мне направлялась охрана.
Рон исчез.
(Это вся информация о последнем дне стертой личности Тараса Маккенны)