Посвящается Дню разгрома немецко-фашистских войск в Курской битве.
* * *
- Чего загрустил, Андреич? Домой едем.
- Да так…
- Давай, не горюй! Поднимем снова все, что война поломала. Ты ведь из под Москвы?
- Да.
- Фронт не дошел до вас?
- Нет, не дошел.
- Ну, так чего ты тогда? Приедешь, отметишься в комендатуре и - вольная птица.
- Все так, Петро… Все так… Как думаешь, долго еще здесь проторчим?
Эшелон стоял. Когда-то их гнали через станции на прогон на запад, чтобы быстрее доставить солдат на фронт, а сейчас никто вроде бы и не спешил никуда. Отстаивались на каждом разъезде, любуясь разукрашенным осенью лесом. Что делать? Война торопит, а мир… мир никуда не спешит. Да и ехавшие в эшелоне уже солдатами, по сути дела, не являлись. На дальневосточной границе последний раз обшмонали погранцы, сунули команду в поезд и все! Дембель. Война кончилась. Живы остались, спешить некуда. Даже паровоз у них отцепили. Ушел, пыхнув паром на прощанье и неизвестно, когда вернется.
- Да хрен его знает! А ты что предлагаешь?
- Так… Сходить бы, насчет жрачки разведать, думаю. Деревня рядом. Вон, дым из-за леса. Печки топят.
- Дык что? - ефрейтор почесал стриженый затылок. - Можно. Только денег же нет.
- А вон, на на твой трофей сменяем съестного.
Петр задумчиво покосился на свой вещмешок, где ехала большая, вся в синих цветах, фарфоровая ваза. Трофей было жалко, а с другой стороны - куда его? Любой патруль отжать может, да к тому же три года на войне приучили жить сегодняшним днем и начинать есть суп с мяса. Не потому, что убить могут. Дело не в этом. Убитому как раз все равно, что он не пообедал и обстрелом русскому солдату аппетит не испортить. Но если снаряд неподалеку упал, то у тебя будет полный котелок глины. Есть такой суп - приятного мало. Поэтому чем быстрее ты самое вкусное съел, тем лучше.
Ехавший в теплушке народ заинтересованно молчал. Здесь подобрались в основном пожилые, призыва конца сорок четвертого года. Воевавший с сорок первого Андреич был для них непререкаемым авторитетом, да и Петр, познакомившийся со старшиной еще под Курском, в сорок третьем и оттарабанивший вместе с ним всю оставшуюся войну - тоже.
- Можно и трофей… Смотри-ка! Славяне уже сбегали.
Вдоль путей не особенно торопясь топали двое, вид которых тоже выдавал бывалых людей. Шли не торопясь по тропинке, курили на ходу, а набитые вещмешки говорили о том, что сходили они не зря.
Петр присмотрелся и негромко присвистнул.
- Правду говорят: мир тесен, - сказал он.
- Знакомый, что-ли?
- Ага. Эй, рожа! Ты куда это мимо поперся? А ну, ком цу мир!
Идущий мимо солдат поднял голову, собираясь ответить, но вместо этого широко улыбнулся.
- Петруха!
- Морковь те в ухо! Живой, холера! Вот, Андреич, с ним мы и воевали, пока меня не контузило. Снайперы. Я - первый номер, он - второй. Сколько набил фрицев, Геныч?
- Штук сорок есть.
- Молодчик! Айда к нам.
- Можно…
Он что-то сказал молодому солдату, тот кивнул и убежал вдоль вагонов, а Геныч со своим мешком забрался к ним. Внутри оказалась картошка.
- Жаль, встречу отметить нечем, - сказал Петр.
- Вообще-то есть, чем. Ты картоху-то разгреби руками!
Между клубней была спрятана большая бутылка с мутной жидкостью.
- На часы немецкие махнул, - Геныч махнул рукой в сторону деревни. - Народ тут скупой, но самогон гонят хороший. Я пробовал. Есть кружки?
- Найдем!
На каждого из двух десятков, ехавших в теплушке, самогона пришлось совсем немного, разве что языки развязать хватило. Народ скучковался по небольшим группам. Картошку поставили вариться в котелке на стоявшую посреди вагона на железном листе печурку. Переговаривались, вспоминали бои последнего года войны. Призванный из под Казани учитель-татарин начал наизусть читать вслух "Песнь о Вещем Олеге":
"Бойцы вспоминают минувшие дни
И битвы, где вместе рубились они…"
- Как вспомнишь, так лучше бы и не вспоминал, - сказал Геныч.
- Ты, главное, не забывай, - покачал головой Андреич. - Увидишь: придет время и будут тебя в школы звать, чтобы ты о войне рассказал ребятам, у которых отцы и не воевали никогда ни с кем, каково это: снайпером быть.
- Ты еще скажи: и армии не будет.
- Нет, армия конечно будет, тут деваться некуда. У людей ведь как? Если ты сильный, то тебя не тронет никто. Побоятся. Тогда и воевать ни с кем не придется и так всегда было. Значит, нужна армия.
- Значит, если воюешь, значит ты слабый?
- Подколол он тебя! - рассмеялся Петр.
Андреич тоже усмехнулся.
- Вон, слышишь, про князя древнего стихи читают? Тыщу лет назад было, но до сих пор о нем люди помнят. Всю жизнь он в войнах и походах провел. Слаб был тот князь? Вряд-ли… Хотел он всю жизнь из боя в бой мотаться? Тоже вряд-ли… Значит была причина.
- Причина известна! Уже тогда немцы лезли.
- Тогда не было немцев.
- Да ладно! А кто был?
- С запада - славяне, с востока - степные племена. На юге - Византия. До Германии тогда было не ближе, чем сейчас, так что лезли другие.
- Слушай его, Гена, - Петр покатал в ладонях сварившуюся картофелину и начал чистить ее кончиком финского ножа. - Я с ним с сорок третьего и ни одной дырки серьезной. Если старшина что-то сказал, значит слушать надо.
- А когда немцы появились?
- Много позже. Все началось с рыцарских орденов, ливонского и тевтонского.
- Это которые "псы-рыцари"?
- Они самые.
- Знаю, кино показывали в части. Их еще Александр Невский под лед спустил. Значит, с тех пор никак не успокоятся?
- Ага.
- Ну и ладно. Сейчас-то их надолго утихомирили. Андреич, а ты поди тоже учителем был?
- Вроде того. Священником.
- …
Геннадий ошарашенно замолчал. Попа на фронте (ну пусть даже и после фронта) он видел в первый раз. Потом спросил:
- А как же "не убий"?
- Так же, как и у тебя. Вот ты сорок немцев перестрелял - хоть раз вспомнил про заповеди?
- Нет.
- И я не вспоминал. А еще сказано: "Любите врагов ваших", - но ни слова по поводу того, что в них из пулемета стрелять нельзя.
- Сложная штука - жизнь… А сейчас ты куда?
- Не знаю пока. Сана меня никто не лишал. Приду к епископу и как он скажет, так и будет.
- И я тоже не знаю. На месте колхоза, в котором до войны работал, сейчас голое поле. Съездил, посмотрел - и что дальше? В одиночку пахать не станешь. Здесь родня дальняя жила неподалеку. Приехал к ним, а соседи говорят: с сорок первого нет никого. Уехали, а куда - не сказали. Решил в город податься. В комендатуру схожу - авось помогут.
- И я в город, - кивнул Петр. - Дом-то цел, да жена в войну померла от воспаления легких. Я узнал, только после войны. Написал председателю, чтобы отдал избу соседу. У того дочь-невеста. Будет приданое.
- А ты?
- Что я? Я уж привык бродить. Хотел в армии остаться, да в училище не прошел. Классов школьных мало, сказали. А солдатской каши я уже нахлебался. Овса столько сожрал, что скоро ржать начну, как лошадь.
Они рассмеялись. Поезд катился не торопясь, сквозь вечер, потом сквозь ночь, мимо каких-то станций, семафоров и переездов. Бывшие солдаты понемногу разбрелись по нарам, спать, а им троим не спалось. Старшина велел клевавшему носом у печки дневальному укладываться и они втроем сидели рядом, тихо переговариваясь, а по большей части просто молча глядя на отблески пламени.
* * *
Ночью проехали Пермь, простояв на сортировке всего полчаса. Андреич поднял тех двоих, которым здесь надо было выходить, затушил последние угольки в печке, завернулся в шинель и лег спать. Когда проснулся, поезд стоял.
- Паровоз снова сперли? - спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.
- Угадал, - отозвались рядом.
- Опять в поле стоим?
- Нет, дома рядом. Вроде поселок какой-то.
- Что с кухней?
- Глухо.
Можно было спать дальше. Подкормиться по можно было только в городах, но Пермь проехали, а впереди ничего такого не светило. Сухпай сожрали еще три дня назад, согласно старому правилу: "Оставил на завтра - оставил врагу." Что делать на голодный желудок, в котором со вчера только пара картофелин побывала? Дрыхнуть. Или (он про себя усмехнулся) наступать.
- Петро, ты здесь? - снова спросил он.
- Куда я денусь?
- Пойдем, разведаем?
- Куда я денусь?
- Ну, раз так…
Андреич поднялся и начал наматывать портянки. Закончив с этим важным делом, он спрыгнул на насыпь и собрался было помочиться на рельсы, но остановился. Надо было переждать. Мимо бежала девчонка. Лет десяти, не больше. С двумя длинными косичками, в простеньком платьице в горошек. Платье было явно не по погоде и она ежилась на прохладном ветру.
Сзади хрустнул гравий под сапогами Петра, а девочка вдруг остановилась, глядя на них.
- Здравствуйте!
- Здравия желаю, - машинально отозвался старшина.
- Дяденьки, а вы с войны возвращаетесь?
- Война ведь давно кончилась.
- Я знаю. А вы там, на войне, моего папу не встречали?
Андреич поймал взгляд нахмурившегося Петра. Еще один ребенок ждет отца с фронта и никогда его не дождется, но все бегает на станцию и с надеждой встречает поезда… С глупой надеждой.
- А кто твой папа? - спросил он, чтобы не молчать.
- Петров Иван, - ответила девочка. - Он лейтенант.
- Нет, я его не встречал.
- Погоди… - Петр присел на корточки и его лицо оказалось на одном уровне с лицом девочки. - Лейтенант Петров, говоришь? Может быть, старший лейтенант? Опиши-ка его. Какого он роста?
- Высокий.
- А волосы?
- Темные.
Петр кивнул.
- Да, было дело. Вот, смотри…
Он полез за пазуху и вытащил свою красноармейскую книжку. Открыл. Достал истертый, распадающийся на сгибах листок бумаги и осторожно развернул его.
- Смотри. Ты читать умеешь?
- Умею. Я в школе учусь.
- Это наградной лист. Моя первая медаль "За отвагу". Видишь, что написано? "Старший лейтенант Петров И.А." Это он меня к ней представлял и он же вручал ее.
Девочка расплылась в улыбке.
- Ой! Видели, значит? Он скоро вернется?
- Погоди… Может, и не он это? У него никаких особых примет не было? Ну там уши оттопырены, или нос кривой?
- Нет, нос у него красивый… - она задумалась, потом просияла. - У него пальчика не было. Мизинца. Я помню! Я спрашивала, где он, а он сказал: "Ногти грыз."
Петр вздохнул и поднялся, убирая листок и пряча документы. Посмотрел на старшину. Тот спросил:
- Неужели он?
- По всему: так и есть. Как раз он пермяк, из этих мест был. Ты извини. Дальше без меня.
- Погоди. Ты что задумал?
- Сорок второй год был. Знаешь, что тогда под Ржевом творилось? Мне повезло. Контузило, две дырки в ноге, перевязали - и в госпиталь, а он моим ротным был и… - он бросил взгляд в сторону стоящей рядом девочки - в госпитале я его последний раз видел. Вернее, он туда не доехал. А они здесь до сих пор его ждут.
- Да погоди! Может, ей…
- Может, и не сказали. Но могут и не знать. Да пятьдесят на пятьдесят, что не знают. А она сейчас прибежит домой и матери расскажет, что его живым видели.
- Да…
- Не могу я так. Давайте, удачи. Может, еще увидимся.
Петр повернулся к девочке, запахивая шинель. Вытащил из кармана свернутый ремень.
- У тебя мама дома сейчас?
- Дома. Сегодня же воскресенье. Выходной.
- Пойдем. Расскажу, где я его видел.
Он взял девочку за руку и они пошли по тропинке, протоптанной на границе гравия и травы.
Старшина смотрел им вслед, не зная, что ему делать. Из вагона высунулся зевающий Геныч. Спросил:
- Чего тут? Куда это он?
- Знакомую встретил.
- И куда?.. Алё, Петруха!!
- Не ори.
Тут Андреич обернулся. Из-за леса донесся чистый звон церковного колокола. Позолота на видневшемся за деревьями кресте давно облезла, но колокол все так же звонил и звал людей к заутрене.
- Геныч, дай его мешок. - сказал старшина. - Вон тот, под нарами. И шинель мою… Эй, татарин!
Выглянул бывший учитель, вчера рассказывавший про Вещего Олега.
- Да, ты! Ты теперь старший по команде. Понял?
- Я?
- Я-я... натюрлих!
Он принял мешок и шинель, повернулся и быстрым шагом пошел за Петром и девочкой. Геныч широко раскрытыми глазами несколько секунд смотрел ему вслед, потом крикнул:
- Подожди! Я с вами. Да подожди ты!
Он выпрыгнул из вагона, придерживая пилотку на голове и быстро догнал остальных.
* * *
Раз уж вы дочитали досюда, то... У меня вышла книжка на Ридеро. Содержание - вот такие же рассказы.
Скачать можно тут:
https://ridero.ru/author/river_igor_lvxem/
Удачи!