ЕЛИЗАВЕТЕ КИРЬЯКОВОЙ
1. Таков вердикт Ф. Энгельса после прочтения в «Die Neue Zeit» (1891, №№ 6, 7, 8) статьи нашего соотечественника, Георгия Валентиновича Плеханова, «Zu Helgel's sechzigstem Togestag». Множественное число («статьи») оправданно, ибо печатался опус аж в трёх номерах журнала. В 1892 г. статья вышла в болгарском переводе («Социал-демократ», 1892, № 2), в 1894 г. — во французском («L’ère nouvelle» («Новая эра»), 1894, №№ 10, 11). По-русски «К шестидесятой годовщине смерти Гегеля» увидела свет только в 1906 г. в сборнике Г. В. Плеханова «Критика наших критиков» (Спб, 1906, сс. 203 — 228). Прошло 15 лет и «превосходное» по-немецки стало доступным и русскому читателю. Поспело к семидесятипятилетию со смерти Гегеля.
Рассмотрим «превосходное» теперь, накануне славной даты: двухсотсорокапятилетия со дня рождения Гегеля (2015.08.27). Мой источник: Плеханов, Г. В. К шестидесятой годовщине смерти Гегеля. — Плеханов, Г. В. Избранные философские произведения. В 5 тт. — Т. 1. М.: Государственное издательство политической литературы, 1956. Сс. 422 — 450 (текст), 800 — 803 (примечания редакции).
2. Статья сравнительно объёмная, располагается на 29 страницах, заполняет полных 28. Что же Плеханов в ней излагает? Как отмечает памятную дату?
«В предлагаемой статье мы хотим сделать попытку оценить философско-исторические взгляды великого немецкого мыслителя. В общих чертах это уже сделано рукою мастера в превосходных статьях Энгельса «Ludwig Feuerbach und der Ausgang der klassischen deutschen Philosophie», напечатанных в «Neue Zeit» и потом появившихся в виде отдельной брошюры. Но мы думаем, что названные взгляды Гегеля вполне заслуживают более подробного рассмотрения» (с. 423).
Вы не против такого предложения? Я — нет. «Всегда полезно рыться вокруг корней истины» — говаривал и сам Г. В. Плеханов.
3. Отбрасываю наслоения литературные и исторические, даю простую сутру (конспект) к статье Г. В. Плеханова.
3.1. «Значение Гегеля в общественной науке определяется прежде всего тем, что он смотрел на все её явления с точки зрения процесса des Werdens (становления), т. е. с точки зрения их возникновения и уничтожения» (с. 432).
3.2. Этот процесс наблюдается Г. В. Ф. Гегелем, а вслед за ним и Г. В. Плехановым, в истории философии.
«Но не одна философия представляется Гегелю естественным и необходимым продуктом своего времени; так же смотрит он и на религию, и на право. И притом нужно заметить, что и философия, и право, и религия, и искусство, и даже техника («Technische Geschicklichkeit») находятся, по Гегелю, в теснейшей взаимной связи: «только при данной религии может существовать данная форма государственного устройства, и только при данном государственном устройстве может существовать данная философия и данное искусство» (с. 425).
Казалось бы, вслед за простым становлением Г. В. Ф. Гегель констатирует нечто более сложное — взаимодействие различных компонентов социальной жизни.
3.3. «Это опять может показаться чем-то тривиальным: кто же не знает, как тесно связаны одна с другой все стороны и все проявления народной жизни? Теперь это известно каждому школьнику. Но Гегель не так понимал эту взаимную связь различных сторон и проявлений народной жизни, как понимают её до сих пор многие «образованные» люди и школьники. Связь эта представляется им в виде простого взаимодействия названных сторон и проявлений, причём, во-первых, самоё взаимодействие это остаётся совершенно невыясненным, а во-вторых, — это главное, — совершенно забывается о том, что должен быть один общий источник, из которого берут начало все эти, находящиеся во взаимодействии, стороны и проявления. Таким образом эта система взаимодействий оказывается ни на чём не основанной, висящей в воздухе: право влияет на религию, религия влияет на право, а каждая из них и обе они вместе влияют на философию и на искусство, которые, в свою очередь, действуя друг на друга, действуют также и на право, и на религию, и т. д. Так гласит действительно общеизвестная мудрость. Положим, что мы можем удовольствоваться таким изложением дела для каждого данного времени. Но ведь у нас остаётся ещё вопрос о том, чем обусловливалось историческое развитие религии, философии, искусства, права и т. д., вплоть до данной исторической эпохи» (сс. 425 — 426).
3.4. Иными словами, для исторического процесса надо показать и (1) общий источник взаимодействующих компонентов, и Г. В. Плехановым не называемую, но подразумеваемую (2) специфику взаимодействия (то есть рассмотреть взаимодействие по существу в его содержании и формах, а не просто констатировать наличие взаимодействия), и (3) развитие отдельного компонента в целом, на протяжении всей истории его существования (а не ограничиваться констатацией соответствия компонента, скажем философии, своей эпохи). Я бы добавил и (4) рассмотрение исторического процесса в целом, потому что рассмотрение взаимодействия отдельно от возникновения, развития и гибели компонентов этого взаимодействия представляется неудовлетворительным. Как неудовлетворительной будет и лишь отраслевая история, история в абстракции от взаимодействия компонентов: история компонентов — философии, религии, права, искусства, науки, техники, хозяйства и т. п. И это понятно: взаимодействие изменяет компонент, а компонент, со своей спецификой вступая во взаимодействие, меняет самоё взаимодействие. Выход один: изучать по отдельности, а потом подвергать синтезу в целостном образе исторического процесса. Тут герменевтический круг: понимание целого влияет на понимание частей, а понимание частей, в свою очередь, влияет на понимание целого.
Но мысль Г. В. Плеханова, так или иначе, ясна.
3.5. «Где же искать этого нового, «высшего»?
Гегель отвечает, что его надо искать в свойствах народного духа. И это вполне логично с его точки зрения. Для него вся история есть лишь «изложение и осуществление всеобщего духа». Движение всеобщего духа совершается ступенями. «…Каждая ступень, как отличная от других, имеет свой собственный, определённый принцип. Таким принципом является в истории... особый народный дух. В свойствах народного духа конкретно выражаются все стороны народного сознания и народной воли, всей его действительности; они налагают свою печать на его религию, на его политический строй, на его нравственность, на его право, на его обычаи, а также на его науку, на его искусство и на его технику. Все эти частные свойства объясняются общими свойствами народного духа, равно как и, наоборот, эти общие свойства могут быть выведены из изучаемых историей фактических частностей народного быта»» (с. 429).
3.6. Так это идеализм! — возопиет критик Г. В. Ф. Гегеля. Разумеется, отвечает Г. В. Плеханов, «приведённый взгляд Гегеля на всемирную историю пропитан идеализмом чистейшей воды. Это бросается в глаза, как выразился бы Гоголь, всякому, даже не обучавшемуся в семинарии» (с. 429). Но этот идеализм — последовательный. А разнообразные трудности, которые он испытывает в своём осуществлении, должны привести к уточнению взглядов на всемирную историю. Эти трудности Г. В. Плеханов и излагает более или менее приемлемо (например, обожествление животных, растений и природных стихий или небесных тел у Г. В. Ф. Гегеля почему-то имеет разное значение для Индии и для Египта). И показывает, как материализм оказывается истиной идеализма (скажем, борьба факций [факции (от лат. factio) — партии, группировки. — Примечание редакции издания] в греческом полисе оказывается источником и определяющим фактором исторического развития Греции).
3.7. Да и государство вообще оказывается у Г. В. Ф. Гегеля продуктом экономического развития.
«Действительное государство, — говорит он, — и действительное правительство возникают только тогда, когда уже есть налицо различие сословий, когда очень большими становятся богатство и бедность и когда появляется такое положение, что большинство уже не в состоянии удовлетворять свои потребности привычным для него способом» (с. 435).
3.8. Вслед за экономическим фактором Плеханов обращает внимание на другой, ещё более материально весомый, фактор — фактор географической среды.
«По Гегелю есть три характерные различия географической среды: 1) безводная плоская возвышенность с ее большими степями и равнинами; 2) низменные долины, прорезанные большими реками; 3) прибрежные земли, находящиеся в непосредственной связи с морем.
В первых преобладает скотоводство; во вторых — земледелие; в третьих — торговля и ремесла. Сообразно этим основным различиям различно складываются и общественные отношения людей, населяющих эти местности. Обитатели плоских возвышенностей, — например, монголы, — ведут патриархальную кочевую жизнь и не имеют истории в собственном смысле этого слова. Только время от времени, собираясь большими массами, обрушиваются они, как буря, на культурные страны, повсюду оставляя за собою опустошение и разрушение. Культурная жизнь начинается в долинах, обязанных рекам своим плодородием. «Такой долиной является Китай, Индия, Вавилония и Египет. В этих странах возникают великие империи, образуются большие государства. Это потому, что земледелие, господствующее здесь, как основной принцип существования индивидуумов, приурочено к правильной смене времен года и к соответствующим этому правильным занятиям; там являются поземельная собственность и связанные с нею правовые отношения». Но населяющие низменные долины земледельческие народы отличаются большею косностью, неподвижностью, замкнутостью; они не умеют пользоваться для взаимных сношений всеми теми средствами, которые предоставляет в их распоряжение природа. Этот недостаток чужд народам, населяющим прибрежные страны. Море не разделяет людей, а соединяет их. И вот почему именно в прибрежных странах культура, а с нею и развитие человеческого сознания, достигает наивысшей степени развития. За примерами ходить недалеко: достаточно указать на древнюю Грецию» (сс. 436 — 437).
Прогресс цивилизации нагляден: от дикости степи через первоначальные культуры по берегам великих рек к полноте цивилизации на побережье морей и океанов. — Материальное! Слишком материальное!
3.9. И дальше Г. В. Плеханов говорит, что Г. В. Ф. Гегель, несмотря на не слишком обширные занятия политической экономией, был всё же на высоте передовых взглядов этой науки и был на уровне с Ш. Фурье, а самого Д. Рикардо даже превосходил.
«Гегель едва ли много занимался политической экономией; но его гениальный ум и здесь, — как и во многих других областях, — помог ему схватить самую характерную и самую существенную сторону явлений. Гегель яснее всех современных ему экономистов, не исключая даже Рикардо, понимал, что в обществе, основанном на частной собственности, рост богатства на одной стороне непременно должен сопровождаться ростом бедности на другой. Он категорически говорит это как в своей «Philosophie der Geschichte», так и в особенности в «Philosophie des Rechts». По его словам, эта диалектика, означающая такое понижение уровня жизни большинства населения, благодаря которому оно уже не может удовлетворять правильным образом свои потребности, и концентрирующая богатства в сравнительно не многих руках, необходимо должна вести к такому состоянию, при котором гражданское общество, несмотря на избыток богатства, недостаточно богато, т. е. не имеет средств, достаточных для того, чтобы устранить избыток бедности и подонков населения (des Pöbels).
Вследствие этого гражданское общество видит себя вынужденным выйти из своих собственных пределов и искать новых рынков, обращаться ко всемирной торговле и колонизации. Изо всех современников Гегеля только Фурье отличался такою же ясностью взгляда и так хорошо понимал диалектику буржуазных экономических отношений» (сс. 437 — 438).
То есть возврат к рассмотрению экономического, хозяйственного фактора развития истории общества в миросозерцании Г. В. Ф. Гегеля привёл Г. В. Плеханова уже к обобщённому взгляду на «диалектику буржуазных экономических отношений», как она выражена у Г. В. Ф. Гегеля. Фиксируем это и движемся дальше.
3.10. Поддерживая роскошный и безапелляционный взгляд Анаксагора «Ум правит миром», Г. В. Ф. Гегель всё же настолько реалист, настолько приглядывается к деталям процесса, чтобы заявить следующее о роли философии во всемирно-историческом процессе:
««Что касается поучения насчёт того, каким должен быть мир, — читаем мы в предисловии к «Philosophie des Rechts», — то философия всегда приходит слишком поздно. Как мировая мысль, она является лишь после того, как действительность закончила процесс своего образования и приняла уже законченный вид...
«Когда философия начинает писать серыми красками на сером фоне действительности, нельзя уже вернуть молодость, её можно только познать; сова Минервы вылетает лишь в сумерки»» (с. 441).
3.11. И Г. В. Плеханов достойно, вполне имманентно и релевантно Г. В. Ф. Гегелю, отвечает на это рассуждение рассуждением уже своим.
«Здесь Гегель, несомненно, идёт слишком далеко. Совершенно соглашаясь с тем, что «философия» не может оживить одряхлевший, отживший общественный порядок, можно спросить Гегеля, что же, однако, мешает ей указать нам, — разумеется лишь в общих чертах, — характер нового общественного порядка, идущего на смену старому? «Философия» рассматривает явления в процессе их становления. А в процессе становления есть две стороны: возникновение и уничтожение. Эти две стороны можно рассматривать, как разделённые во времени. Но как в природе, так и в особенности в истории процесса становление есть, в каждое данное время, двойной процесс: уничтожается старое и в то же время возникает из его развалин новое. Неужели для «философии» навсегда должен остаться закрытым этот процесс возникновения нового. «Философия» познаёт то, что есть, а не то, что должно было бы быть, по мнению того или другого. Но что же есть в каждое данное время? Есть именно отживание старого и зарождение нового. Если философия познаёт только отживающее старое, то познание односторонне, она неспособна выполнить свою задачу познания сущего. Но это противоречит уверенности Гегеля во всемогуществе познающего разума.
Новейший материализм чужд подобной крайности. На основании того, что есть и что отживает свой век, он умеет судить о том, что становится. Но не следует забывать, что наше понятие о том, что становится, существенно отлично от того понятия о быть долженствующем (sein sollenden), против которого направлены приведённые слова Гегеля о сове Минервы. Для нас то, что становится, есть необходимый результат того, что отживает свой век. Если мы знаем, что становится именно то, а не другое, то и этим мы обязаны объективному процессу общественного развития, которое подготовляет нас к познанию становящегося. Мы не противопоставляем своего мышления окружающему нас бытию» (сс. 441 — 442).
Действительно, ежели история общества представляет собой процесс становления и становления чего-то единого и целого и из одного источника, то разум человека, коли ему дано познать это становление, способен познать не только прехождение, но и возникновение, то есть оба момента становления, о каковых моментах в становлении и учит сам Г. В. Ф. Гегель.
На мой взгляд, тут Г. В. Плеханов впервые начал философствовать, а не просто излагать Г. В. Ф. Гегеля и противопоставлять ему «материалистическое понимание истории». Думаю, именно за такие рассуждения статья Г. В. Плеханова и получила определение от Ф. Энгельса как превосходная.
3.12. Но Г. В. Плеханов, конечно, не обошёлся без противопоставления и связи взглядов Г. В. Ф. Гегеля со взглядами К. Маркса. К. Маркса он и представил, как наследника и продолжателя дела Г. В. Ф. Гегеля:
«Благодаря Марксу материалистическая философия возвысилась до цельного, гармонического и последовательного миросозерцания. Мы уже знаем, что материалисты прошлого столетия оставались весьма наивными идеалистами в области истории. Маркс же изгнал идеализм и из этого последнего его убежища. Точно так же, как Гегель, [1] он видел в истории человечества законосообразный процесс, независимый от человеческого произвола; точно так же, как Гегель, [2] он рассматривал все явления в процессе их возникновения и исчезновения; точно также как Гегель, [3] он не удовлетворился метафизическим, бесплодным объяснением исторических явлений, и, наконец, точно так же, как Гегель, [4] он старался свести к общему и единому источнику все действующие и взаимодействующие силы в общественной жизни. Но он нашёл этот источник не в абсолютном духе, а в том самом экономическом развитии, — как мы видели выше, — к которому вынужден был прибегать и Гегель в тех случаях, когда идеализм даже в его сильных и искусных руках оказывался бессильным и негодным оружием. Но то, что у Гегеля является случайной, более или менее гениальной догадкой, становится у Маркса строго научным исследованием» (сс. 444 — 445, нумерация в квадратных скобках добавлена мною. — М. Б.).
Мы видим четыре специфицирующих определения исторического процесса: (1) он законосообразен, (2) он есть процесс становления, (3) он диалектичен, движим противоречиями, (4) он имеет общий и единый источник.
3.13. Различия с Г. В. Ф. Гегелем начинаются с коренного, с понимания этого общего и единого источника. Естественно роль субъекта истории Маркс отводит борьбе классов, а в новейшей истории — пролетариату.
«Современный диалектический материализм, который, по мнению филистеров, должен превратить человека в автомат, открывает на самом деле в первый раз в истории путь к царству свободы и сознательной деятельности. Но войти в это царство возможно только путём коренного изменения нынешней общественной деятельности. Филистеры сознают или, по крайней мере, предчувствуют это. Именно потому материалистическое объяснение истории причиняет им столько досады и столько огорчения; и потому же ни один филистер не может и не хочет ни понять, ни усвоить Марксову теорию во всей её полноте. Гегель смотрел на пролетариат, как на толпу. Для Маркса и для марксистов пролетариат — великая сила, носитель будущего. Только один пролетариат способен усвоить учение Маркса (об исключениях мы не говорим), и мы видим, как он в самом деле всё больше и больше проникается его содержанием» (с. 445).
Где бы сейчас увидеть этот пролетариат, который только и «способен усвоить учение Маркса»? Или современный пролетариат поизносился, поистаскался и поразложился? Пусть так, но кто же те пролетарии, что усвоили учение К. Маркса во времена самого К. Маркса, Ф. Энгельса и Г. В. Плеханова? И почему не воспитали достойных наследников? Почему пустили исторический процесс на самотёк? Зачем кинули его насмарку?
3.14. Мы не сомневаемся, что Г. В. Плеханов — последовательный материалист и усвоил себе учение К. Маркса целостно и скрупулёзно, будучи как раз тем дворянским исключением из пролетариата, исключением, которому оказалось доступно постижение учения К. Маркса. Но из песни слова не выкинешь. И, как ни крути вправо и влево ушами, вот это весьма характерно для головы, побеждённой материализмом, она заговаривается:
«Филистеры всех стран сильно шумят о том, что в литературе марксизма, кроме «Капитала», нет ни одного значительного произведения. Но это, во-первых, не верно, во-вторых, если бы даже это и было верно, то это ничего не доказывало бы. Разве возможно говорить о застое мысли в то время, когда мысль каждый день подчиняет себе целые массы последователей, когда она открывает перед целым общественным классом новые и широкие перспективы?» (с. 445).
Мысль, подчиняющая «себе целые массы последователей», разумеется, никакая не застойная, а напротив, весьма подвижная. Она есть субъект овладения головами своих последователей. Что свидетельствует о безусловной правоте идеализма: мысль подчиняет себе голову человека да и человека в целом; более того, будучи выработана одним человеком, подчиняет себе целые классы людей. И после этого говорят об отсутствии идеальных факторов движения исторического процесса! Фигуры Иисуса Христа и Карла Маркса с их учениями говорят совершенно об обратном.
3.15. Завершающий аккорд пьесы Г. В. Плеханова, посвящённой Г. В. Ф. Гегелю:
«Мы знаем, что носителем нового всемирно-исторического принципа выступает в настоящее время не какой-либо отдельный народ, а определённый общественный класс. Но мы останемся верны духу философии Гегеля, если скажем, что по отношению к этому классу все остальные общественные классы постольку войдут во всемирную историю, поскольку сумеют оказать ему поддержку.
Неудержимое, ни перед чем не останавливающееся стремление к великой исторической цели — таков завет великой германской идеалистической философии» (с. 450).
3.16. Предельно кратко наша сутра будет выглядеть так.
Исторический процесс (1) законосообразен, (2) есть процесс становления, (3) диалектичен, движим противоречиями, (4) имеет общий и единый источник в борьбе классов. Новейший субъект исторического процесса — пролетариат, которым овладело учение К. Маркса. «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно. Оно полно и стройно, давая людям цельное миросозерцание» (В. И. Ленин).
4. Мы далеки от того, чтобы пренебрегать историческим процессом, в том числе и историей философии. Но если в статье, посвящённой памяти Г. В. Ф. Гегеля К. Маркс выступает как его, Г. В. Ф. Гегеля, истина, зачем же нам в обиходе и практике классовой борьбы, практике построения новой жизни ещё какой-то Г. В. Ф. Гегель? Разве мудрости К. Маркса не довольно? Разве Г. В. Плеханов не подвёл нас как раз к этому заключению?
Но ведь это именно недиалектично, именно потеря целостности, именно потеря предмета, который становится во всемирной истории. Если мы не желаем этих потерь, то должны согласиться с В. И. Лениным, страстно писавшем о становлении: «Коммунистом можно стать лишь тогда, когда обогатишь свою память знаниями всех тех богатств, которое выработало человечество». Я бы добавил ещё технологии и другие способы взаимодействия с природой. То есть не одними знаниями сыт становящийся коммунист. Но и в таком, ленинском, виде тезис отчётливо убеждает, что коммунистов ещё не рождалось на этом свете и меньше всего на это рождение способны пролетарии, прежние и нынешние. Не те у них головы для такого, коммунистического, знания.
5. Г. В. Плеханову остро недостаёт актуальности Г. В. Ф. Гегеля после К. Маркса. Именно для него, Г. В. Плеханова. Эту актуальность Г. В. Плеханов так и не показал. И этой своей манерой, как впрочем и В. И. Ленин, предопределил в последующей советской философии пренебрежение к изучению истории философии, пренебрежение к диалектической актуализации философского наследия.
2015.08.23.