Конечно, разработка и внедрение в международную практику разнообразных режимов безопасности не должны отвлекать нас от стремления повысить эффективность работы международных организаций. В конце концов предложений на этот счет наработано более чем достаточно. Дело не в дефиците свежих идей, дело – в дефиците политической воли, последовательности, готовности основных игроков поступиться своими тактическими преимуществами во имя стратегических интересов. Очевидно, что нужно незамедлительно приступать к осторожным, но глубоким реформам системы ООН, укреплять роль региональных организаций, передавая им часть полномочий ООН, активнее использовать потенциал публичной дипломатии и частного сектора в урегулировании конфликтов. Не менее важно сделать решительный шаг вперед в реформе международного права, включая новое понимание таких базовых его понятий, как «агрессия», «суверенитет», «право на самоопределение», «гуманитарная интервенция», «информационная безопасность» и многих других.
Эти задачи стоят в центре внимания недавно созданного Рос совета по международным делам. Мы будем рады возможностям сотрудничества со всеми заинтересованными партнерами и коллегами – как рос, так и зарубежными. Проблемы перед нами стоят более чем масштабные; работы хватит на всех.
2012 год
Рос и Европа – возможен ли прорыв в отношениях?[7]
10 мая 2005 г. на саммите Рос – ЕС в Москве были одобрены «дорожные карты» по формированию четырех общих пространств (экономического; свободы, безопасности и правосудия; внешней безопасности; а также науки, образования и культуры). Эта договоренность породила много надежд и ожиданий – политики, эксперты, журналисты говорили о прорыве в отношениях между Рос и единой Европой, о том, что стороны наконец-то преодолели принципиальные разногласия, бюрократические препятствия и готовы выйти на качественно новый уровень сотрудничества по широкому спектру вопросов. Строились оптимистические сценарии того, как будет происходить отмена визового режима, каким образом будет осуществляться гармонизация законодательства сторон, какие институциональные формы может приобрести заявленное «стратегическое партнерство между Европейским союзом и Рос».
вернуться
Сегодня количество оптимистов в Москве и Брюсселе существенно поубавилось. Мы еще раз смогли убедиться в том, что общие политические декларации автоматически не трансформируются в конкретные договоренности, а упущенные единожды возможности потом долго не повторяются. А нынешний финансовый и институциональный кризис в Европе вообще поставил под вопрос актуальность «европейского проекта» для Рос. В Москве все громче звучат голоса тех, кто считает, что центр мировой экономической активности перемещается из Атлантики в Тихий океан, что Европа оказалась не готовой к глобализации и потому обречена на растущее отставание от Азии. Отсюда следует вывод – будущее нашей страны прочно связано с «тихоокеанской цивилизацией», Рос должна, по возможности, дистанцироваться от неизбежного европейского упадка, столь явно проявившегося в последние месяцы.
С мнениями такого рода трудно согласиться. Конечно, экономические достижения Азии последних десятилетий более чем очевидны. Но хочу заметить, что «упадок» в Европе предрекают уже не в первый раз на протяжении последних 100 лет. А Европа по-прежнему остается игроком высшей лиги в мировой экономике, глобальным источником технических инноваций и огромной социальной лабораторией. Очевидно, что возможности «европейского проекта» далеко не исчерпаны. Темпы развития азиатских экономик вызывают восхищение, но процессы социальной и политической модернизации в большинстве стран Азии заметно отстают от экономической модернизации. А такое отставание чревато нестабильностью, кризисами и иными потрясениями.
Не хочу, чтобы мои слова были истолкованы как попытка противопоставить Европу Азии. Я имею в виду нечто другое – в современном, быстро меняющемся мире лидирующие позиции не гарантированы никому. Ни прошлый опыт, ни нынешнее богатство, ни грандиозные планы на будущее – ничто не может дать гарантий успеха. Это относится и к отдельным людям, и к странам, и к целым континентам. Глобальный мир предъявляет очень жесткие требования ко всем, условия игры меняются буквально на глазах, и я бы воздержался от излишне категоричных суждений относительно роли тех или иных регионов мира в экономике и политике будущего.
Современный мир вообще не укладывается в традиционные географические рамки, его уже невозможно поделить на Восток и Запад, Европу и Азию. В глобальном мире корпорации из Евросоюза строят заводы в Китае, японские студенты едут учиться в Оксфорд, по итальянским лекалам шьется одежда в Малайзии, а индийские программисты выполняют заказы из Силиконовой долины, не покидая Бангалора. География перестает быть фактором, жестко детерминирующим экономический уклад, стиль жизни или профессиональные перспективы. В каждой стране современного мира есть своя «Европа» и своя «Азия», свой «Запад» и свой «Восток». В наше время, наверное, более продуктивным было бы делить страны не по географическому принципу, а по тому, насколько успешно (или неуспешно) они вписываются в современные глобальные тенденции, насколько удачно они реализуют в глобальном мире свои сравнительные преимущества.
Снижение значения географических параметров в современном мире не означает, однако, что понятие «Европа» вообще теряет смысл. Просто это понятие сегодня надо определять не в старых географических терминах, а в новых – социальных, культурных, экономических и политических. «Европейская модель», безусловно, имеет свою специфику, связанную с историей, традициями и иными особенностями европейского континента. Вполне уместно, например, говорить о европейской политической культуре, существенно отличающейся от политической культуры не только Азии, но и Соединенных Штатов. Можно отметить специфические черты европейского «социального государства», которые также не имеют полных аналогов в других регионах мира.
При этом очевидным является и то, что в глобальном мире жесткая конкуренция не исключает, а предполагает тесное сотрудничество. Европа и Азия нужны друг другу – в экономическом, технологическом, культурном отношениях. «Европейская» и «азиатская» модели дополняют друг друга, причем эта взаимозависимость, судя по всему, будет с течением времени только возрастать. С этой точки зрения крайне опасными выглядят распространенные сегодня и в Европе, и в Азии настроения «регионального эгоизма» – представления о том, что какой-то регион мира сможет решить свои экономические, финансовые, социальные или иные проблемы, отгородившись от своих соседей и игнорируя их интересы. Выжить в одиночку, может быть, и получится, но процветание может быть только совместным.
А что же Рос? Способна ли наша страна стать активным и конструктивным игроком в отношениях между двумя частями евразийского континента? От ответа на этот вопрос во многом зависит будущее страны. Как мне представляется, для нынешней Рос главная внешнеполитическая задача заключается совсем не в том, чтобы наконец определиться, принадлежит ли она к Европе или к Азии. Эти схоластические споры имеют очень опосредованное отношение к современным реалиям мировой политики и экономики. Наша задача куда более прагматична – не выпасть из системы складывающегося европейско-азиатского сотрудничества, не остаться за бортом тех интеграционных процессов, которые развиваются на пространствах евразийского континента: в экономике, науке, образовании, культуре и в других сферах.
А угроза остаться за бортом, к сожалению, очень и очень реальна. Рос, конечно, присутствует на евразийских рынках, но нельзя не отметить, что включенность Рос в механизмы и процессы евразийского сотрудничества на текущий момент выглядит очень поверхностной, неоднородной и хрупкой. Рос пока остается главным образом основной евразийской кладовой природных ресурсов, источником сырья и энергии для своих соседей. И такое положение создает проблемы не только для нашей страны, но и для всего формирующегося евразийского сообщества, которое пока лишено возможности использовать Рос как своего полноценного участника.
При этом следует подчеркнуть, что для Рос европейское направление внешней политики будет и дальше оставаться приоритетным. И не только в силу того, что именно Европа является важнейшим экономическим партнером нашей страны, здесь находятся основные рос рынки, сюда охотнее всего едут наши сограждане – учиться, работать, отдыхать. Но и в силу того, что Рос была, есть и будет частью Европы – географически, исторически и культурно-цивилизационно. Мы – преимущественно европейская страна, хотя и протянувшаяся далеко на восток, к берегам Тихого океана и границам Китая и Кореи.
Могут сказать: да, Рос – преимущественно европейская страна, но это «особая» европейская страна, «другая Европа», и потому ее отношения с «остальной» Европой всегда были и будут сложными и противоречивыми. Вероятно, в этом утверждении есть своя логика. Но давайте зададимся вопросом: а есть ли в Европе «неособые» страны? И для кого из европейских стран отношения с «остальной» Европой не были сложными и противоречивыми? Взять хотя бы Германию – еще сотню лет назад многие интеллектуалы к западу от Рейна серьезно сомневались в том, что Германия может по праву считаться истинно европейской страной. Приводились многочисленные аргументы, призванные доказать, что Германия навсегда обречена оставаться вне Европы, не вписываясь в европейские традиции, институты и ценности. И тем не менее именно Германия стала локомотивом процесса европейской интеграции во второй половине прошлого века. А разве «возвращение» Испании в европейское политическое, экономическое и культурное пространство после десятилетий франкистской диктатуры не было мучительным и противоречивым?
На протяжении большей части XX столетия Рос была отделена от запада европейского континента глубокой идеологической пропастью. В тех условиях говорить о европейской судьбе Рос было действительно трудно (хотя и в XX в. Рос оставалась частью общеевропейской цивилизации в широком смысле этого слова – ведь даже марксизм был порождением европейской философской традиции).
