(РАССКАЗ НА ОСНОВЕ РЕАЛЬНЫХ СОБЫТИЙ)
Начался очередной день. Манька нехотя подняла голову с засаленной серой подушки и, еле-еле приоткрыв глаза, взглянула на висящие на противоположной стене часы. Было почти восемь. "Только восемь, - тихо пробормотала женщина. - Магазин пока что закрыт". Дети Олька и Колька спали на соседней кровати. "Надо еще подремать," - подумала Манька, безвольно уронила голову на подушку и снова забылась в тяжелой дреме.
Спустя какое-то время сквозь сон-несон Манька услышала, как зашебуршались ребятишки. "Сейчас попросят поесть, - шевельнулась мысль в Манькиной больной голове. - А чем же мне их кормить-то? Осталось что от вчерашнего дня аль нет? Нешто сварить похлебку? А где взять силы? Голова свинцовая и никак не отрывается от подушки. Мне бы похмелиться чуток. Да ничего не осталось со вчерашнего вечера. Вон только пустая тара валяется. Это уже который же день я во хмелю?" - продолжался Манькин поток мыслей.
Дети, между тем, поднялись и направились к столу в поисках какой-нибудь пищи. На столе валялись куски зачерствевшего за ночь хлеба, в миске лежали несколько холодных картофелин, да рядом стояли со сбитым краем тарелка, на которой лежали остатки квашеной капусты, и открытая пол-литровая банка с одиноко плавающим в ней соленым огурцом.
Олька и Колька поморщились, но все же решили что-нибудь пожевать. Нехотя поев то, что было на столе, они пошли во двор, где занялись своими детскими делами - Колька ладил какое-то колесо, чтобы гонять его по улице, а Олька принялась щепочкой расчищать место у завалинки, где должна была быть предполагаемая комната.
"Слава богу, ушли, - промелькнуло в Манькином сознании. - Скоро и я встану. Время подходит к девяти, и магазин уже откроется. Дойду как-нибудь, куплю хоть чекушку, опохмелюсь и займусь домом. Сколько уж дней пью, не помню. А пора бы и делом заняться. Вон как в доме грязно да заброшенно".
Про работу Манька уже и не вспоминала. Не первый это был загул, и товарки по ферме хоть и ругали ее, но в положение входили и группу коров, закрепленных за Манькой, обихаживали. Дескать, скотина не виновата, что их хозяйка в очередном запое, выходить из которого ей с каждым разом становилось все труднее.
Манька все понимала. Душа ее сжималась в комок при мысли о себе, несчастной, о детях, брошенных в дни запоев на произвол судьбы. Она ругала себя и корила за все. Она молча опускала повинную голову и без ропота и возражений слушала соседок, которые призывали ее к совести. Но сделать с собой ничего не могла.
И сердобольный председатель колхоза не один раз заходил к Маньке, глубоко вздыхал, пытаясь хоть сколько-нибудь войти в ее положение, беседовал с ней по душам, стыдил, призывал к ответу, предупреждал: "Дождешься ты, Мария, - отнимут ведь у тебя детей. Что делать будешь? Ладно работу, коров в очередной раз забросила, ну дети? Твои дети? Тебе их не жаль? Ведь при живой матери сиротами станут. А? Ну возьми ты себя в руки. Можешь ведь, если хочешь..."
Этот довод отрезвлял Маньку на какое-то время. Пожалуй, только он и отрезвлял. Она собиралась с силами и начинала приводить себя в порядок. Не за один день, конечно. Сначала, в первый день проснувшегося сознания, женщина начинала ходить из угла в угол, уговаривая себя сдерживаться от очередной дозы спиртного, потом то ложилась и лежала, прислушиваясь, как бешено колотилось сердце, временами заходилось и, казалось, останавливалось. Потом снова вставала, ходила уже по двору, отвлекаясь на разговоры с проходящими мимо соседками. К вечеру становилось легче.
Ночь после такого дня проходила в беспокойстве. Манька часто просыпалась в холодном поту от увиденных во сне кошмаров. Утром хотя и с большим трудом, но она могла уже хотя бы сварить картошку детям и покормить их. Ну а на следующий день Мария шла на ферму и принималась за работу, а возвращаясь с нее, постепенно приступала и к наведению порядка в доме.
Сегодня привычный порядок восстановления пошел по другому сценарию. Сегодня Маньке было совсем плохо, совсем больно в душе, совсем грустно и совестно. Сердце щемило, в висках стучало, в голове билась постоянная мысль: "Все. Больше не могу. Надо что-то делать. Надо что-то делать".
В тревожных мыслях Мария пролежала еще какое-то время. Когда она в очередной раз посмотрела на часы, они показывали десять. "Пора", - решила Манька и потихоньку встала с кровати. Она подошла к лавке в углу комнаты, на которой стояло ведро с водой, взяла с прилавочного кухонного стола кружку, зачерпнула воды и жадно выпила ее.
В голове копошились разные думки. Манька мысленно прикидывала, как и что она будет делать сегодня. Для начала взяла старенький кошелек, замызганный и облезлый полиэтиленовый пакет, надела калоши на босую ногу и в чем была отправилась в магазин - благо он находился рядом.
Продавщица Анна с укоризной посмотрела на опухшую от пьянки Маньку, глубоко и многозначительно вздохнула и молча все же подала бутылку водки. Манька так же молча взяла поллитровку, не поднимая глаз, положила ее в замызганный пакет и, как-то сгорбившись, бочком вышла из магазина.
Придя домой, женщина скорехонько дрожащими с похмелья руками откупорила бутылку, налила водку в стоящую на столе стопку, залпом выпила живительной для нее сейчас влаги и замерла в ожидании. Жидкость согревающе разлилась по телу. Через пару минут голову начало отпускать, и Маньке полегчало. Она почувствовала в себе жизненные силы. "Все, шабаш пока, - решила Манька. - Надо приниматься за дела. Дети хотят есть. Приготовлю. А опохмеляться буду потихоньку, не так часто и понемногу. Чтобы снова похмелье не перетекло в пьянку. Надо завязать, а то так, в грязи, и подохну".
Мария и правда, почувствовав в себе бодрость и способность что-то делать, перво-наперво принялась готовить еду. Вздыхая, поохивая, то и дело вытирая выступающий на лбу пот, женщина чистила овощи, резала, складывала в кастрюлю с кипящей водой - готовила похлебку.
Через час-полтора Манька прибрала со стола остатки пьяного застолья, позвала детей, покормила их и поела сама. Давно не ели горячего. Поэтому сейчас оно принялось организмом с удовольствием. "Ну вот... Первое дело справлено, - подумала Манька. - Надо делать дальше." Она теперь уже с более спокойной совестью проводила детей на улицу, снова налила себе в стопку, выпила и принялась за уборку. Домашняя работа после принятой водки стала продвигаться побыстрее.
Три дня Манька мыла, чистила дом, стирала, наводила кругом порядок. На работу пока не выходила. Она все время о чем-то сосредоточенно думала. "Слава богу, - судачили соседки. - За ум взялась. Вон как и в доме порядок навела - печь побелила, занавески постирала, потолки помыла. Баню натопила. Детишек и себя отмыла. Вроде отошла. Только задумчивая какая-то, невеселая, на себя не похожа".
Через три дня все было готово. Дом сиял чистотой, насколько это возможно в деревне, еда была наготовлена, дети накормлены и умыты. Сама хозяйка помылась, причесалась, купила новое платье. Манька вроде даже как-то засияла изнутри, хотя оставалась грустной и погруженной в себя и свои мысли.
К вечеру следующего дня из Манькиного дома послышался детский истошный плач. Соседи не на шутку всполошились. "Что-то там случилось", - первой среагировала Зинаида и, бросив мотыгу, которой работала в огороде, стремительно направилась к дому Марии. Рывком отворив дверь, она замерла на пороге. В чистом доме посреди комнаты в новом платье висела Манька...
Друзья, если вам рассказ понравился, прошу поощрить меня поднятым вверх пальчиком. Своими мыслями по поводу написанного прошу делиться в комментариях. Всем благодарна за прочтение рассказа до конца. Еще более благодарна буду за вашу подписку на мой канал. Здоровья вам, счастья, любви и везения! До новых встреч!