В детстве Джон Робисон был полон игривой жизни. Но, как и мне, у него был трудный путь в жизни. И ему понадобилось сорок лет, чтобы вырасти. На это у меня ушло намного больше времени!
Понимаете, он просто не мог общаться. Больные Аспергером не могут читать чужие знаки. И, как и он, я не имел представления о добре и зле, хотя и был немного более общительным.
Конечно, я знал достаточно, чтобы быть хорошим. Мои родители глубоко вложили в мои кости добро. Только я не имел конкретного представления о его противоположности. И хотя папа регулярно водил меня в церковь (он настаивал, благослови его!), Весть полностью вышла мне из головы. До двадцати лет.
Потом это стало само собой разумеющимся, но было уже поздно. Доктор Аспергер (пока неизвестный) предсказал такие бедствия.
Суть в том, что у мира еще не было словаря, чтобы иметь дело со мной.
Однако я продолжал подчиняться ошибочной системе, проявляя терпение, веру и хорошее настроение. Я всегда признавал мудрость авторитетов, но немного отклонился от правил из-за моего большого умения смягчать смех. И это вызвало еще большую тревогу.
И после долгой серии оскорблений в адрес моего имени я не стал намного мудрее.
Затем, когда мне было семидесятилетие (Ага. Совершенно верно. Один из моих полезных друзей по Goodreads даже назвал меня Рип ван Винкль), я начал читать о болезни Аспергера: и о том, как она влияет на детей из любящей семьи, когда случаются детские травмы.
Видите ли, с того времени я всегда глубоко уходил в себя в целях безопасности. Я всегда игнорировал Гертруду Стайн, когда она повторяла: роза - это роза - это роза. Эти откровенные факты жизни меня убили.
И это долгий и извилистый путь, по которому я наконец обнаружил безмятежный покой в своей жизни.