- Ну как он, новый Всевышний? – святой Павел хлопнул святого Петра по плечу.
Святой Петр пожал плечами.
- Посмотрим …
- Не грусти, - святой Павел исторгал из себя абсолютный оптимизм. – Начальство приходит и уходит, а мы остаемся.
Святой Петр немного помолчал, потом сказал:
- Он придумал такую штуку …
- Естественно! Новая метла по-новому метет, - у святого Павла на все случаи жизни имелись подходящие поговорки и прибаутки.
- Он хочет сделать так, чтобы все было по справедливости.
- Ну, дает! – глаза святого Павла раскрылись от удивления. – Да где же это видано, чтобы все сделать по справедливости!
- Он хочет, чтобы все были на равных, - святой Петр снова пожал плечами. – Чтобы все оказались в равных условиях.
- Так пытались сделать многие, - сказал святой Павел. – И ни у кого ничего не вышло. И у Спартака, и у Робеспьера, и у Ленина …
- Да нет, - поморщился святой Петр. – Здесь по-другому.
В двух словах он рассказал о новой задумке Всевышнего. По мере рассказа глаза святого Павла раскрывались все шире, пока совсем не вылезли на лоб от удивления.
- Завтра будет готов приказ, - подытожил святой Петр.
- Ладно, - святой Павел немного подумал, потом вернулся к своему обычному оптимизму. – Я думаю, это очередная блажь. Пройдет, и все вернется на круги своя. Переживем, - он снова хлопнул святого Петра по плечу и открыл калитку в ворота рая. Святой Петр махнул рукой – проходи – и погрузился в раздумья. Миру в очередной раз предстояли нелегкие времена.
Я сунул морду в помойный бак и начал разрывать объедки, помогая себе лапами. Ого, кость! Вареная! Да еще и с кусочками мяса. Удача! Ухватив кость, я вытащил ее наружу, и в это время сзади послышалось рычание.
- Это моя территория!
Я оглянулся. Здоровенный пес стоял, широко расставив большие передние лапы, и смотрел на меня злыми маленькими глазками. Зубы оскалены, верхняя губа приоткрыта и обнажает длинные желтые клыки. Дикси!
- Дикси, ты сегодня уже позавтракал, - я старался говорить как можно более миролюбиво. – Я видел, тебе из ресторана выбросили кусок мяса на килограмм, не меньше.
- Это моя территория, - словно не слыша моих слов, повторил Дикси и снова зарычал.
«Рычит, но не бросается,» - подумал я. Неделю назад я – по незнанию или по глупости, сам не пойму – схватился с кавказцем, живущим в квартире на третьем этаже в доме напротив. И в итоге был рад, что выбрался живым из этой переделки. Шрамы на морде и на боках от здоровенных клыков кавказца только начали подживать. Но один плюс из этой схватки я все же вынес: все окрестные собаки начали меня уважать. Вот и Дикси, который выше меня в холке на пятнадцать сантиметров и килограммов на десять тяжелее, опасается так сразу кинуться на меня и завязать драку.
Ну, а мне тоже не улыбается первому кидаться на противника, превосходящего меня в росте и весе. Поэтому я отступаю.
- Хорошо, Дикси, - все так же миролюбиво говорю я. – Я не спорю, это твоя территория. Я ухожу, - я поворачиваюсь и трусцой убегаю прочь. Дикси наблюдает за мной. Оглянувшись, я встречаю взгляд его маленьких злых глазок. Он не успокоится, пока не задаст мне трепку. Или не получит ее от меня.
Есть такие типы на свете, которые не могут пройти мимо, чтобы не задеть или не унизить другого. Просто для того, чтобы утвердить собственное превосходство. Потому что сами из себя ничего не представляют.
Я направляюсь в соседний квартал к пиццерии. Там часто выбрасывают на улицу круги теста – недожаренные или пережаренные. Конечно, это не сравнится с костью, вареной, с кусочками мяса, но на голодный желудок и такое лучше, чем ничего.
Возле пиццерии три маленькие дворняги разрывают помойный бак. Увидев меня, они дружелюбно улыбаются. Все знают, что я маленьких не обижаю, поэтому меня никто не боится.
Улыбнувшись дворнягам в ответ и помахав хвостом, я присоединяюсь к ним в исследованиях помойного бака и быстро нахожу несколько кружков теста с черными пятнами-подпалинами. Перепеченные – это лучше, чем недопеченные. Проглотив их, почти не разжевывая, я почувствовал некоторую сытость в желудке. Жизнь стала казаться веселее. Теперь нужно проведать Джинни.
Легкой трусцой я пробегаю несколько кварталов и оказываюсь перед небольшим зеленым сквериком. В скверике никого, на полянке зеленеет трава, ласковые лучи утреннего солнца пляшут на травинках и на листьях деревьев.
Хорошо!
Я минут десять валяюсь на траве, потом обегаю полянку вокруг, обнюхиваю все, потом еще минут десять валяюсь. Потом начинаю беспокоиться. Часов, конечно, у нас нет, но мы научились довольно точно определять время по солнцу – нужда заставила. Джинни опаздывала минимум на полчаса.
Следующие полчаса я провожу в беспрестанной беготне по скверику и вокруг скверика. Задрав голову, я осматриваю все ветки деревьев, обнюхиваю все закоулки в траве. Неужели ее схватила кошка? Утром Джинни обычно летит на завтрак: сердобольная старушка в квартале отсюда по утрам выходит на балкон и рассыпает на асфальте кусочки хлеба, крошит булки, иногда бросает пшеницу или пшено. Все окрестные летающие обитатели города – голуби, вороны, воробьи, синицы – слетаются по утрам под ее балкон.
После завтрака Джинни всегда прилетала на встречу со мной.
Сегодня она опаздывала.
Через час, когда я совсем извелся, обегал весь сквер, дважды обежал ближайший квартал, сбегал к балкону старушки – там никого не было, - появилась Джинни. Маленький коричневый воробышек с приглаженными перышками вспорхнул на ветку прямо у меня над головой. Это и была Джинни.
Мое беспокойство моментально сменилось гневом.
- Где ты была? Я тут с ног сбился, бегаю вокруг … Думал, тебя кошка сожрала! Где тебя черти носили?
- Не сердись, Сэм, - Сэм – это я. – Ничего не случилось. Все в порядке. Я была у Линды.
- У Линды?
- Ну да. На речке, на обрывах.
Теперь я вспомнил. Линда была школьной подругой Джинни. Сейчас она была ласточкой и жила за городом в норке на обрывистом берегу реки, в стае своих собратьев.
Час от часу не легче!
- Джинни, зачем ты летала за город? Тебя мог схватить ястреб! Линда ласточка, ее ястребу поймать трудно, а тебя схватить – пара пустяков. Ты что, не понимаешь?
- Не сердись, Сэм, - еще раз повторила Джинни. – Все в порядке, я внимательно смотрела вокруг. Никаких ястребов не было.
- Ястреба ты не увидишь, - сказал я. Вот так всегда. Говоришь ей, объясняешь, а она делает по-своему. А потом случись что – мне ее вытаскивать из всех ситуаций.
Из когтей ястреба я бы ее не вытащил.
- Понимаешь, я летела к тебе, - тем временем тараторила Джинни. – И встретила Линду. Она сидела на проводах. Она пригласила меня посмотреть ее новую норку. На свалку выбросили подушку с гагачьим пухом, и все ласточки устлали свои норки гагачьим пухом. Ну разве я могла не посмотреть? Я никогда не видела гагачьего пуха. Я думала, быстро слетаю туда и обратно …
В этом все женщины! Посмотреть на новую норку подруги для них важнее собственной жизни.
- Хорошо, Джинни, - сказал я. – Но у меня большая просьба к тебе. Осталось всего два дня. Потерпи. Может, потом мы станем людьми, и ты сможешь ходить и ездить, куда захочешь. У нас уже пять превращений …
- Людьми, - вздохнула Джинни. – Если бы … У Линды девять превращений, и она говорит, что этому конца и края не видно.
- А пока, - продолжал я, - веди себя осторожно. Не улетай из города, смотри за кошками, больше времени проводи на проводах и деревьях. На землю слетай только в крайнем случае.
- Я и так все время торчу на проводах и на ветках, - сказала Джинни. – Скоро совсем ходить по земле разучусь.
- Станешь человеком, снова научишься, - сказал я и вспомнил стройные ножки Джинни, особенно привлекательные, когда она надевала мини-юбку.
- Ладно, Джинни, пока. Будь внимательна, следи за кошками. Еще два дня, а там посмотрим. Когда-нибудь эта катавасия должна закончиться.
Кем только не побывал я за последние пять месяцев. И огромным гризли в горах, и форелью в горной речке, и скунсом в степи … Лучше всего было быть скунсом: еды вокруг достаточно, и тебя никто не трогает. Попробуй-ка, тронь скунса!
Джинни за это же время превращалась по очереди в лесную пуму, белочку в городском парке и ангорскую кошку в квартире доброй пожилой одинокой леди. А сейчас вот мы: бродячий городской пес и воробышек. И вся наша жизнь состоит из сплошной борьбы за существование.
Кто-то где-то наверху вдруг решил, что будет справедливо, если каждый побывает в шкуре каждого. Заяц побудет волком, а волк – зайцем, лиса – мышью, ястреб – синицей и наоборот. Чтобы каждый ощутил, каково это – быть слабым и гонимым, испытал это на себе и стал добрее и мудрее. А человек пусть пройдет все стадии, станет и волком, и зайцем, и ястребом, и синицей – и научится бережно относиться к «друзьям нашим меньшим».
На деле же все вышло совсем по другому.
Раньше я знать не знал никакого Дикси, а сейчас дорого дал бы, чтобы каким-то образом его убить. Или история с нашим соседом Тедом Лонгином …
Тед был добрейшей души человек и однажды, возвращаясь с рыбалки, подобрал маленького волчонка. У волчонка была перебита лапа, он был здорово помят и только чудом еще дышал.
Тед принес волчонка домой, за осень и зиму выходил его и весной отпустил в лес.
А потом началась вся эта катавасия с переселениями.
Тед переселился в огромного медведя гризли, хозяина здешнего леса. Медведя этого все знали, местные охотники его не трогали – должен же быть в лесу хозяин, который гоняет волков, подбирает падаль, и вообще – лес должен быть населен. И оленями, и волками, и лисами, и мышами, и медведь в нем необходим.
После того, как в медведя переселился Тед, в здешние края приехал чужой охотник. С лицензией на отстрел медведя. Охотник подстерег гризли и всадил в него пять пуль – полную обойму – из крупнокалиберного винчестера.
Потом выяснилось, что гризли прошлым летом набрел на берегу реки на волчиное семейство – мать с пятью щенками, - которое мирно лакомилось только что пойманными лососями. То ли гризли самому не хотелось ловить рыбу, то ли он был в плохом настроении, но он набросился на волков, разорвал мать и четверых детенышей, а пятого отшвырнул, сломав ему лапу и здорово помяв.
Через некоторое время хромой волчонок переселился в тело какого-то нью-йоркского бизнесмена. Бизнесмен купил винтовку, оплатил лицензию на отстрел медведей, приехал в знакомые места, подстерег медведя и застрелил.
Не подозревая, что в этот момент в теле медведя жил его спаситель …
Попрощавшись с Джинни, я побежал обратно в свой квартал. У меня еще были дела.
Завернув в переулок, оканчивавшийся железной оградой с калиткой, я остановился. Калитка была закрыта. Повернувшись, я хотел выбежать из переулка, но не тут-то было. Меня уже ждали.
Дикси, расставив лапы и оскалив зубы, стоял в центре. По бокам его расположились черный пес с разорванным ухом и серый с мордой, испещренной шрамами. Бойцы …
В такой ситуации два правильных решения – или удирать со всех ног, или бросаться первым, чтобы нанести как можно больший вред противнику. Удирать мне было некуда, поэтому решение оставалось только второе …
Ноги сами спружинили и толкнули меня вперед. Дикси немного замешкался, видно, не ожидая от меня такой прыти. Я полоснул его по морде зубами, потом попытался ухватить за горло. В бок мне вцепились чужие зубы, чужие лапы ударили, пытаясь повалить на землю. На несколько секунд я оказался в центре катающегося клубка из шерсти, оскаленных пастей, лап, морд, ушей и зубов. Я рвал зубами все, что оказывалось передо мной, а чужие зубы так же рвали мои бока и шею.
Через несколько секунд все вдруг замерло. Я лежал на земле, придавленный лапами серого и черного бойцов, одно мое ухо накрепко засело в пасти черного, а Дикси медленно поднимался с земли с окровавленной мордой и оскаленной пастью. Глазки его нацелились прямо на мое горло.
Извернувшись, я уперся в землю всеми четырьмя лапами и резко вскочил. Ухо мое осталось в пасти черного, боль пронзила голову, а кровь хлынула по шерсти. Но ничего этого я не замечал. Стряхнув с себя лапы двух помощников Дикси, я стрелой помчался к железной ограде. Она была высотой в рост человека и усеяна поверху железными штырьями, и в обычной ситуации перепрыгнуть через нее было бы проблемой. Но сейчас я взлетел и перелетел через нее, как через небольшой заборчик, только один из прутьев чуть царапнул по животу. Оглянувшись, я увидел, как мои преследователи остановились перед оградой. Спасая свою жизнь, можно совершить такой прыжок, во всех других обстоятельствах – вряд ли …
Я бежал по своему кварталу. Кровь из оторванного уха перестала сочиться, но рана не давала покоя зверской саднящей болью. Я бежал и думал, что через два дня, может быть, я стану человеком. А если не через два дня, то все равно когда-нибудь стану. И тогда я найду Дикси, где бы и кем бы он не был. Я выслежу его, встречу и … скажу: «Привет! Вот мы и снова встретились!»