В воздухе слышалось нарастающее гудение, платформа начинала едва заметно подрагивать. Ещё мгновение, и резкий ветер ударил мне в лицо, а перед глазами замелькали слившиеся в единую серую ленту вагоны. Солнечные лучи, отражаясь от их стальных боков, ослепляли меня своим резким светом. Шипение, свист – и поезд резко остановился.
«Всем элемам сто семьдесят пятой партии пройти в вагон», – объявил глухой голос из рупора.
Тут же к поезду потянулась редкая толпа, и я поспешил войти внутрь. Почти весь вагон был уже полон элемами других партий. Из всех купе слышались оживлённые беседы, смех, а где-то и сердитые споры. «Сто семьдесят девятые», – понял я. – «Очень шумные ребята».
Я направился вглубь поезда, желая найти место потише.
– Эй, Технеций! Заходи к нам, тут сто семьдесят девятые – доедем весело! – из купе показалась кудрявая голова элема их моей партии. Щурясь таким же, как и у меня, но чуть припухшим от постоянного недосыпа взглядом карих глаз, он махал мне рукой.
Я обернулся и покачал головой:
– Хотелось бы немного почитать в дороге.
– Приходи, если что, – ответил элем.
Дойдя почти до конца состава, я нашёл свободное купе и сел возле окна, за которым земля уже начинала медленно набирать скорость.
– Вы не против, если я зайду? В остальных купе уже очень тесно, – раздался голос снаружи.
– Да, конечно, проходите.
***
В лесу было страшно. Тёмные ветви обступали мальчика со всех сторон, пытаясь дотянуться до него своими когтистыми лапами. Он бежал, не разбирая дороги всё дальше и дальше в лес, в надежде выбежать на дорогу.
Слёзы катились по его щекам, а дрожащие губы всё повторяли:
– М-мама, м-мамочка… Где же ты? Где?
Запнувшись об корень, он упал, проехавшись лицом по земле. Грязь смешалась со слезами, попала в рот и глаза. Мальчик заплакал сильнее.
Лес окружал его безмолвными зелёными тенями. Некому не было слышать его криков.
***
В купе зашёл высокий мужчина в сером плаще с нашивкой "La-171" – Лантан. Я был знаком с некоторыми элемами из его партии, и, сказать по правде, запомнились мне они не в самой лучшей стороны: всегда серьезные, шутят редко и весьма специфично, любят пускаться в пространные рассуждения, но никогда не доводят мысль до конца. Наверное, наедятся, что собеседник сам поймет то, что они имели в виду. В целом, друг друга они понимают прекрасно, и считаются одним из самых умных и образованных типов элемов.
– Что читаете? – поинтересовался мой попутчик, сев напротив.
– «Антиутопию» Прометия.
– И какую же?
– Тридцать шестую.
– Хм, уже тридцать шесть... - усмехнулся он, приподняв брови.
– Да, для фантазий писателей нет предела. Если бы издания не проходили цензуру, мир бы точно утонул в бумажном водовороте их творчества.
– Неужели вы думаете, что так просто сочинять целые миры?
– Вовсе нет, я лишь хотел сказать, что они прекрасно справляются со своей задачей.
– Так ли прекрасно? А вам не кажется очень похожими изображаемые миры? Вот, например, о чём эта Антиутопия?
– Сложно сказать так сразу, – задумчиво начал я и отложил книгу, поняв, что почитать мне не удастся. – Вкратце, она о мире, где люди не имеют своё определённого места в мире. В их жизни нет чёткого структурного плана, они постоянно ищут себя и часто теряются, совершая непоправимые ошибки. Называют они это гордым словом «свобода», забавно утрируя его смысл. Для них эта самая «свобода» выходит даже за рамки общественных приличий и всеобщего равенства. Представляете, насколько они ограничены в своём эгоизме? Жизнь для себя – вот их девиз.
– И никакой отдачи обществу?
– Удивительно, но некоторые выбирают жизнь вне социума. Пока я могу согласиться с вашей мыслью о том, что мир этот не блещет новизной, но есть в романе одна интересная деталь: все люди разные. То есть, не так, как вы и я, а абсолютно непохожие друг на друга. Понятий «партия» у них не существует. «Штучный товар» - так, кажется, назвал их Прометий. Самое страшное, что на фоне их внешнего различия ещё больше проявляются и различия внутренние. Я уж не говорю про классовое неравенство, условия мира подразумевают и это, но полное несоответствие характеров...
– Наверняка, им сложно общаться друг с другом, – заметил Лантан.
– Да, иногда очень непросто. Но, пожалуй, самое страшное в их мире – постоянное одиночество. Человек, рождённый «штучно» обречён на самостоятельность. У него нет близкого человека, способного полностью понять и принять его характер.
Лантан заинтересованно слушал меня, чуть нахмурив брови. Он задумчиво прищурился и сказал:
– А вы неплохо рассказываете, я бы даже сказал, литературно.
– В этом лишь заслуга книг Прометия, – пожал я плечами. – Цепляют.
– А вы писали когда-нибудь сами?
– Только баловался, – ответил я с улыбкой. – Помню, ещё в студенчестве вздумалось мне издать свою повесть. Даже и не помню толком, в чём была идея... Что-то про море, чаек... Приключения, юношескую свободу.
– Дайте угадать, не прошло цензуру? – улыбнулся Лантан.
– Если бы! Я описал, как достаю со дна кристаллы соли. Представляете? Мне думалось, что море оттого и солёное, что на его дне лежат такие вот кристаллы. А уж как я описал волшебные песни чаек! И соловьём трелями они заливались, и кричали на разные голоса…
Мой собеседник тихо рассмеялся. Я ещё раз подметил, как он отличается от элемов своей партии: за привычной скупой серьёзностью лица постоянно таилась лёгкая усмешка.
– А что же вы писали про море, раз там не были? – слегка улыбаясь, спросил Лантан.
– Даже не знаю, – ответил я, задумчиво посмотрев в окно. – Наверное, меня привлекало что-то недосягаемое, то, что вряд ли произойдет в моей жизни.
– Как и в этих «Антиутопиях», - заметил мой попутчик.
– Это всё чепуха, - махнул я рукой в сторону книги. – Так, способ занять время. Да и сравнивать море с выдуманным миром будет не совсем справедливо.
– Море, описанное вами, тоже выдумка.
– Но ведь мы точно знаем, что оно существует. Не такое, так похожее.
Мы замолчали. Я всё также неотрывно смотрел в окно: за ним быстро сменяли друг друга силуэты косматых деревьев, смешиваясь в единую зеленоватую гряду. В пути до Штаба я видел этот лес ежедневно, но всякий раз он завораживал меня переплетением своих стволов и узорами ветвистых крон. Я мог смотреть на него так долго, что меня начинало подташнивать, а голова шла кругом – небольшой дефект элемов моей партии: мы с трудом переносим быстро сменяющееся пространство.
***
Лес всё также окружал мальчика холодным молчанием. Встав с земли, он попытался отряхнуться от грязи, но лишь сильнее размазал её по своей одежде и мокрому лицу.
Вдруг он услышал, будто издалека надвигается поезд. Мальчик прислушался: где-то вдали раздавался шум рельс. В его глазах появилась робкая надежда. Он быстрым шагом пошёл в сторону звуков.
Спустя несколько минут, он увидел какую-то стену. Ускоряя шаг, мальчик взволнованно шёл ей навстречу, а потом и вовсе побежал, постоянно спотыкаясь о торчащие корни.
***
Словно издалека я услышал голос Лантана:
– …как вы считаете?
– Что? – переспросил я и тряхнул головой, прогоняя внезапное оцепенение.
– Возможно ли существование того, что описано в этих книгах?
– Только давайте не будем сравнивать реально существующее «море» моей повести и выдумки писателей, – улыбнулся я, уловив философский ход мыслей своего попутчика.
– Простите меня, – вздохнул Лантан. – Это всё тяга сто семьдесят первых к пустым разговорам.
Он нервно выдохнул и немного продолжил:
– А всё-таки, если… Если такой мир существует? Мир «Аниутопии№36?» Вам вот никогда не казалось странным смотреть в своё же лицо, понимая, что это тоже как бы часть вас, но совершенно чужая. Нам говорят, что партия – наши братья, что никто не может понять нас лучше, чем мы сами… А если я и сам не понимаю себя? Если я не чувствую себя «мной»? Типаж, элем, часть какой-то партии… Но кто?
Лантан замолчал, нервно сжал кулаки, а после продолжил чуть тише:
– Порой, мне кажется, что всех нас создали искусственно, оттого мы так похожи друг на друга. Разбили на партии, дали номер-имя из стандартного перечня… Только подумайте: мир, созданный лишь для того, чтобы обеспечивать другой, например, мир «свободных людей», «штучных элементов». Не ужасно ли это чувствовать себя лишь шестерёнкой наручных часов человека?
Меня начала пугать порывистость речи моего попутчика. Прежде сдержанный, он начал говорить быстрее, будто боясь потерять слова.
– Лантан, кажется, вы слишком увлеклись теориями заговора, – осторожно начал я. – И, такое чувство, что речь ваша, если отбросить от неё идею о параллельном существовании иного мира, говорит об одном, а вот тон её – совсем о другом. Вы часть системы – разве это не прекрасно? Вы не один, вас – целая партия – разве это не прекрасно?
– Всё это прекрасно, но… Мы ограничены ещё больше, чем герои пусть и вымышленной антиутопии. Мы не имеем выбора и даже возможности осуществить свои желания. Ваше море отличный пример: вы понимаете, что никогда, никогда его не увидите? Не узнаете, как поют чайки, и, что на дне его нет кристаллов соли?
– Общее благо куда выше личных, а тем более нереальных, стремлений, – ответил я и подумал: «Всё-таки странные ребята сто семьдесят первые». И, будто в подтверждение моих слов, Лантан резко поменялся в лице. Его волнение спало, будто и не было вовсе его чувственной речи до этого.
– Конечно, вы правы. Просто иногда интересно взглянуть на мир с другого ракурса. Согласны?
– Да, в этом что-то есть. Наверное, так и создаются антиутопии, – усмехнулся я.
– В стальных вагонах элемов, спешащих на работу во благо общества, – задумчиво проговорил Лантан.
Мы замолчали. Пейзаж за окном начал медленно останавливаться.
– Кажется, временная остановка, – сказала мой попутчик, деловито похлопал по карманам плаща и, вытащив пачку сигарет, спросил:
– Курите?
Я отрицательно покачал головой.
– Тогда до скорого, – махнул мне рукой Лантан и поспешно вышел из купе.
***
Стена оказалась длинным железным забором с намотанной на ней колючкой. Замерзшими пальцами, мальчик начал трясти стальные прутья. Нервничая всё больше, он побежал вдоль ограждения, задыхаясь от душивших его слёз.
Издали показались человеческие силуэты.
– Я здесь! – радостно крикнул мальчик. – Здесь!
Сорвавшись с места, он ринулся навстречу людям. Перепрыгивая канавы, поскальзываясь и снова вставая, он бежал вдоль решётки, едва видя дорогу сквозь набегающие на глаза слёзы.
– Я здесь, здесь! – кричал он, отчаянно размахивая руками. – Здесь!..
Вдруг воздух пронзила автоматная очередь.
Раздался крик. Мальчик упал.
Ещё несколько секунд в лесу слышалось эхо детского голоса. Затем всё стихло.
Где-то вдали слышался всё нарастающий гул поезда.
Через некоторое время к телу подошли двоё в масках и зеленоватой военной форме. Один из них поддел его батиком и перевернул спиной к земле. Два голубых глаза мёртвенно уставились на него.
– Чёрт, Гейл!.. Это житель!
– Что? – снял маску второй и взглянул на мальчика. – Вот же дрянь, действительно…
– Ты точно не знаешь такого типажа элемов?
– Нет, точно житель… Заблудился в лесу, добежал до границы. Чёрт!
– М-да, ну и дельце.
Они замолчали, глядя в бледное лицо мальчика. На глазах его ещё не высохли слёзы, отчего ребёнок казался живым. Один из военных дрожащей рукой закрыл ему глаза.
– В Штаб будем сообщать?
– Придётся. Думаю, они решат сделать клона и отправить его вместо мальчика обратно к жителям.
– Будет странно, если он не будет помнить ни лиц родных, ни своего собственного имени.
– Спишут на амнезию тяжёлой формы. Нам ещё повезло, что он ребёнок. Скопировать мировоззрение было бы куда трудней.
– Да, «повезло». Точнее и не скажешь.
***
Когда поезд тронулся, но Лантана ещё не было, я начал волноваться. Я уже думал пойти к машинисту, как тут мой попутчик вошёл в купе.
– Думал, вас оставили на перроне, – облегчённо сказал я.
– Таких, как я, не забывают! – весело сказал он.
– Я рад, что вы в хорошем расположении духа.
– Ничто так не помогает, как пара тройка выкуренных пачек, – усмехнулся он. – И, да, простите меня за мои чудоковатые речи. Ну, что ж поделать, таков характер, таков дефект.
– Да ладно вам, было даже интересно.
– Я же знаю, что вы больше не пусти к себе в купе никого из моей партии, – подмигнул мне Лантан.
– Вот тут вы правы, – засмеялся я. – Как вам вообще пришло в голову совместить два мира? Они что, перегорожены друг от друга колючий проволокой, которую охраняют военные с автоматами наперевес?
– Вот уж не знаю, – смеясь, пожал плечами мой попутчик. – Вы так проникновенно рассказывали о книге, наверное, проняло.
– Думаю, Прометий был бы приятно удивлён столь сильной реакцией на его произведение.
– Пожалуй, – усмехнулся Лантан. – Пожалуй.
***
Лес за поездом всё летел бесконечной полосой. Сливались воедино низкие кусты, чуть сзади грядами плыли деревья, и лишь солнце неторопливо скользило вслед уезжающему поезду.
Элем La-171 внимательно изучал лицо своего спутника, поправляя наспех пришитую нашивку. Он смутно догадывался о «чудаковатых» речах своего предшественника, благо, во всех купе стояла прослушка. Теперь главной его задачей было не выдать себя перед Технецием, не хотелось бы проводить замену сразу двух элемов, это может сильно подпортить статистику.
Технеций читал «Антиутопию №36», не обращая больше внимания на своего попутчика. Лес за окном начала редеть – поезд постепенно приближался к Штабу.
Автор: Екатерина Логинова
Источник: http://litclubbs.ru/writers/2133-antiutopija-36.html
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
