Тогда же, возвращаясь в Москву, мы как-то оказались с Саввиной в одном купе. В ту ночь Саввина обрушила на меня лавину неведомых мне стихов. Меня поразила тонкая игра ее ума, личные, своеобразные суждения о самых, казалось бы, обыкновенных вещах. Я не успевала передохнуть, а она все наваливала и наваливала. Ну, думаю, умная, ну потрясающая, ну Софья Ковалевская! Со временем и видишь, и оцениваешь все по-другому и заново. Действительно, Ия Саввина абсолютно лишена всех внешних признаков «артистического». Она — из редких актрис, умеющих почти не меняя облика, стать изнутри другим человеком. Ее покой — это кажущийся покой. Он волнует, он берет за душу. А ее голос! Сколько в нем тайного, женского. Я вас люблю, «юная дама» моей мечты, актриса, женщина и неожиданный человек.
…После сильного обезболивающего снотворного я с трудом приоткрыла глаза. Но мне казалось, что я еще сплю и мне снится новый сон. Три месяца я просыпалась и видела одни и те же обои с голубыми цветочками. А это мгновенное видение, как вспышка, было из чего-то, увиденного в кино. Кино… Кино… Конечно, кино! Это видение из кино, только в кино оно ярче. Я уже не сплю. Я вспоминаю. Но лежу с закрытыми глазами. Узнала. Когда это было? В 1959 — 1960-м?.. Нет, с той самой «Стрелы» мы ни разу не общались. Сейчас август 1976 года. «Здравствуйте, Ия». — «Моя хорошая, вот ты и проснулась». Я залилась краской, защипало в носу, и вдруг, до хрипоты, именно ей захотелось пожаловаться, признаться, что я жутко боюсь еще одной операции. И даже не операции, а наркоза. Вместе с наркозом внутри разливается что-то черное, вязкое, медленно затягивает в мрачный склеп. Я все это чувствую, но сознания не теряю. Все вокруг в белом, говорят шепотом, перетирают спиртом свои дрели и отвертки. И дожидаются, когда же наркоз в конце концов начнет действовать. И я тоже — лежу на операционном столе под белой простыней в полном сознании, дожидаюсь, когда же оно от меня улетит. «Товарищи, пожалуйста, не шепчите, говорите нормально. Я ведь все слышу. Я жива, понимаете, я еще жива.»
«Не смогу выдержать еще раз. Помогите мне, Ия, поговорите с ними… Пусть под местным, пусть как угодно, только чтоб сознание, сознание…»
Что такое настоящий артист? — спрашивают зрители. Когда настоящий артист играет шахтера, агронома, учителя, об этой профессии он знает все! «Каждый день доктора Калинниковой». В этом фильме Саввина сыграла врача, прообразом которого был легендарный Гавриил Илизаров. В разговоре с моим врачом она так профессионально жонглировала терминологией: перелом многооскольчатый… винтообразный… да-да, металлоостесинтез… И можно было не сомневаться, что эта актриса про травмы и переломы знает все. В профессии врача она прошла через многое, чтобы на экране не обмануть. Дорогая Ия, мы опять не видимся в нашей суете. Но когда я теряю веру в людей, ты меня заставляешь сказать: остановись в озлоблении. Есть, есть, есть люди. Люди есть! Знаешь, и тогда ты заставила меня открыть тайные шлюзы сил и терпения, неведомые мне самой. И я выдержала тот страх еще раз.
Закономерно и естественно, что именно в Ленинграде я тебя увидела впервые. Работникам этой студии свойственны такт, человечность и интеллигентность, которые вообще отличают настоящего ленинградца. На этой студии прошла большая часть моей жизни в кино. И здесь обо мне знают все. С первых шагов до сегодняшнего дня. Именно Ленинград вспоминал обо мне и вытаскивал меня на свет — не важно, в какой роли, когда казалось, что все уже забыли о моем существовании. Именно «Лен-фильм», как бы почуяв, что я уже вот-вот созрею для нового прыжка, вызывал меня на пробы в интересные, крупные роли, и хоть я порой проваливалась, все равно вызывал и вызывал… и пусть эти роли сыграли другие актрисы, но что-то внутри меня предсказывало: ведь недаром, недаром «Ленфильм» беспокоится обо мне. Стать чемпионом через десяток с лишним лет ни одному спортсмену еще не удавалось. В нашей профессии приобрести «второе дыхание» — это тоже явление не частое, но самое интересное. Это то время, когда мозг, инстинкты, опыт, терпение и выдержка находятся в полном ладу друг с другом. И подчиняются главной силе — осознанному профессионализму. И ни одна из этих гаек не выскочит и не подведет. Здесь уже «главное, дочурка, береги здоровье, а все остальное приложится». В тот период удачных и неудачных кинопроб еще не было смелого человека, который взял бы на себя ответственность за мое «второе дыхание». Но именно на «Ленфильме» он найдется. Он найдется, и я вздохну «второй раз» в роли директора текстильной фабрики. Но об этом впереди. Все главное, первое, произошло в Ленинграде. И потому в ленинградском Доме кино, через двадцать с лишним лет после моего первого выхода на съемочную площадку «Ленфильма», на премьере картины московской студии «Пять вечеров» режиссер Никита Михалков поставит эксперимент: «Мне бы хотелось уйти от традиции самому представлять свой фильм. Я хочу передать слово, вернее, попросить представить группу и фильм актрису, для которой Ленинград, студия „Ленфильм“… да она сама скажет…» Вот Никита, он всегда так. С ним всегда надо быть начеку. Я даже вздрогнула, из-за чего многие решили, что мы договорились. Ничего подобного. Я вышла на сцену к микрофону. В душе у меня был тот прекрасный и зрелый покой, когда чувствуешь, что любишь по-настоящему. И однажды. Дважды так любить невозможно. Я посмотрела в зал. Все родные, все близкие, все мои. Вот вы и постарели рядом со мной. Вам тогда было столько, сколько мне сейчас. А помните, как я крутилась, вертелась, шумела… «выделялась»… Только бы не расслабиться и не потерять чувство юмора. Их ждет грустная картина «Пять вечеров». Надо сказать что-то несентиментальное. Придумать что-то с юмором, с самоиронией… И немного. Лучше одно. Такое одно, что конкретно и емко расскажет о моей связи с Ленинградом. И сразу представить группу. О себе одну фразу. Одну. Репризную. Чтобы все улыбались. А еще лучше аплодисменты. Но какую? Ну, ну… О, уже что-то крутится, вот-вот… А-ай, будь что будет! «Здравствуй, мой любимый, родной Ленинград! Колыбель революции и моя!»
Великий артист
С третьего курса педагогом по речи у нас стала Марина Петровна Ханова. Она прекрасно слышала мой говорок, но как бы не замечала его. Я все жду, когда же она скажет: «Ну что там с вашим гыва-а-рком?» А она молчит и как ни в чем не бывало продолжает урок. Новый педагог нашла нужный ключик. И я еще усиленнее стала работать над своей речью. В короткое время сделала существенный скачок и на экзамене читала рассказ Чехова «Муж». Из этого я сделала вывод: если человек сам понимает свой недостаток и находится на верном пути к его устранению, лучше его не тыркать и не унижать. Лучше «добром, верою и ласкою».
Третий курс — зарубежная классика. Я удобно чувствовала себя в драматических ролях Шиллера, Мериме, Драйзера. Я образовывалась и отесывалась. Все мы росли и менялись. На нашем курсе было несколько талантливых актрис. Я их сразу отметила, еще на приемных экзаменах. Валя Пугачева. Девушка с черной косой, сияющими карими глазами и с таким здоровым румянцем, что щеки на ее смуглом лице казались бордовыми. Мимо нее нельзя было пройти спокойно. Прирожденная Аксинья. Конечно же, она должна была ее играть в фильме. И сыграла бы роль с таким же блеском, как и на курсе, но… Это вечное «но»! Но тогда для Аксиньи она была еще слишком молода. Она успешно дебютировала в фильме «Весна на Заречной улице».
Валя Хмара. Очаровательная и очень тонкая актриса. Наверное, в театре она сделала бы куда больше. Но несколько ее работ на экране замечательны. В фильме «Жажда» она сыграла одну из лучших своих ролей.
По-разному сложились актерские судьбы моих сокурсниц. Но самой мощной из всех — и это было видно невооруженным глазом — была Зина Кириенко. Она прирожденная драматическая актриса. Ее лицо совершенно во всех ракурсах. Никаких изъянов. Такому лицу «большое плавание». Так и случилось. Зинаида Кириенко — одна из ведущих актрис нашего кино. Актриса со стихийным нутром истинно большой актрисы. Но что делает природа! Тонкое, неземное лицо как бы качается на длинной-длинной лебединой шейке. И эта лебяжья шейка вливается в широкие и могучие плечи донской казачки! А? Загадочная русская природа. В Зине удивительно гармонично совмещается абсолютно несовместимое. Не могу себе представить, что Михаил Шолохов написал Наталью, не будучи знаком с Кириенко. Недавно Михаил Ульянов по радио читал главы из «Тихого Дона». Я видела только Зину. А если бы зрители могли ее увидеть во вгиковских ролях! Мы смотрели на нее, открыв рот, забыв обо всем на свете. От ее лица, освещенного тусклыми студенческими «бебиками», исходило сияние небесной красоты. Это одно из моих сильных институтских впечатлений. Вот она в роли Коломбы Мериме, в драматическом всплеске падает на студенческой площадке у наших ног… Мы близко-близко видим ее лицо. Оно спокойно и трагически прекрасно. «Это же „Венера“ Джорджоне, сама „Венера“, — шепчет Сергей Апполинариевич на ухо Тамаре Федоровне. Зина — Наталья — Венера».