Первые главы романа "Идиот", напечатанные в журнале "Русский вестник", вышли с посвящением любимой (на тот момент) племяннице Достоевского Софье Ивановой. Однако спустя несколько лет, когда роман вышел отдельным изданием, посвящение было "снято" из-за тяжелых семейный распрей. Удивительным образом поводом для разрыва отношений и угасания прежней привязанности и доверия стал тот же предмет, который "запускал" в движение сюжет "Идиота" - наследство.
Когда в январе 1868 года "Идиот" (первые читатели которого еще не догадывались, что читают шедевр мировой литературы) начал печататься в "Русском вестнике", то на его первой странице стояло "Посвящается Софье Александровне Ивановой". В это же время Федор Михайлович пишет свое племяннице "золотой Сонечке" ободряющие и полные человеческого участия письма. Пишет, несмотря на свою крайнюю "перегруженность" (он в страшной спешке дописывал давно обещанные очередные главы "Идиота", ожидал первых родов жены, отчаянно пытался свести концы с концами в материальном смысле): "... я запоминаю Вас чуть не девочкой, но начал вглядываться в Вас и узнавать в Вас редкое, особенное существо и редкое, прекрасное сердце — всего только года четыре назад, а главное, узнал я Вас в ту зиму, как умерла покойница Марья Дмитриевна... Я люблю вас всех... но к Вам я привязан особенно...".
Буквально продираясь сквозь житейские и творческие тяготы и провалы, Федор Михайлович писал свой роман. И о том, как роман пишется, что автор хочет в него вложить, а что получается в результате, Достоевский писал в то время только двум людям - своему старому товарищу (с давних еще до-каторжных времен) Аполлону Майкову и юной (точнее уже не юной, а молодой - ей был 21 год, немалый возраст по тем временам) Сонечке Ивановой. "Золотой Сонечке" (это обращение Федор Михайловича даже несколько озадачивало биографов и библиографов, особенно женщин в летах) он рассказывал о том, что идея романа - "старинная и любимая, но до того трудная...", что он "долго не смел браться за нее, а если взялся теперь, то решительно потому, что был в положении чуть не отчаянном", что одно только "положительно прекрасное лицо Христос", "что из прекрасных лиц в литературе христианской стоит всего законченнее Дон Кихот, но он прекрасен единственно потому, что в то же время и смешон...". Пишет еще, что боится, что роман "будет скучен", он слишком длинный, а первая часть, написанная в спешке, "будет решительно не эффектна". О том же и точно в то же время, но более грубыми словами он пишет Майкову (но тот был человек немолодой и мужчина): "в сущности, я совершенно не знаю сам, что я такое послал...", "вещь не очень-то казистая и отнюдь не эффектная", "давно уже мучила меня одна мысль, но я боялся из нее сделать роман...идея эта - изобразить вполне прекрасного человека", "только отчаянное положение мое принудило меня взять эту невыношенную мысль. Рискнул как на рулетке".
Если внимательно вчитаться в письма Федор Михайловича начального, самого возвышенного и трогательного периода переписки с Сонечкой Ивановой, то начинает казаться, что "Бедных людей" (вызвавших когда-то бурный восторг неистового Виссариона Белинского, и за отход от идей и стиля которых Белинский Достоевского очень основательно "заклеймил") Достоевский в молодости совсем не случайно написал. Мечта о сентиментальной дружбе, о словах ободрения и поддержки близкой душе, о добром слове (пусть, пусть и без материальной поддержки, но ведь не у всех есть возможность), которое способно развеять тучи, все-таки продолжала жить в его душе, несмотря на всю изнанку жизни, на которую он насмотрелся и на каторге, и в солдатах, да и в других разных местах. Извинения за слишком редкие письма звучат очень искренне: "Милый, бесценный друг мой Сонечка, простите, что не сейчас отвечал Вам на Ваше дорогое мне письмо. Да и теперь пишу совершенно наскоро. Я занят ужасно, измучен заботой...". А надежда на то, что они обрели родственные души в суровом мире вполне очевидна: "О как бы я желал быть с Вами и много говорить с Вами! А ведь мы уже ровно год как не видались, даже больше. Это много. До свидания дорогая, золотая моя. Ваш весь, весь, друг, отец, брат, ученик - всё-всё!". Софья Иванова написала Достоевскому в сентябре 1867 года в тяжелый для себя момент жизни (подробности об этом содержатся в «женевском дневнике» Анны Григорьевны Достоевской) – мать настаивала на том, что она должна настраиваться на мысли о замужестве и о том, что замуж надо выходить не по любви, а для устройства жизни. Софье же, как девушке своего времени, брак не по любви казался тяжелым бременем, и она надеялась стать писателем или переводчицей (очень напоминая этим своего дядюшку Федора 25 лет назад, когда он решительно не желал ни картографом становиться, ни вообще по военной части служить). Почти в отчаянии она написала Федор Михайловичу, от которого уже полгода не было ни духу ни слуха, за границу, прося совета и утешения. И не ошиблась в конфиденте. Несмотря на собственное отчаянное положение, он все-таки поддержал переписку.
Продолжение в следующей статье.