И он снова спас людей, но в этот раз погиб сам. Вытекший из раны на его груди яд спустя сутки убил его. Конан рассказал о случившемся Индрапутре, и тот в ярости обрушил на Яму такой поток проклятий, что его лицо и до того было перекошено. Он пообещал себе, что обязательно найдет и покарает Яму-убийцу.
На протяжении всей жизни Конан испытывал чувство вины за то, что был рожден кшатрием, а не брахманом, и не был предназначен для служения в храме. Индра-Равана, воинственный князь демонов, тоже родился кштирийцем. Лишь в своей последней жизни он и сам стал брахманином и вел жизнь бхикшу-отшельника.
Гораздо больше и сильнее Индрараваны, отца всех асуров, Конан ощущал свою принадлежность к варне брахманов. За всю жизнь ему не доводилось испытать отвращения к тому, чем он занимался. Именно отвращение он испытывал тогда, когда видел, что солдаты пилигримов совершают священные обряды, а купцы, пришедшие торговать в Брихаспати-пургу, публично ублажали своих жен, приглашая к ним чужестранцев из других земель.
Зато Шашима и Джодха, нищие и обездоленные, были настоящими асурами. И не потому, что были готовы продать свою честь за серебряную монету, а потому что ни у кого больше их не было. А у Шашимы была.
Он, Джод-ха и их младшая сестренка — Шаш-има жили в хижине посреди стертого с лица земли поселения. Здесь ветер гонял по улицам опавшие листья и клочки сорванной с деревьев листвы, и странники, приходившие в Брисадеш по весне, тайком волокли целые охапки этих листьев в свое убежище. Они срывали их с деревьев и сушили на костре, чтобы потом пить из них воду.
Шашима была спокойная и верная. Она не умела лгать, и поэтому было сложно поверить в то, чтобы она когда-нибудь прельстилась богатством. Эта любовь в любом случае будет обречена. Джодх-ха была сумасшедшая, и в этом вся проблема.
Ее единственная сестра носила красивое и богатое кхмерское платье, которое Джодхах очень нравилось, но для царевны Шашимой оно было слишком узким.
Джодха подняла глаза на Махам Ангу и успела заметить резкую смену выражения в ее глазах. Но придраться не к чему, взгляд стал приветливым, кормилица поднесла пальцы к переносице, отвечая на жест Джодхи:
Приветствую вас, королева Джодха. Ваши комнаты готовы, я покажу вам, где вы будете жить, и объясню правила поведения в гареме императора Джалала.
Губы улыбаются, в голосе металл. Наверное, так и должна вести себя управляющая гаремом, чтобы обитательницы слушались, но что-то подсказало Джодхе, что лучше верить металлу в голосе, чем улыбке на устах этой женщины. Гульбадан права, когда говорила, что с Махам Ангой нужно быть осторожной.
На помощь пришла сама Гульбадан:
Я покажу королеве Джодхе ее комнаты и все объясню сама. Вернее, уже многое объяснила, так что не стоит утруждать себя, Махам Анга.
Заметно, что между этими двумя женщинами мира нет.
Кормилица не успела ответить, потому что подошла еще одна женщина, о которой говорила Гульбадан и которая внимательно наблюдала за Джалалом с момента его появления во дворе гарема. Это главная жена Джалала королева Рукия.
Приветствую вас, Ваше величество. Приветствую, королева Джодха. Очередной жене императора понравится в его гареме.
Джодха перевела взгляд на говорившую. Тонкие черты лица, чуть заостренный нос, цепкий, но надменный взгляд, гордая посадка головы и полная уверенность в том, что она здесь главная. Рукия лишь скользнула взглядом по Джодхе, словно не находя в ее красоте ничего особенного, подошла к Джалалу.
Ваше величество, поездка была успешной? Вы помните, что перед вашим отъездом мы не закончили партию в шахматы?
Рукия беседовала с императором так, словно они стояли во дворе одни, главная жена просто не замечала остальных женщин, вернее, делала вид, что не замечает. Кто они такие? Даже королева Хамида и Махам Анга. Только Рукия знала настоящие потребности Джалала. Глупые женщины кудахчут вокруг, словно императору нужны их возгласы восхищения очередной красивой мордашкой, привезенной Джалалом из очередного похода. Сколько их уже было и сколько еще будет! Стоит ли обращать внимание?
У женщин на мгновение повисла неприятная пауза. Поведение Рукии, конечно, было вызывающим, но как ей возразить, если сам император блестит глазами и улыбается, радуясь встрече с главной женой?
Джодха чуть растерянно оглядывалась. Первой опомнилась Гульбадан:
Королева Джодха, пойдемте, я покажу вам гарем. Махам Анга, какие комнаты отвели Ее высочеству?
Гарем Великого Могола великолепен, отведенные Джодхе комнаты достаточно велики, чтобы там хватило места и ей самой, и статуе бога Кришны, и всем служанкам.
Женщин действительно много, их сотни, все щебетали, смеялись, даже кричали, из-за чего стоял немолчный гул. Гульбадан махнула рукой:
Здесь бывает тихо, только когда приходит Джалал. Тогда они все закрывают свои рты и таращат глазки, надеясь, что император заметит именно их.
Гаремы всего мира похожи, везде красивых женщин охраняют кастрированные мужчины, и везде изнывающие от безделья красотки занимаются тем, что завидуют, ссорятся друг с дружкой, делают пакости.
Джодха заметила нескольких хиджр – этих самых кастрированных мужчин, но были еще две рослые чернокожие женщины с коротко остриженными волосами и в мужской, а не женской одежде.
Гульбадан Бегум, кто это, тоже наложницы?
Нет, – тетушка махнула рукой, – Джалал не любит евнухов, ему неприятны мужчины в сари и краской на лице. Вот и придумал покупать для охраны гарема таких женщин – рослых, сильных. Мы их зовем амазонки. С такой не всякий мужчина справится, они крепче евнухов.
Ближайшая амазонка сверкнула белками глаз на совершенно черном лице, а потом такими же белыми зубами. Джодхе стало не по себе. Она тоже не любила хиджр, но амазонки еще страшней.
Но выбирать не приходилось.
Так началась ее жизнь в гареме императора Джалала…
Махам Анга пришла вскоре после их обустройства и замерла, оглядываясь с ужасом.
Что это?!
Джодха с изумлением переводила взгляд с Махам Анги на статую Кришны и обратно. Неужели кормилица императора никогда не видела статуэтки бога Кришны?
Это бог Кришна, Махам Анга.
Я вижу, что это языческий идол. Но как вы посмели притащить его на территорию гарема?! Если император узнает, вам не сносить головы!
Губы Джодхи тронула довольная улыбка:
Вы зря беспокоитесь, император разрешил мне сделать небольшой храм своего бога в моих комнатах гарема.
Джалал разрешил?! – Белки глаз Махам Лиги сверкали не меньше, чем у амазонок.
Да, это было одно из двух моих условий – разрешить мне не менять веру.
Несколько мгновений Махам Анга молча оглядывалась, она, видно, не знала, что ответить, потом нашлась:
А второе, вероятно, делить постель со своей служанкой? Почему эта дрянь разлеглась на постели, куда может прийти сам император?!
У Джодхи от возмущения даже перехватило дыхание, она сделала жест Моти, чтобы та оставалась лежать, и, стараясь, чтобы голос не дрожал от сдерживаемой ярости, ответила:
Во-первых, здесь нет никакой дряни, кроме разве… Во-вторых, Моти спасла мне жизнь, и в благодарность за это император обещал выполнить любое ее желание. В-третьих, даже если вы управляете гаремом, это не значит, что вольны приказывать мне в моих покоях. Если мне что-то понадобится от вас, Махам Анга, я вас позову.
Они стояли буквально лицо в лицо, обе рослые, напряженные, словно готовые лопнуть струны, Моти была готова поклясться, что от скрестившихся взглядов летели искры, как от встретившихся клинков. Махам Анга опомнилась первой, в ее взгляде появилась насмешка.