В 1917 году одним из застрельщиков борьбы с большевиками выступал меньшевик Давид Заславский. В газете «День» он разоблачал их как вольных или невольных изменников и германских агентов:
«Если бы Ленин, Зиновьев и Троцкий хотели, они могли бы объявить себя временным правительством... Но Зиновьев и Троцкий — трусы. Они не хотят взять власть и не возьмут ее... Троцкий и Каменев не станут во главе современной пугачевщины, и она перешагнет через них».
«События июльских дней и то, что их подготовило, это бесконечно спутанный и кровавый клубок, где легкомыслие и неразборчивость сплелись с прямой изменой, предательством и шпионажем. Во всем этом надо разобраться... И я не испытывал бы угрызений совести, стоя вместе со всей революционной Россией у запертых двойным замком дверей камеры Троцкого».
Ленин называл Заславского «грязным господином... негодяем... наемным пером... героем похода на большевиков» и попросту «собакой». В 1918 году Заславскому даже пришлось посидеть в советской тюрьме. Выйдя на свободу, он так подытоживал в газете свои чувства, обращаясь к Ленину и его соратникам: «Несколько лет тому назад французское буржуазное правительство посадило в тюрьму известного публициста Эрве. Затем оно амнистировало его.
— Вы ждете от меня благодарности? — писал Эрве на другой день. — Вот она: merd!
Он написал это слово огромными толстыми буквами на первой странице».
Однако в 1934 году Заславский вступил в правящую партию и вплоть до 60-х годов считался ее «первым пером» — ведущим журналистом и сатириком страны. В 30-е годы «герой похода на большевиков» вновь обличал тех же людей — уже со страниц «Правды»: «Троцкий, Зиновьев, Каменев — бандиты и уголовные преступники. Это установлено судебным процессом, который сорвал с них последнюю маску... В дореволюционных тюрьмах бывал «сучий куток». Там сидели самые поганые, наиболее развращенные уголовные элементы, предатели в своей же уголовной среде, грязнейшие убийцы. Скамья подсудимых на деле Зиновьева—Каменева—Смирнова была таким сучьим кутком... Поставленные рядом у края могилы, они толкали в нее друг друга. Они сгнили заживо до конца, суду оставалось убрать эту живую человеческую падаль из советского общества».
Но в целом погоду к тому времени делали, конечно, не бывшие нинисты (многие из которых сами сложили головы в 30-е годы), а совсем другие люди.
«Послушать его... и все мы будем болтаться на фонарях».
Довольно влиятельную оппозицию большевикам после революции составляли также анархисты. Они заседали в Советах, выпускали свою печать (так, в 1919 году выходили шесть анархических газет и шесть журналов). Поворот большевиков от разрушения всего старого к «защите отечества» многие анархисты сочли изменой революции. Например, анархическая газета «Буревестник» в 1918 году печатала такие задиристые стихи матроса Ивана Губарева:
Наплевать нам на ваше отечество,
Мы покажем свое молодечество!..
Всюду родина нам — где свободная
Разгуляется сила народная.
И прогоним мы скоро дубинами
Всех властителей с их псевдонимами,
И кто нас погубить собирается,
Пусть простится с семьей, да покается!..
Так вперед же, друзья, за Дыбенкою
И под... Свердлова коленкою!..
Как известно, анархисты даже воевали под своими черными знаменами и во главе с «батькой» Нестором Махно — против белых и красных...
Летом 1918 года вождь большевиков и боевой предводитель анархистов встречались и беседовали в Москве. В разговоре, по воспоминаниям Махно, Владимир Ильич настойчиво повторял одну и ту же мысль: «Анархисты всегда самоотверженны, идут на всякие жертвы, но близорукие фанатики, пропускают настоящее для отдаленного будущего.. . Большинство из них если не ничего, то, во всяком случае, мало думают о настоящем; а ведь оно так серьезно, что не подумать о нем и не определить своего положительного отношения к нему революционеру больше чем позорно... Большинство анархистов думают и пишут о будущем, не понимая настоящего, это и разделяет нас, коммунистов, с ними».
«При последней фразе, — писал Махно, — Ленин поднялся со своего кресла и, пройдясь взад и вперед по кабинету, добавил:
— Да, да, анархисты сильны мыслями о будущем; в настоящем же они беспочвенны, жалки исключительно потому, что они в силу своей бессодержательной фанатичности реально не имеют с этим будущим связи...
И тут же просит меня не принимать это на свой счет, говоря:
— Вас, товарищ, я считаю человеком реальности и кипучей злобы дня. Если бы таких анархистов-коммунистов была хотя бы одна треть в России, то мы, коммунисты, готовы были бы идти с ними на известные условия и совместно работать на пользу свободной организации производителей».
Эти слова растрогали его собеседника, вначале настроенного враждебно. «Я лично почувствовал, — признавался Махно, — что начинаю благоговеть перед Лениным...» Однако Махно стал доказывать, что среди анархистов тоже есть люди действия. Ленин кротко развел руками: «Возможно, что я ошибаюсь... Ошибаться свойственно каждому человеку, в особенности в такой обстановке, в какой мы находимся в настоящий момент».
