Мне кажется, по Олимпиадам я мог бы вспоминать историю своей жизни. Вот, например, сеульскую я не помню — хотя помню, что одноклассники обсуждали. Барселону помню чуть-чуть, а вот зимний Лиллехаммер уже отчётливо. И Атланту помню хорошо. Что значит помню — помню, как отчаянно следил за табличкой медалей — и переживал, как там наши. Я, конечно, никого не знал заранее, но мне было в общем все равно — я, стоя перед телевизором, очень желал любым соперникам «наших», чтобы они падали, спотыкались, промахивались.
А потом я вырос и стал обращать внимание на людей. И обнаружил, что болеть можно не обязательно за наших. Что в других странах тоже живут спортсмены с удивительными историями, с волей к победе, которые могут красиво выступать и за них можно тоже радоваться. Дальше было хуже. Уже к Пекинской олимпиаде я невзлюбил игры. Меня стал адски раздражать мой прежний стиль боления: та самая табличка с медалями. Меня стало раздражать, что суть Олимпиады в том, что некие «сверхдержавы» меряются