Родился архимандрит Модест (в миру Андрей Александрович Мелентьев) 11 июня 1915 года в д. Степшинская Великоустюжского уезда.
Вот что пишет он в своих дневниковых записях о себе:
С юных лет я имел необыкновенное желание к монашеству и священному чину: устраивал в лесу келику (тайное место) и там, поставив иконы, молился, как умел и представлял себя священником. Одевался в какую-либо хламиду в виде ризы. Повесив кусок рельсы на ветку дерева, звонил железным молотком ”ко службе“
За сиё увлечение терпел немало от родителей оскорблений. Восьми лет я был отдан учиться грамоте. Полторы зимы учился, преуспел в познаниях учения удивительно скоро, одновременно учился дома славянскому языку по псалтырю и молитвам от своей матери. Волосы не давал стричь и во время учения носил одежду длинную. Когда наступали праздничные дни, то вставал рано и уходил ко службе в церковь, которая находилась в 3 верстах от нашей деревни. Летом, босыми ногами, зимой в лаптях. Научившись читать, стал брать книжки из церковной библиотеки. Я просиживал целые ночи за книгами, севши за стол со светом лампады. Читал, а потом, помолившись, ложился тут же на лавку за стол спать, положа под голову кошель с книгами. В 10 лет от роду, начал плакать и проситься у родителей отпустить меня в монастырь. Отец увез меня в Лальск, в монастырь и оставил там на житьё».
Господь подвергал будущего монаха испытаниям по мере его духовного роста. А в 1932 году 17-летнему Андрею Бог уготовил первое серьезное испытание духа.
Вот как он об этом пишет: «...случилось искушение у кого-то, а именно наговор на меня. Пришел милиционер и арестовал меня и увел на станцию Луза, к начальству. А те увезли в Котлас и много пугали и допрашивали и посадили в холодный барак. Просидел там 5 суток, голодом морили, а потом снова были допросы и страх. Ничего не добившись, отпустили ночевать на волю, пошел я в ближайшую деревню. Стучался во многие дома, но никто не пустил. Побродил по деревне, и залез под крыльцо одного дома и немного задремал. Была весна ранняя, половодье. Шел снег и дождь и ветер был невыносимо холодный.
За всё время пребывания в Котласе сотрясало меня как в лихорадке, а кормить никто и не думал. Наконец отпустили меня домой. Пошел пешком по железной дороге, в больших сапогах, купленных у выселенцев за 30 рублей. Силы оставили совсем в пути. Зашел в железнодорожную будку, старушка дала маленький кусок хлеба, посолила его и дала две картошки. Съевши сию пищу, пошел дальше. О, Боже мой, как пошагали мои ноги, чудно весь ожил, и вспомнил слово псалма – хлеб сердце человека укрепит. Шел дальше, и вот застигла меня ночь, подошел к одной караульной будке, забрался на сеновал осторожно, и, зарывшись в солому, прилег немного отдохнуть. А голодному не спится, встал и пошел далее. Во все время пути много излилось молений ко Господу Богу и Пречистой Богоматери и святым угодникам. Пришедши домой к родителям, нашел их в больших слезах по мне, и целый тот год не поступал никуда на место»
В 1937 году начались репрессии священников. 28 сентября 1937 года 22-летний Андрей Мелентьев был арестован по обвинению в контрреволюционной агитации, потому что после закрытия собора собирал подписи граждан для открытия храма (как свидетельствует запись в книге о репрессированных). 23 ноября 1937 года направлен для отбывания наказания из Великоустюжской тюрьмы в Белбалтлаг НКВД СССР (Карельская АССР).
Что такое репрессии описывает в своем дневнике отец Модест: «В ночь на 28 сентября Господь послал испытания мне и прочему духовенству. Нас арестовали и посадили в нежилой холодный соседний собор. Просидели мы в нем до Покрова, а 14 октября увезли ночью в Котлас и посадили в баржу парохода и отправили в Устюг... Там сразу в баню, обыскали всех, постригли и отведены были мы в бывший Михайло-Архангельский монастырь и заключены в камеру No 8. Пробыли мы там до 11 ноября. Всё было отобрано от нас: и крестики, и пояса, и четки. Скорбь была великая без всего этого орудия духовного. При отправке в Котлас я вытребовал свой крестик нательный деревянный, восьмиконечный с серебряным распятием, в два вершка длины. Не могу изъяснить, как обрадовался возвращению креста, лобызал его с великими слезами и воздыханиями. И уже путь до Котласа пешком не был страшен.