Откуда в аду платья и зачем красить языки? Рассмотрев экспозицию Линор Горалик «Одевая демонов: повседневный и парадный костюм обитателей ада» в московском музее «4 арт», искусствовед Дарья Тоцкая предлагает поразмыслить над современной цивилизацией.
Прежде чем мы начнем одевать демонов вместе с автором, вспомним основные профессиональные «субличности» Линор Горалик: поэт, прозаик, маркетолог, историк моды, преподаватель и автор комиксов. Искусство — способ объединения субличностей в едином творческом порыве. Если принимать это во внимание, то сразу же получим ответ на вопрос: почему «Одевая демонов» родилась именно такой, а не инакой. Корни этой истории (дальше мы узнаем, что «Одевая демонов» — это именно история), кроются в книге, написанной Горалик десять лет назад — «Устное народное творчество обитателей сектора М1». Сама выставка — зашифрованный метатекст, над-история, заключенная в концептуальной коллекции арт-объектов, мимикрирующих под экспонаты выставки одежды с вкраплениями фото, графических «псевдотрактатов» и арт-объектов, притворяющихся бижутерией.
Современность vs Средневековье: обрели или утратили
Средневековый человек фиксировался на понятиях ада и рая как на результате отсроченного возмездия за свои деяния и даже мысли, — одновременно заполняя ими тревожное поле неизведанного, посмертие. У Горалик (если брать за основу декларируемое в «Устном народном творчестве…») ад и рай существуют в одном месте как состояния. Во-первых, мы видим, что процесс «осатанения» в ее аду происходит исключительно по причине долгого нахождения в «состоянии “ада”», а не по вине чертей с вилами вокруг котлов (их здесь попросту нет). И идеал, и грехи индивида по Юнгу больше не внешние, а значит, по сравнению с человеком Средневековья, мы все же продвинулись в осознавании себя.
Что же это за состояние ада? В экспликации к арт-объекту «Коллекция сломанных игл и булавок» автор указывает, что само по себе посильное собирание для вымышленного демона являлось способом справиться с ощущением бесконечности страданий. По одному из смыслов мы имеем дело с собиранием предметов-свидетелей случайных ошибок («я не виноват!»), но нам в контексте нужнее другое значение: непереносимость неопределенности по Фрейду — свидетельство невроза — «нездорового состояния» личности без существенных деформаций психики. Личность в состоянии невроза способна до бесконечности блуждать в травмирующих воспоминаниях и никак не переживать их.
Запомним это слово — «переживание», оно нам еще пригодится. Итак, там, где Данте понадобилось 9 кругов ада, чтобы разобраться в первопричинах зла, современному человеку хватит одного. Линор Горалик принадлежит к той новой формации людей искусства, которые убеждены, что в основе любого намеренного злодеяния лежит недостаток эмпатии: неумения сопереживать. Со-переживать. Упомянутые ею копинг-стратегии, которыми якобы заняты вымышленные демоны-авторы, и есть в русскоязычном эквиваленте способы переживания стресса. А в современном мире причин для стресса по сравнению со Средневековьем явно больше; и хотя по дорогам уже не бродят банды разбойников, сама плотность населения порождает подсознательный стресс. Но, самое интересное, что многие авторы, исследовавшие доколумбовую Европу, отмечали большую эмоциональность (как минимум внешнюю) средневекового человека: ему ничего не стоило заплакать от радости при встрече с другом или в подтверждение своих слов в ходе беседы. Социальные нормы корпоративного времени требуют отказа от яркого выражения своих эмоций, зачастую лишая человека своевременного переживания стресса, загоняя его так глубоко в подсознание, что Юнгу для объяснения пришлось заниматься «психологическим фридайвингом».
Не героизм, не трудолюбие делают человека человеком, а способность к со-переживанию, которое начинается с переживания стресса внутри себя самого. Исследователи копинг-стратегий говорят о том, что если стратегии не решают проблему, то вряд ли эффективны в долгосрочном ключе. Решают ли свои проблемы демоны Линор Горалик, кропотливо вышивающие колготки с дырами вместо того, чтобы их зашить? Подчеркивающие все более выпирающие ягодицы, вместо того, чтобы исследовать механизм, изменяющий позы их тел? Собирание странноватых коллекций из сломанных вещиц и даже капель крови лишь подчеркивает попытку получить клочок контролируемого хаоса, попытку повлиять мизерным контролем на собственную тревожность. Чем дальше мы удаляемся от мифа, тем яснее стремимся к мифу индивидуальному для объяснения себе тревожащей неопределенности.
Мода как принуждение
«В аду существует понятие “Великий Несостоявшийся Карнавал”», — рассказывает Линор Горалик. — И есть те, кто готовится к этому карнавалу, фрустрирующие слухи о котором, в сущности, являются постоянным источником раздражения и неудовлетворенности. Помимо костюмов к Карнавалу какое-то время в аду бытовала мода на украшение языков — но быстро стало ясно, что это крайне некомфортное увлечение; в результате демоны принялись украшать языки мучеников и, водя, за собой “живые статуи“ (выше “поводок“ для таких прогулок), хвалиться результатами между собой. Фотографий таких языков на выставке представлено 6».
В аду Горалик классовое расслоение уже произошло: модными хотят быть многие, испытывать неудобства от моды — немногие. Какие инструменты используют «модники» для принуждения мучеников? Поводки как символику зависимости — и собственную инаковость: отсутствие эмпатии, позволяющее им управлять другими людьми без со-переживания. В широком смысле практически любое произведение искусства есть столкновение эмпатичного и слабоэмпатичного: от Герасима с Муму и до Анны Карениной с поездом, но мы-то знаем, что поезд — не поезд. Один из последних романов автора выставки посвящен именно взаимоотношениям всего и всех в контексте эмпатии — «Все способные дышать дыхание» (2020).
Линор разрывает привычные ипостаси художника как творца и ремесленника, разрезает одно целое надвое, отдавая часть лотов для исполнения другим людям. Первична идея, творец есть идея. И все же фотографии выкрашенных пищевыми красителями языков заиграют совершенно в ином свете, если осознать, что подопытные согласились сыграть роль зависимых мучеников.
Являлся ли процесс поиска и создания лотов копинг-стратегией самого автора или же она изобразила ее, стремясь создать аналог метатекста в изобразительном искусстве?
Линор Горалик отвечает: «Одним из самых странных сюжетов, связанных с этой выставкой, оказалось совпадение моих собственных практик с практиками, описанными в вымышленных нарративах выставки. Там идет речь о том, что в ад попадают только вещи, которые касались тела человека в момент его смерти, — и, соответственно, для получения новой одежды нужно ее выпрашивать, выменивать, красть, переделывать… Я же готовила выставку, находясь в Израиле в разгар пандемии: магазины не работали, доставок не было или почти не было, и чтобы создавать экспонаты, мне пришлось использовать вещи, которые я выпрашивала у знакомых или у тех, кто готов был их пожертвовать через Фэйсбук, вещи, найденные на помойках или предметы из собственного гардероба, — других источников долгое время просто не было».
Тем и интересно искусство: ответ на выше обозначенный вопрос не имеет первостепенной важности. Создавая произведение, творец еще и создает себя. Подлинными остаются только переживаемые эмоции, которые творцу удается заключить в плоть своих работ.
