Вчера мой друг хоронил своего отца.
Это будет не метафора, а имена будут настоящие. Неправильно хорошему человеку остаться в памяти под вымышленным именем.
«Когда меня не станет, я буду петь голосами моих детей»
Эта строчка бесподобна, и она ярко рисует Вадима Валериановича Ростиславского. Ему было 62 года.
Мой друг Глеб и его брат Всеволод говорят от имени отца. Он продолжается в сыновьях, а его мысли и идеи проросли и растут дальше в них самих.
И так мы незримо продолжаем говорить за своих предков.
Уроборос.
Вадим Валерианович был Человеком. И я уверен, он попросил бы меня называть его просто Вадимом, или на крайний случай дядей Вадиком. Хоть мы и не были знакомы лично.
Так странно.
Он был рукастым мастером и знатоком многих ремёсел. Сам выстроил дом, работал с деревом. Даже шутил не так давно, говорил супруге, что дом – построил, сыновей – воспитал, деревьев – насажал. Можно и уходить. На что Галина, жена, отвечала: и дом не достроен, и сыновья не крепко на ногах стоят, а половину деревьев она сажала сама.
Короче, последнее слово за ней, и никуда он не «пойдёт». Они много шутили вместе.
Дядя Вадик боялся врачей, но жену – больше. Не боялся, как некую силу, нет, он боялся обидеть ее отказом или своими действиями. Он прислушивался к жене, а главное – слушал и слышал ее.
Но вот лечиться он вообще не любил. Его невозможно было заставить обратиться в больницу.
Например, однажды прямо на лбу дяди Вадика вырос жуткий чирий. Знакомая женщина-врач, зайдя в гости, сказала, мол, не страшно, не бойся, приходи завтра и аккуратно вырежем, всё стерильно будет.
Ну, а вечером жена пришла с работы и увидела только залепленный пластырем крест на крест лоб мужа. Вырезал сам. Настолько он не любил врачей.
И в этом был весь Вадим. Самостоятельный и веселый. Разбирался в ножах и много курил. Глеб положил в гроб пачку сигарет, а Всеволод – нож.
Но супругой он дорожил. С шутками и от большой любви слушался ее, хотел сделать приятно и угодить. И даже пересиливал свою неприязнь к больницам.
Однажды в юности Глеб болел. Затем он выздоровел, и мама сказала Вадиму сходить с сыном в больницу и обязательно забрать его, сына, медкарту, потому что «там точно ее потеряют». Они и пошли.
Вредная медсестра карту не отдала. Поругалась и выгнала папашу из кабинета. Вадим сходил на улицу, подымил, подумал.
Принял решение и уверенно двинулся к кабинету. Ворвался вихрем. Зрительная память у него была хорошая: он четко видел медкарту сына на столе. Вижу цель – не вижу препятствий.
Медсестра, аки коршун над гнездом, нависла над столом. Вадим ворвался, сделал неуловимое движение, схватил карту и – ретировался со всей возможной скоростью. Юный Глеб, безвольный свидетель, несся следом.
Дядя Вадик смахнул на ходу пот со лба, закурил и произнёс:
«Мама сказала обязательно забрать медкарту. Мы же эту медсестру и врача видим, возможно, последний раз в жизни. А мама с нами на всю жизнь!»
Семейная байка. Жену Вадим любил безмерно.
Маленькое сельское кладбище встретило запахами мяты и сладких соцветий. Рядом с могилой большой орех, который дает тень. Отличное место. Ему бы понравилось.
Дядя Вадик был лучшим другом из возможных. Добрым и щедрым. И любил друзей своих сыновей.
Жаль,что я не познакомился лично.
Никто не знает, сколько отведено. Однако Вадим всегда уверенно выражал позицию и очень просил сыновей не дать ему стать беспомощным. Быть обузой – он не мог себе представить, чтобы мучать семью.
... Ты все спалил за час.
И через час юольшой огонь угас,
Но в этот час стало всем теплей.
Его «час» длился больше 60 лет. Однако этого все равно очень мало.
Я пишу, чтобы отличный настоящий Человек не был забыт. Чтобы о нем знали как можно больше людей. Просто потому, что Вадим Валерианович Ростиславский заслуживает, чтобы его помнили. Таких людей мало.
Мы существуем, пока нас помнят. Где бы мы ни были, память о нас поддерживает существование в любом из миров.
Дядя Вадик сделал много хорошего, чтобы остаться в нашей памяти.
Теперь и вы, уважаемые читатели, знаете, что был такой человек.
Настоящий Человек.
Спасибо