Ольга Николаевна прекрасно выглядела в свои 67 лет. После выхода на пенсию она не растеряла ни хорошую физическую форму, спасибо счастливому метаболизму, ни горделивую осанку, привет начальственному прошлому, ни умения хорошо и со вкусом одеться. Чиновничий термин «период дожития» претил Ольге Николаевне, она воспринимала пенсию как длительный оплачиваемый отпуск со всеми атрибутами – поездки, экскурсии, вечерние променады в парадно-выходной одежде. Никаких удобно растоптанных ботинок, никаких гобеленовых кофт, никаких шапок-повязок, прикрывающих седину и отсутствие прически. Одежда Ольги Николаевны была современной и стильной, обувь элегантной, волосы хорошо подстрижены и вовремя покрашены. В свое время они с мужем работали на хороших, высокооплачиваемых должностях, рабочий стаж был большим, двух пенсий вполне хватало на все перечисленное, и даже оставалось на нечастые посиделки в кафе через дорогу. Шашлык и тирамису там были божественные.
В тот жаркий летний вечер они с мужем пошли в парк недалеко от дома. Стояла удушающая жара, а от остывающей земли веяло прохладой. Просто спасение. Семейная пара удобно устроилась на лавочке, коих в парке было множество, и, в лучших курортных традициях, принялась разглядывать посетителей парка, по одежде и манерам стараясь угадать, кто они, каково их семейное положение и куда они направляются. Увлекательнейшая игра. Ольга Николаевна считала себя непревзойденным экспертом в области человеческой природы и взаимоотношений, а потому в случае расхождения оценок именно ее догадки признавались верными. Николай Иванович не протестовал. Хорошее расположение духа его жены самым благоприятным образом отражалось на его собственном психологическом состоянии, а потому он старался лишний раз не выводить супругу из состояния равновесия.
На дорожке появилась женщина лет тридцати семи-сорока в легкомысленных бирюзового цвета капри и розовой чалме. Вокруг нее носилась маленькая девочка лет пяти. Женщина неспеша шла по дорожке, периодически окликая слишком далеко убежавшего ребенка. Поравнявшись с лавочкой, на которой сидели Ольга Николаевна с Николаем Ивановичем, женщина остановилась, поджидая дочь. Девочка догнала ее и защебетала:
- Мама, а пойдем на площадку в сквере! Мам, а что это?
Женщина посмотрела туда, куда указывала дочь. На асфальте были нарисованы клетки с цифрами, разнонаправленные отпечатки стоп, улитки…
- Это что-то типа полосы препятствий, тут нужно задания выполнять.
Ольга Николаевна неодобрительно разглядывала наряд женщины.
Что за мода у теперешнего поколения. Каждый хочет казаться не тем, кем является. Все интересничают и выпендриваются. И в большинстве своем очень не к месту! Головной убор у тебя, милая, от Фатимы, а лицо дай бог от Маши! Может быть, даже от Клавы. Что ты намотала себе на голову в 30 градусов жары? Старушачьи тряпки. Причесываться лень? И почему чалма? Почему не хиджаб? Слава богу, на дочери паранджи нет. Но это пока. Чему ты с таким вкусом ее научишь?
Ольга Николаевна раздражалась все больше.
От женщины веяло спокойствием, она по-хозяйски руководила действиями дочери, а ребенок беспрекословно слушался. Ее самоуверенность выводила Ольгу Николаевну из себя. Нервы не выдерживали. Ну сейчас она ее умоет!
Ребенок разглядывал очередное задание на асфальте.
- Мам, а тут что надо делать?
Женщина вгляделась в картинку.
- Тут надо зеркалить, надо, чтобы напротив тебя кто-то встал…
Ну все, ее выход!
- А напротив надо поставить бабушку!
Женщина вскинула недоуменный взгляд.
- Какую бабушку?
- Бабушку, бабушку!
И Ольга Николаевна сделала приглашающий жест рукой.
Женщина смотрела непонимающе, и вдруг лицо ее из недоумевающего стало горько-удивленным. Она в упор посмотрела Ольге Николаевне в глаза и, помолчав, тихо отчетливо сказала:
- Я мама.
Николай Иванович засуетился:
- Конечно, мама, конечно! Видно же, что мама! Тут солнце в глаза бьет, поэтому…
Женщина не дослушала. Она медленно шла вперед.
Ольга Николаевна была отомщена. Она торжествующе смотрела на закат и больше не удостоила женщину ни единого взгляда. Все-таки у нее талант. Парой слов поставила на место эту наглую курицу. Причем парой очень доброжелательных слов. Никакой ругани, никаких оскорблений. Улыбка, меткое слово – и спесь как рукой! Что значит воспитанный цивилизованный человек.
Девочка увлеченно прыгала по разметке на асфальте, не замечая ни потухшего маминого взгляда, ни опустившихся ее плеч.
- Пойдем, дочь, поздно уже. Папа, наверное, вернулся.
- Ну мам, ну давай еще поиграем!
- Пойдем.
Зашли в квартиру, и пока дочь разувалась на коврике в прихожей, женщина нырнула в ванную комнату и заперла за собой дверь.
Уф, жарко! Она размотала чалму и невеселым взглядом стала рассматривать в зеркале совершенно лысую голову.
Мда, надо что-то делать. Из назначенных консилиумом восьми блоков химиотерапии она приняла только два, еще пять месяцев ей красоваться в таком виде, а потом сколько еще все это будет отрастать… А что сделаешь-то, когда любой подходящий по сезону головной убор предательски оголяет лысые виски и затылок, а любая шапка на лишенной растительности голове сидит как резиновая шапочка для бассейна. Чалма закрывает всю экс-волосистую часть головы, а за счет дополнительных оборотов длинных концов создается хоть какой-то объем. Идея с чалмой казалась удачной. До сегодняшнего вечера. Бабка эта… Ну что за…
- Мааааам, я хочу кууушааать! Маааам!
Ладно, лирика это все, потом. Все голодные, а она тут любуется… Было бы чем.
Она быстро повязала голову легким хлопковым платком, еще раз неодобрительно взглянула в зеркало. Дереееевня мояааа, деревеееенька-колхоооозницаааа…
Грустно улыбнулась, показала своему отражению язык и торопливо зашагала на кухню.