Рассказывает Ольга Игоревна.
"В советские времена в яслях по списку полагалось пятнадцать человек, ходило примерно восемь. Совершенно справедливо. Потому что попробуй, уследи за двухлетками! Попробуй всех утешь, обиходь, развлеки, займи, вытри попы, носы, поменяй штаны. Не допусти в опасные места, вытащи из опасных мест. Справься с "забастовщиками", которым всё не по ним. "Садись кушать". "Нет!" "Не снимай обувь". "Нет!" "Не отнимай игрушку, возьми другую". "Нет!" И в крик, и в слёзы, и на пол в истерике падать, и обувь летит! И подтягиваются порыдать те, кто особо скучает по маме. А детей нынче в яслях по списку тридцать. Нет, не только в нашем саду. Тенденция такая по всей стране. Присутствует 24. Из них обязательно несколько "особенных". Потому, что не хрен деньги получать за пятнадцать здоровых ни фига не делая! Сегодня вечером поливает дождь, и гулять не идём.
Вместе с няней не делаем ни фига. Подняли после тихого часа, одели, поменяли памперсы и мокрые трусы. "Забастовщик" Серёжа отказывается вставать. Не трогаю, думаю, полежит и сам придёт к ребятам. Но нет. Уговариваю - не встаёт. Дети уже полдничать садятся. Беру Серёжу под мышку и, не реагируя на вопли, кулаки и зубы, несу одеваться. Плевать на больную спину. Оставлять ребёнка в спальне одного нельзя. Полдник прошёл, няня моет посуду и убирает постели. Моя задача - не допустить столпотворения. Если просто отпустить толпу двухлеток, опасных ситуаций и травм будет немерено. Поэтому дети остаются за столами. И будут там оставаться как можно дольше. За исключением "особенных", которые не понимают и всё равно расползаться будут. Не делаю ни фига, развлекаю ребят. Песенки попели, потешки поучили, в игры поиграли. За дождиком в окно понаблюдали. Эх, на улице было бы проще, там есть песок, в котором малыши долго занимают себя сами... Согласно теории, внимание таких маленьких детей можно удерживать десять минут. Согласно практике, удерживаю внимание до собственного изнеможения. Надеюсь, может, кого заберут за это время, но нет. Детям хорошо. Смеются. Они и зайки, и самолёты, и "гав-гав", и прыг-прыг. Слежу взглядом за особенными "забастовщиками", которые сами по себе. Не полезли бы куда, пока остальные поют песню про курочку. Играю на дудке: послушаем, попляшем, поиграем... Раздаю побренчать народные инструменты. Снимаю с подоконника Макса, выгоняю из спальни Колю, прошу выйти из туалета Серёжу. Поднимаю с пола скинутые им полотенца. Понимаю, что больше детей в кучке не удержать. Высаживаем их с няней на горшки. Начало пятого. Забрали двоих. Оставшимся двадцати двум предлагаю настольные игры: кубики, конструкторы и прочее. Задача в том, чтобы большинство играло спокойно возле столов. "Забастовщики" пытаются носиться по свободному пространству и разбивать лбы. Предлагаю парковку и автостоянку, чтобы посидели немного. Но каждому хочется чужое. Хочется завладеть всем. Разнимаю драки. Снимаю с подоконника Серёжу, выгоняю из спальни Макса, прошу выйти из туалета Колю. Вытираю попы Насте и Тане. Снова объясняю, почему нельзя "читать" книжки на полу, ломать их, бегать по ним. "Вот наши книжечки, посмотрите картинки". Просим детей сходить в туалет. Пять часов. Няня ушла. Забрали ещё троих. Осталось 19.
Пять часов - это то время, тот порог, который многие дети не в силах преодолеть без ущерба для нервной системы. Например, "особенные" дети. Шум, гам, агрессия, рыдания, приставания "а где мама?" усиливаются многократно. Двухлетки плохо понимают призывы к тишине. Родители забирают ещё двоих, качают головой: воспитатель вообще не следит. Что за вопли? Детки плачут! Прямо здесь напишем в родительскую группу! Остаётся 17. Начало шестого. Очень "особенный" Вася играет исключительно в игру "скинь всё на пол". Объяснять бесполезно. С Катей и Аней поднимаю детальки. В стотысячный раз. Спасаю Васю от Толи: "Он сломал мою башню!" Снимаю с подоконника Колю, выгоняю из спальни Серёжу, прошу выйти из туалета Макса, а остальных сходить в туалет. Меняю памперс Оксане. Меняю штаны Семёну. Вытираю попу Наташе. Вытираю носы Стёпе, Маше и Ашоту. Дети в это время убирают игрушки, соблазнённые обещанием дать порисовать. Приходит сообщение о предполагаемых контактах нескольких семей с заболевшими сами знаете чем. Выяснить, так ли это. Срочно! Сажаю детей рисовать, звоню родителям, выясняю про контакты, объясняю про карантин и заявления. Не вникайте. Время катит к шести. "Забастовщики" расползаются из-за столов. Надо следить, чтобы не тыкали друг в друга карандашами, сразу же убирать. Разнимаю драку из-за парковки. Бормочу в трубку про заявления, отсылаю образцы по ватсаппу. Снимаю с подоконника Макса, отдаю маме. Мама строчит в чат, что за детьми не следят, воспитатель не расстаётся с трубкой. Смотрю в окно. Там старшим детям удалось выбежать на веранду во время затишья дождя. Их осталось восемь, моих, ясельных 16. Маленьких детей, тоскующих по родителям! Рёв ещё усиливается: "Где моя мама?" Убираем карандаши, идём на горшки, готовимся к ужину, плачем, вытираем носы. Выгоняю из спальни Колю, прошу покинуть туалет Серёжу. Обещаю почитать книжку... Вау! Приходят за Васей! Теперь можно окончательно подобрать с пола то, что он скидывал отовсюду весь вечер! Весь день! Мама Васи строчит в родительскую группу, что игрушки раскиданы, а воспитатель несёт в трубку какую-то ахинею про карантин, но вроде не у нас.
Около шести часов. Почитали книжку, помыли руки, строимся идти на ужин. Внезапно прямо с лестницы забирают аж четверых! Это работающие родители прибежали так рано, как только смогли, за что им огромное спасибо! В первую очередь от детей. Идём на ужин водинадцатиром. Восемь из одиннадцати - дети неработающих мам. Вон они, видно в окно, стоят у ворот под зонтами, глядят на часы. Писала ли я, что ужин в детском саду - зло и страдание для детей, тем более маленьких? Да, писала. Ужин в саду - зло. Усадила своих с другими детьми, с подготовишками. В общей сложности три группы, двадцать человек. Кто-то из моих ест, кто-то нос воротит. Раз на ужин остался, кушай, дружок, капусту, чай, дома такого не дадут. Пока едят, телефон разрывается: родители желают знать, где карантин и почему карантин. Пишу в группу, что карантина нет. Желают знать, почему нет карантина. Ведь только что, вроде, писала... Настина мама, поднявшись вслед за детьми, строчит в родительский чат, что воспитатель опять в трубку трещит и что надо же что-то делать с этим беспределом. И не забывает приговаривать: "Ешь, доченька, ешь, надо". Кому надо? Дочка ваша, мамочка, полвечера плакала, хотела домой. Сидит за столом, глотает слёзы вместо капусты. Ешь, Настенька, ешь. Покормят ли тебя дома, неизвестно. Писала ли я о том, что некоторых детей не кормят толком даже в выходные? Да, писала.
Время после шести вечера. Снимаю с подоконника Колю, вытаскиваю из спальни Серёжу, идём к себе. Сразу забирают шестерых. Оставшимся пяти предлагаю посидеть на горшках, а потом - фигурки к сказке "Репка". Пока устраивали спектакль, забирают четверых. И - ой! Оказалось, что Коля описался. Пять минут назад на горшке сидел! Мама шлёт сообщение в родительский чат, что это потому, что воспиталка в телефон весь вечер трындела. Пишите там жалобу, я подпишу, хоть сама и не видела.
Время без двух минут семь. Пишет мама Серёжи, что её так задержали, так задержали, но она прям бежит и через десять минут будет. Во сколько заканчивается мой рабочий день, а? Кто вас задержал, мадам? Все знают, что вы ни дня не работали, а за детьми опаздываете регулярно. Снимаю Серёжу с подоконника и думаю: то ли докладную на его маман писать, то ли заранее объяснительную про трындёж по телефону, то ли достать дудочку и сыграть Серёже грустную мелодию про дождик? Но мальчику не до мелодий. Он ещё должен поскидывать полотенца. Ладно, идём одеваться, подождём маму на крыльце. Одни-единственные мы с тобой в садике остались, да ещё дядя охранник. Да ещё вон зайка на лавочке.
(На самом деле, конечно, дверь в спальню забаррикадирована, дверь в туалет сами открываем для каждого ребёнка. Хотя, кое-кто может воспользоваться случаем и несанкционированно проникнуть. И уже все давно знают, что на подоконник лазить нельзя... Кроме самых особенных, которые никогда знать не будут)".