1. Мир есть всё, что существовало, существует и будет существовать во времени и пространстве.
2. Поэтому сказать вслед за этим определением мира, что мир (1) един и (2) множествен, очень легко.
Так как всё подпадает под определение мира, то кроме мира нет ничего. Если кроме мира нет ничего, то мир, очевидно, един. И не только внутренне, то есть все его части составляют именно его и не служат частями чего-то иномирного. Но и внешне, ибо невозможно помыслить что-то вовне мира, ибо это нечто тут же и в то же мгновение должно быть включено в состав мира в полном согласии с его определением.
Но мир и множествен, ибо не представляет из себя монолит, а наполнен вещами, процессами, отношениями, а все они множественность, дробность мира увеличивают хотя бы нумерически.
3. Мы применили к миру категории единого и многого. Но откуда возникли сами категории? Очевидно, если мир есть всё, что существует, то и данные категории должны принадлежать миру, быть его собственностью. Но тогда единое и многое должны втекать из мира в наше сознание и вытекать из нашего сознания обратно к миру. Однако не видна логически такая последовательность хотя бы познавательной инволюции мира до пары единого и многого так, чтобы эта пара попала в наше сознание и потом, поболтавшись в нём и обретя логическую оснастку, возвратилась к миру.
4. Как же мы пришли к знакомству с (1) миром вообще, с (2) миром единым в частности и с (3) миром многим в частности? Из обобщения эмпирических наблюдений.
Чертим окружность на песке, на деревянной доске, на листе бумаги. Они все несовершенны, эти чертежи. Но достаточно осознать, что получаемые чертежи имеют своим пределом кривую, все точки которой равноудалены от центра, как все несовершенства будут осознаны и ими при построении и доказательстве можно будет свободно пренебречь.
Видим в окружающей нас реальности равноудалённое и разноудалённое множество вещей, процессов, отношений и обобщаем эту реальность до мира, который есть все вещи, процессы и отношения. Более того. (1) Вещь как таковая представима как одна вещь. Вещь как инфинитив. Одна вещь равна одной вещи. (2) Процесс представляет одну вещь как недовещь или уже-не-вещь. В процессе одна вещь меньше себя самой. (3) В отношении многие вещи представимы как одна вещь. В отношении одна вещь есть многие вещи.
Замечаем, что некоторых вещей уже или ещё нет, некоторых процессов уже или ещё нет, некоторых отношений уже или ещё нет — и понимаем, что не только настоящие, но прежде бывшие и потом будущие тоже должны быть включены в мир.
Обобщая, следует просто сказать, что мир есть вещь.
5. Таким образом и категория мира, и категория единого, и категория многого придуманы нами для того, чтобы эффективно познавать ту реальность, которая в своём текущем состоянии никогда полностью не совпадает ни с миром, ни с единым, ни со многим, никогда не есть чистое их воплощение. Но без этих категорий реальность непознаваема, не имеет пределов, расплывается в нашем сознании в неопределённое марево.
А познаём мы реальность для того, чтобы относиться к ней осознанно, двигаться в ней разумно, преобразовывать её с учётом её собственных законов сохранения, а не нашего расточительства.
6. Единое и многое — отнюдь не единственная пара, которая существенно характеризует мир. Вообще моделей мира может быть бесконечно много, ибо помимо множества категориальных пар имеется бесчисленное число их сочетаний в систему. И вовсе не обязательно все модели плохи, а хороша только одна. Каждая из моделей может представлять мир в том или ином аспекте. Следует лишь учесть её ограниченность и пользоваться ею в дальнейшем, не опасаясь нареканий в замешательстве и заблуждении.
Можно представлять мир как текст, но разработать, собрать, выкатить на стартовый стол, заправить, и запустить в космос ракету с такими представлениями мира несколько неудобно что ли… Реактивные газы, вырывающиеся из сопел изделия сверхтяжёлого класса, пожгут многие буквы в этом тексте и сторонникам мира как текста придётся выдумывать коньектуры его наиболее адекватного прочтения после запуска ракеты. Иными словами, С. П. Королёву в его работе комфортнее было пользоваться иными моделями мира, а не миром как текстом, миром как газетой, миром как бумагой…
7. Всё сказанное выше сказано для того, чтобы осознанно сравнить две модели мира: (1) иерархическую и (2) плоскую.
В иерархической модели имеется структура, подобная пирамиде или корневой системе дерева. Вершина этой структуры есть глава иерархии — абсолют, Бог и т. п. Ниже располагаются менее властные категории. И так можно спуститься до самой подошвы пирамиды, которая несёт на себе всё, сама не будучи несомой ничем. И так можно спускаться до самых концов корней, которые питают через себя всё, сами не будучи питаемы ничем. В этой модели человек стоит иерархически выше животных, грибов, растений и минералов, но ниже ангелов и Бога, ежели последние моделью не отторгаются, а, напротив, приемлются.
В плоской модели мир есть нечто вроде океана Соляриса из одноименного романа Станислава Лема. Это разумный мир, но у него нет отдельного органа для ума, голова отсутствует, так что он разумен в целом и во всех частях одинаково. Это материальный мир, ибо быть разумным в абстракции от своей материи у него не получится, ведь сие было бы уже неким подобием разделения, структурирования и иерархизирования. Тогда, получается, такой мир не может ничего держать в уме. В иерархизированном мире что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Мысль может пребывать на разных уровнях. Плоский мир идёт дальше пьяного с его нетвёрдой походкой. Плоский мир мыслит лишь материальными воплощениями своих мыслей. Жизнь и мышление плоского мира совпадают. Поэтому мышление и жизнь плоского мира есть вечный танец с разнообразными танцевальными фигурами, которые не устаёт выкаблучивать этот мир.
8. Конечно, поскольку мир движется и даже развивается, иерархическая структура сама должна быть подвижной. Вплоть до того, что «электорат» меняет своих богов. И не всегда на демократических выборах. Идолов секут, свергают и даже жгут. Зевса меняют на Яхве. Яхве сменяет Иисус Иосифович Христос. Джесус Христ (Jesus Christ) оказывается предпочтительнее Иеговы. Потом подтягивается и Пресвятая дева Мария, королева Польши. Так мамаша Иисуса Иосифовича оказывается богиней, стоящей во главе иерархии, если не всего мира, то хотя бы Польши. Стала бы в дополнение к сущему сану герцогиней Курляндской и Семигальской, так и совсем вышло бы славно, мечтать больше не о чем. И это не моя шутка и не моё извращение понятий, что Приснодева Богородица стала богиней иерархически выше и Бога-Отца, и Бога-Сына, и Бога-Духа Святого. Это в гебраистике и библеистике, в западной теологии и восточном богословии Бог-Отец первичен или идемпотентен двум другим ипостасями. Для большинства христиан во главе мира располагается Иисус Христос, и только он царь мира, а не только царь иудейский. А в местах вожделенного и лихорадочного почитания Пресвятой девы Марии именно она стоит во главе мира. Почитание Приснодевы её поклонники связывают прежде всего с тем, что обращаясь к ней с молитвами, молящийся обращается к ней как к заступнице перед Сыном Божиим: «да под Твоим матерним покровом всегда пребудем цели и сохранена Твоим заступлением и молитвами к Сыну Твоему и Богу Спасителю нашему». Почему Дева Мария оказывается заступницей, молящей о прощении и исцелении Сына Своего? Очевидно потому, что она лучше Сына разумеет суть дела. Очевидно, Сын плохо осознаёт нужды труждающихся и болезных сих, ему бы всё шашкой махать да пинки раздавать. Плохой Санта! Какими средствами, мытьём или катаньем, молитвой или суровым повелением она пришла к установлению справедливости в том или ином вопросе — не так уж и важно. Важно, что её усилия исправляют мир, а Бог-Сын оказывается на вторых ролях, кем-то вроде талантливого, бурно увлекающегося всем на свете, но недостаточно мудрого третьеклассника, кем-то вроде президента Д. А. Медведева при председателе правительства В. В. Путине.
Почему в акафисте Сергию Радонежскому восклицается «Радуйся, Сергие, скорый помощниче и преславный Чудотворче»? Очевидно потому, что ни Бог-Отец, ни Бог-Сын, ни Бог-Дух не столь скоры на оказание помощи. Да и чудеса, ими творимые, не столь славны, как чудеса святого Сергия.
Способность мира к движению и развитию в иерархической модели свидетельствует об её неполном служебном соответствии. Ибо способность мира к движению и развитию идёт от пластичности плоского мира.
9. Плоский мир, напротив, исполняя различные временные фигуры своего вечного танца, свидетельствует о некой мере своей иерархичности. Ибо если отдельные фигуры различимы, то они могут быть сопоставлены друг с другом и с целым. И тут без иерархии в этом сопоставлении не обойтись.
10. Статичность и определённость иерархического мира, динамичность и пластичность плоского мира должны как-то сочетаться в нашем сознании при построении наиболее адекватной модели мира. Я могу по-человечески отнестись к собаке, погладить её и почесать у ней за ушком. Но я отчётливо осознаю, что собака — не человек, а человек — не собака. Человек эволюционно и иерархически выше собаки и превращение собаки в человека и человека в собаку крайне нежелательны, хотя и допускаются динамикой и пластикой плоской модели мира. Литературные и исторические примеры подобного превращения известны. Это Полиграф Полиграфович Шариков и Диоген Синопский. Последний, правда, лишь поступал по-собачьи откровенно, цинично, но сами поступки его были вполне человеческими, всегда остроумными, а иногда и глубокомысленными.
11. Поэтому те человекоподобные овощи, которые шумят листами и восклицают, что собаки тоже люди, — нет, даже лучше людей, ибо они, в отличие от подлых и коварных людей, простые, ласковые и верные! — те человекоподобные овощи были бы достойны простой, ласковой и верной переработки и консервирования по осени, если бы люди давно не отошли от каннибализма.
Что? Собаки — люди? И себе купи антиблошиный ошейник!
2018.08.16.