А вот некоторые наивные родители считают, что ребёнок не слушает их разговоров со взрослыми людьми. Если слышит - то не вникает. Если вникает - то не понимает. Если понимает, то не придаёт значения. Да как бы не так!
Сколько мне там было лет, когда меня отдали в детский сад? С тех пор прошло времени страшно сказать сколько, а я до сих пор помню эти разговоры. Моей тревожной и гиперзаботливой матери с кем-то там. По телефону и дома.
- Кошмар! Столовская еда! Садовская! Это же отрава! Разве можно такое детям давать? Больной желудок на всю жизнь!
- Дети! Что это там за дети? Только обижать горазды! Станут бить, обзывать моего ребёнка! Плохому научат! Разве им матери уделяют столько внимания, сколько я своей?
- Что значит "ребёнок будет играть в саду"? Это же в какие игры в саду играют? Ты представляешь или нет? Это же ужас!
- Соображай, что говоришь! Прогулка! Ха! Как они там гуляют? Полураздетые! Разве детей могут в саду нормально одеть? Нарочно не одевают, чтобы болели! Окна открывают и прямо под окна сажают!
- Занятия? Кто лучше матери позанимается с ребёнком? Где индивидуальный подход? Там детей же двадцать человек!
- Какие ещё воспитатели? Да разве ж это воспитатели? Это убийцы! Только издеваться над детьми могут! Что? Не знаю я, как издеваются. Но знаю, что издеваются!
- Нет, я не могу не водить её в детский сад. Работать же надо.
И другие разговоры - со мной.
- Пойдёшь в садик, там много игрушек, будешь с детками играть. В садике хорошо, интересные занятия, прогулки, воспитательница тебе во всём поможет. Мне на работу надо ходить, а садик - это твоя работа...
Ага! Я же слышала то, что говорилось не для меня. И представьте, я маленький ребёнок, на которого возложена огромная ответственность. С одной стороны-освободить маму для того, чтобы она ходила на работу. С другой стороны - выжить среди садистов и убийц.
Поначалу я, конечно, очень плакала. Очень. Потом освоилась и поняла, что прямо сейчас меня убивать не собираются. Однако, была настороже. Мало ли... Была букой. Присматривалась. Больше наблюдала за детьми, чем играла с ними. Пыталась угадать, чему конкретно плохому они желают меня научить. Этот вопрос волновал чрезвычайно. Вот девочка. Вроде бы, Надюшка. Принесла из дома машинку. Хорошую машинку, замечательную. Только я собралась предложить ей вместе построить гараж, как слышу, взрослые говорят (стояли ещё советские времена, и это считалось правильным): "Надюша, девочки должны играть в куклы. В следующий раз машинку не приноси. Куклу приноси". Так вот оно какое - плохое! Ну, точно, от детей нужно держаться подальше.
Воспитателей я сторонилась и подозревала. Старалась не заслужить замечания, а то кто знает, вдруг сейчас скажут: "Ой, ты ручки забыла вымыть", а потом: "Я тебя съем за это"? Однажды потеряла рукавичку. Боже! Так плакала! Мне говорили: "Не плачь, пожалуйста. Мама не станет тебя ругать". Я так и не успокоилась до её прихода. Не мамы я боялась, наивная, а того, что голой поведут на мороз. Зато от мамы влетело по первое число. С тех пор ни одной рукавицы больше в жизни не потеряла.
Помню, рисовали на занятиях. Я сидела, как засватанная.
Стеснялась, мялась, боялась. Еле возила кисточкой по бумаге. Заканчивала позже всех. Взрослые говорили: "Как рисует эта девочка, вы только гляньте! Умничка! Золотые ручки!" И вешали мой рисунок на самое видное место. Думаете, меня это радовало? Во-первых, под золотыми могли иметь в виду, что ручки грязные. В жёлтой краске. Во-вторых, маме картинка сразу бросалась в глаза. Она качала головой и говорила, что Васин мишка больше похож на мишку, чем мой. "Мама, мы рисовали собаку!" "Тогда я вообще не понимаю, чему ты радуешься. У нас собака белая, а ты коричневую нарисовала". Мы рисовали с натуры. Коричневая собака стояла перед нами. Но слова "натура" я ещё не освоила, и потому лепетала что-то про белый лист, на котором нашу собаку было бы не видно. Посему все выходные училась создавать образ собаки карандашами и выучила слово "контур". За неправильный контур была наказана. Поэтому, когда в детском саду пришлось рисовать медведя, чахла над рисунком ещё неуверенней и дольше, и просила повесить его в уголок.
В общем и целом, существование в садике было сносно. Чем старше я становилась, тем было веселей и интересней. Однако, осложняла жизнь одна проблема: еда. Садовская, столовская. Следовало помнить: это отрава. При том, что рыбные котлеты, свёкла с подливой, компот из сухофруктов и кофе из цикория - реальная гадость. В далёкие времена следовало следить, чтобы все дети всё съедали, и даже впихивать силой. Каждый приём пищи превращался в пытку и ужас. Я помнила: мама против того, чтобы я ела в саду. Хотя бы в этом я должна её не подвести. И я старательно не ела. За что огребала все радости пищевого насилия. Если бы дома еженедельно не велись разговоры о том, как дети портят себе желудок, поедая столовское, как они потом болеют и страдают, превращая в мучение жизнь родителей, может, и всё по другому бы было. Даже у мамы моей.
А то вот представьте, едем мы с ней отдыхать на море. Охота там женщине готовить? Она ведёт дочь в столовую. Но меня не проведёшь! Окольными путями не подведёшь! Я начинала орать и биться в истерике едва улавливала направление. Голосить на весь город, что в столовую не пойду! Столовское есть не стану! Отравить себя не позволю! Меня волокли силой. Стыдили. Уговаривали. Мамины друзья тащили вдвоём за руки, за ноги. Потом так и сяк пытались накормить, но я не поддавалась. А матушка не прекращая трещала о том, что отрава же это, гречневую кашу в рот взять невозможно, котлета как мочалка, суп ужасный, домашний-то салатик был бы лучше. Недаром ребёнок орёт и есть не хочет!
Да здравствует родительская мудрость!
К чему я всё это? К тому, что следите за тем, что говорите при детях. Они ваши слова понимают как руководство к действию. Как поощрение поведения. Слова могут запугать навсегда. Испортить жизнь и детям, и вам. И воспитателям, кстати, тоже.
"Чё там воспиталка шуршит? Да послал бы Петька её на фиг!" Ребёнку три года, воспитательнице пятьдесят. И что-то бабушка с Петькой уже отказалась сидеть...