Сегодня, 15 августа, исполняется 31 год со дня гибели Виктора Цоя - самой масштабной фигуры советского рока. Ему и другим знаменитым музыкантам посвящена книга "Подлинная история русского рока", выпущенная издательством "Эксмо-АСТ". Автор книги, американская журналистка, музыкант и публицист Джоанна Стингрей рассказала Finam.ru о своей дружбе с Виктором Цоем, издании пластинки советского рока в США, беседах в ФБР и ощущениях от жизни в Советском Союзе на излете его существования.
- Самая знаменитая песня Виктора Цоя называется "Хочу перемен". Она воспринимается сегодня как социальный гимн. Каково было ваше мнение об этой песне тогда? И изменилось ли это мнение потом?
- Я много говорила с Виктором о его музыке, и про эту песню тоже. Он говорил, что все его песни, включая и эту, о том, что у каждого внутри есть эта психологическая клетка, из которой надо вырваться. Мы должны что-то сделать. И он даже сам не знал, что. И эта песня о самореализации. О том, что мы должны сделать, чтобы стать счастливыми. И, когда меня спрашивают, был бы Виктор счастлив, если бы узнал, что эту песню используют как протестную, я отвечаю, что он не писал ее с этой целью.
Но, если вернуться к его словам, то он пел о стремлении вырваться из клетки. И, если это то, что сейчас делает людей сильнее, я думаю, в таком случае, он был бы счастлив. Я думаю, феномен популярности Цоя и его музыки просто великолепен. Я вижу, как его песни поют в Южной Корее, в США, в Израиле. И эти песни начинают жить самостоятельной жизнью.
- Кем бы был Цой сегодня? Частью всего этого шоу-бизнеса, или же, наоборот, он удалился бы от всего этого? Занимался бы, например, живописью…
- Зная Виктора, могу с уверенностью сказать одну вещь. Я помню, была с ним в Японии, когда он хотел записать там альбом и устроить тур по стране. Мне кажется, Виктор мог бы жить где-то в глуши, а потом приезжать и участвовать в турне. Но нет никакого сомнения, что он смог бы выжить в мире, где всё движется 24 часа 7 дней в неделю, будучи знаменитостью. Но я уверена, он нашел бы баланс. Он любил природу. И я думаю, что он нашел бы возможность обрести свой путь.
- В этом году мы отмечаем 35 лет со дня выхода пластинки "Red Wave", которая впервые представила американской публике современных советских рок-музыкантов. Вы столько потратили сил и средств на выход этого альбома. Стоила ли игра свеч?
- Конечно, это того стоило. Я со всей страстью отдалась этому делу – открыть американцам глаза на что-то другое об СССР. То, что они не видели в новостях, которые только и сообщали, что об "империи зла" и ужасах коммунизма. Я хотела показать им то, что увидела. То, что меня по-хорошему шокировало. Но я заплатила за это высокую цену.
Я пропустила свою собственную свадьбу с Юрием Каспаряном. Поскольку была вынуждена провести восемь месяцев вне Советского Союза. Некоторые сегодня говорят о потерянном годе во время пандемии. Я тогда - почти столько же. Однако нет, цена альбома – это не то, что меня волнует. Как мы все знаем, ни в Советском Союзе, ни в сегодняшней России легко ничего не делается. Но я как-то смогла это сделать.
- В первый раз вы приехали в СССР в 1984-м году. Тогда страна еще была под руководством Константина Черненко. А когда Михаил Горбачев пришел к власти, многие американцы считали, что всё это дымовая завеса. Что он обманывает всех, что перемен не будет. Было ли у вас такое впечатление, что ничего не поменяется?
- Честно говоря, я была далека от политики. Во время моего интервью с Борисом Гребенщиковым я спросила, почему он не поет политических песен. И он сказал: "Если будешь петь о политике – попадешь в заголовки газет. Но это ничего не изменит. Люди тебя забудут". Он уже тогда говорил: "Мы артисты, у нас своя дорога, и свой метод". Еще он говорил мне: "Не касайся политики". И я так и делала, на протяжении 35-ти лет.
Вся ленинградская рок-сцена, вся эта "тусовка", по отношению к советской власти, была таким параллельным обществом. Они за закрытыми дверями жили той жизнью, которая сильно отличалась от жизни советского общества. И меня привлекло в ленинградских рокерах это чувство свободы духа. Я же была американкой, которая считала себя представительницей свободной страны. Но, когда я начала общаться с рокерами из Ленинграда, то увидела, что у них там несколько уровней свободы. А я, на самом деле, совсем не свободный человек. Они меня научили понимать, что самая главная свобода – это свобода духа. Свобода делать то, что тебе нравится. То, что движет тебя вперед.
- В вашей книге "История рока в СССР" вы пишете, как к вам приходила агент ФБР, и спрашивала о ваших визитах в Советский Союз. Вы не боялись, что вас используют в шпионских играх?
- Конечно, я очень боялась, что мне откажут в визе. Потому что единственное, чего я хотела, так это приезжать столько раз, сколько нужно. А 1984-1985 годы – это было время, когда американцам было очень нелегко приехать в Советский Союз. Можно было воспользоваться услугами "Интуриста". Но, в таком случае, надо было быть в составе туристической группе, из которой я всегда уходила к рокерам.
Поэтому всегда в моей голове была мысль, что в следующий раз мне откажут в визе. И здесь, в КГБ, и там, в ФБР, со мной постоянно беседовали их сотрудники. И все хотели узнать, не шпионка ли я. Было такое ощущение, что их в одной школе учили. У них был очень ограниченный взгляд на происходящее, и они не могли выйти за очерченные ими же самими линии. Конечно, я боялась, когда встречалась с ними. Но больше всего не хотела, чтобы мне закрыли возможность приезжать в СССР.
- В те времена в Советском Союзе не так уж многие, особенно в музыкальной среде, в которой у вас было много друзей, верили в пропаганду о том, что в Соединенных Штатах так все плохо. Но как вы считаете, верили ли американцы в подобную пропаганду об СССР?
- Несколько лет назад я смогла посмотреть мое дело, составленное ФБР. Там содержатся отчеты о моих встречах с сотрудниками этой спецслужбы. Конечно, там кое-что вымарано, но что-то я смогла прочитать. И вот, я читаю, как офицер ФБР на первой встрече со мной предупреждает, что советские могут подсунуть мне наркотики, или применить ко мне силу. Во время второй встречи с офицером ФБР я уже боялась, что КГБ Советского Союза узнает о моих беседах в ФБР, и я точно не получу визы. И это пугало меня больше всего. Так вот, во время второй встречи в ФБР я рассказала, что никакой политикой в СССР не занимаюсь, занимаюсь музыкой, и вот альбом, который я выпустила в США. Но, несмотря на это, через пару месяцев после нашей встречи в отчете ФБР написали, что, вероятно, я уже сотрудничаю со спецслужбами Советов. Американский менталитет заставлял их думать о том, что я шпионка.
- Кто-то однажды сказал, что КГБ позволяли всем этим рок-клубам существовать, и пристально наблюдали за ними. Сейчас звучит такое мнение, что в те времена в авторитарном обществе люди противились власти КГБ и Коммунистической партии, и талантливые музыканты выражали свой протест. Но, освободившись от этой хватки власти, мы, к сожалению, потеряли и многих талантливых музыкантов. Так было многие годы назад в США, так было и в России. Вы согласны с этим, или считаете иначе?
- Без всякого сомнения. Известно, что прессинг и тяжелая обстановка вокруг способствуют творческому процессу. Лучшее время для американского рока было в 60-е, когда шла война во Вьетнаме, и было много моментов, против которых хотелось бунтовать. И Ленинград в 80-е – это время, когда рок-музыканты не могли выступать на официальной сцене, не могли зарабатывать. И они становились изобретательными, искали возможности, как самостоятельно записывать музыку. Стало ли это менее интересным, когда им разрешили делать, что они хотят? Да, можно сказать, что так.
В моей книге, кроме фотографий, много интервью, которые я брала в то время, с Борисом Гребенщиковым, Виктором Цоем, и многими другими музыкантами. Я спрашивала их об американских рокерах 80-х. А они мне отвечали, что американцы потеряли свою остроту. А ведь это было то время, когда рокеры США стали получать многомиллионные контракты. И русские ребята говорили: когда ты получаешь такие деньги, то подсознательно начинаешь заниматься самоцензурой. Ты хочешь удовлетворить заказчика. Конечно, большие деньги, дома, много машин – всё это меняет тебя. И, когда я спросила Бориса: тебя бы это изменило? – он сказал: "Я бы хотел, чтобы этого не случилось, но это возможно".
- Пролистывая книгу, я натолкнулся на фото, где один из музыкантов стоит в магазине перед полупустыми полками. Конечно, в СССР было много негативных сторон. Но ведь были и позитивные. Все-таки, это было социальное государство, и люди сожалеют о многих тогдашних благах. Есть ли для вас вещи в СССР, по которым стоит ностальгировать?
- Это очень большой вопрос. Так как я видела немало экстремальных вещей и тут, и в США. Однако, думаю, надо было найти средний путь. Вот вам пример. Я поняла, что русские живут моментом. Когда я дарила Борису Гребенщикову алкоголь, он в этот же день выпивал его с друзьями. И главное, что это было наслаждение моментом. В Америке мы всё делаем ради будущего. Рвем себе задницу, чтобы заработать. Я смотрела, как живут русские, и пыталась быть такой же: наслаждаться жизнью сегодня, и не думать о будущем. Однако я видела и другие стороны такой жизни. Многие умерли очень молодыми. Потому что не думали о своем будущем. Не думали о своем здоровье. Я очень счастлива, что, как иностранка, прожила в России разные периоды.
Во время коммунизма, что было очень интересно. Будто попал в какое-то старое кино 50-х. Потом в эпоху гласности, когда русские были счастливы, потому что пришла свобода, такая, какую они хотели. Они смогли говорить открыто, не боялись смеяться над чем-то. И жизнь еще не была дорогой. Электричество и вода стоили копейки. Но меня вымораживала советская бюрократия. И все эти огромные очереди в магазинах, которые мне приходилось выстаивать. И вот этот менталитет рвал меня на части. Такое впечатление, что ты сделан из пластилина, и от тебя отрывают его куски. Эта часть советской жизни была ужасной. И, конечно, я бы не хотела вернуться туда. Но я бы хотела что-то и взять оттуда, от социализма.
- Один из российских политиков как-то на полном серьезе сказал, что Цой и другие рокеры разваливали Советский Союз. Это сумасшедший товарищ, но как вы думаете, действительно ли они хотели развала СССР?
- Многие люди, в том числе и те, что окружали Горбачева, считали, что рок-н-ролл – это зло, которое пришло с Запада. С другой стороны, альбом "Red Wave", конечно, произвел сильный нажим на советскую систему. Когда вышел альбом, и кто-то положил его перед Горбачевым, то он сказал: "Как же так, на Западе эти группы издаются, а у нас нет?" И это открыло новые возможности перед советскими рокерами. Все ринулись приглашать их на телевизионные эфиры, чтобы не быть пристыженными западной прессой. Чтобы весь мир воскликнул: смотрите, какие интересные группы есть в Советском Союзе. То есть, выход альбома произвел слишком большой эффект. По телевидению стали показывать всё то, что раньше не было разрешено. Внезапно исчезли все барьеры. Может быть, если бы альбом "Red Wave" не вышел в США, всё в СССР происходило бы, но происходило медленнее. Тем не менее, все равно произошло бы.
- Мы - деловое издание. Вы из Калифорнии, где так бурно расцвел хайтек. Вы не инвестируете в фондовый рынок?
- Я никогда не понимала работу фондовых рынков. Но я разбираюсь в недвижимости. Я, в свое время, здесь купила квартиру на Ленинском проспекте. Тогда иностранцы не могли этого сделать. Но один из россиян, фанатов, помог мне. И, когда я уезжала из России в 1996-м году, то удачно смогла ее продать. И на этом заработала неплохую сумму. И эти деньги помогли мне купить дом в Лос-Анджелесе. И так я поняла цену недвижимости. И теперь, когда у меня есть средства для инвестиций, я вкладываю их в недвижимость. Потому что понимаю этот рынок. Я работаю на одного крутого парня в сфере недвижимости в Беверли-Хиллз. Управляю недвижимостью других клиентов. Конечно, всё это не офисная работа. Я не могу работать так, чтобы прийти в девять утра и уйти в шесть вечера. Я это всё делаю на бегу. Но это то, что мне требуется, чтобы жить жизнью, которой я хочу.
- В этом году исполняется 30 лет со дня распада Советского Союза. Если бы вы оказались в СССР снова, что бы вы сделали?
- Первое, что бы я сделала, то не дала бы Виктору уехать на ту рыбалку тем утром. Второе – я бы ничего не поменяла, может быть, только крепче обняла своих друзей. Может, никуда бы не уехала. Нашла бы способ, как остаться. Ведь тогда отъезд означал потерю связей. Интернета не было, мобильных телефонов - тоже. Но мой опыт, и то, что я смогла здесь пережить, сделал меня тем, кто я есть сегодня. И я очень этому благодарна. И помню о том времени и событиях, которые я застала. Вот, какая я счастливая.
Оригинал статьи по ссылке https://bit.ly/3iSpteg
