Сегодняшний рассказ о том, как советских воздушных асов обвиняли в трусости и уклонении от боя.
4 августа 1942 года, в развитие приказа № 227, известного как приказ "Ни шагу назад", была издана специальная директива Ставки, касающаяся ВВС. В ней обращалось внимание на недопустимо высокий процент выхода из строя самолетов по причинам технических неисправностей, что связывалось с «наличием явного саботажа, шкурничества со стороны некоторой части летного состава, которые изыскивая отдельные, мелкие неполадки в самолете, стремятся уклониться от боя».
В этой связи предписывалось «летный состав, уличенный в саботаже немедленно изъять из частей, свести в штрафные авиаэскадрильи и под личным наблюдением командиров авиадивизий использовать для выполнения ответственных заданий на самых опасных направлениях…».
Такого рода приказов и директив было издано в годы войны немало. Например, в самом начале войны в директиве начальника Главного политического управления ВМФ армейского комиссара 2 ранга Рогова № 51cc от 8 августа 1941 года приводился следующий пример: «Летчик 1-го авиаполка КБФ лейтенант Русаков, проявляя трусость, систематически уклонялся от боевых вылетов или возвращался, не доходя до цели, якобы по неисправности матчасти, сбрасывал боезапас в свои озера. Русаков отдан под суд военного трибунала»[1]. А в 1943 году командующий 16-й воздушной армии генерал С.И. Руденко во время боев на северном фасе Курской битвы послал командирам своих авиадивизий телеграмму, в которой, угрожая направить трусов в штрафные эскадрильи и расстрелять их перед строем, требовал «прекратить позорить советских истребителей».
Случаи проявления трусости описаны и в исторической литературе. Например, в мемуарах А.Л. Кожевникова[2] (история с летчиком Лукавиным), Л.А. Дубровина[3] (осуждение за трусость летчика Андриенко) и др.
Летчик 566-го штурмового авиаполка Ю.М. Хухриков вспоминал: «Был случай, когда один хороший пилот, Афонченко, воевавший с 41-го года, повел группу из 20 самолетов на финский аэродром, не выдержал, не дошел до цели и повернул. Дали ему 7 лет, он искупил вину и в итоге был четырежды награжден орденом Боевого Красного Знамени. Были хитрецы, мало, но были. Мы атакуем, а Саша Агаян висит на высоте, потом снизится на тысячу метров, бомбы и РС сбросит и встает в строй. Морду ему не били, но по-человечески предупредили: «Саш, еще раз так сделаешь, мы тебя сами смахнем». Надо сказать, подействовало»[4].
Другой летчик того же полка Л.С. Дубровский припомнил еще один случай: «Одного летчика с нашей эскадрильи отдали под трибунал. Он был в возрасте, семейный, долго работал инструктором. Несколько раз возвращался с боевого задания. Сначала говорил, что двигатель чихает или его трясет. Один раз, второй. Коле Кузнецову поручили проверить его самолет. Он выполнил задание и докладывает: «Самолет работает нормально, двигатель — нормально, никаких претензий не имею». Потом этот летчик сам признался: «Как подлетаю к линии фронта, начинается заградительный огонь, зенитки стреляют — я автоматически разворачиваюсь и прилетаю на аэродром». Тогда его и осудили. Весь полк выстроили, зачитали приговор и отправили его в штрафную роту. Он был старшим лейтенантом, так погоны старшего лейтенанта с него сорвали, прицепили солдатские и под конвоем увезли»[5].
Между тем, нередко командованием и офицерами контрразведки расценивались как трусость случаи невыполнения боевого задания по причине реальных поломок и неисправностей самолетов. Так, Герой Советского Союза Б.Н. Еремин спас от ареста и неизбежно последовавшего бы вслед за этим суда молодого летчика-сержанта, который не выполнил боевое задание, поскольку забарахлил мотор его истребителя. Капитан Еремин, слетав на этом самолете, подтвердил, что мотор действительно неисправен, и лишь после этого от сержанта отстали.
Герой Советского Союза А.Г. Котов однажды тоже был вынужден вернуться на аэродром, поскольку не убирались шасси. Сразу после приземления заместитель командира дивизии полковник Иванов обвинил его в трусости и пригрозил судом военного трибунала, если он не взлетит в течение двух часов. Пришлось механикам срочно устранять неполадку.
А вот как описал в мемуарах свое вынужденное возвращение на аэродром в связи с тем, что грелся и не тянул мотор, еще один Герой Советского Союза В.Б. Емельяненко: «Мой самолет уже облепили техники, ищут дефект. Если он произошел по их недосмотру, то с техников строго взыщут за срыв боевого полета. Если же дефекта не обнаружат, меня обвинят в трусости. Инженер полка Тимофей Тучин забрался в кабину, запустил мотор, газует, а мотор, к моему удивлению, работает, как зверь. Я стою поодаль от самолета, не хочу быть на глазах у техников. Услышал за спиной:
- А может, вам только показалось, что мотор плохо работал?
Я обернулся, посмотрел на человека, всегда державшегося от летчиков особняком, и сразу не мог понять: то ли в этом вопросе участие, то ли подозрение. «А может, вам только показалось?» Сказать ему о падении наддува, о росте температуры воды? Но он ведь все равно в этом не разбирается: человек без технического и без летного образования, даже петлицы другого цвета. Я молчал, сдерживался…»[6].
Прицепившийся к летчику особист отстал лишь после того, как техники установили в двигателе производственный дефект - лопнула перемычка головки блока и в цилиндры гнало воду.
По всей видимости, необоснованно был обвинен в трусости, осужден и разжалован в рядовые летчик капитан Федор Денисович Шапошников. В начале войны он был командиром звена 9-го истребительного авиаполка ВВС Черноморского флота, сбил в воздушных боях несколько самолетов. Став рядовым, Шапошников был отправлен летчиком в 32-й полк и 10 сентября 1942 года над перевалом между Кабардинкой и Геленджиком совершил таран немецкого корректировщика Поврежденный Fw-189 врезался в склон горы. Шапошников тоже погиб, доказав этим геройским поступком, что не был трусом. Посмертно летчика наградили орденом Отечественной войны 1-й степени.
В Севастополе на памятнике летчикам Черноморского флота, совершившим воздушные тараны в годы войны, высечено и имя капитана Шапошникова.
P.S. Место гибели Федора Денисовича Шапошникова было обнаружено поисковиками лишь несколько лет назад (спустя 72 года после героического тарана), благодаря помощи дожившего до наших дней местного жителя с фамилией... Таран! Николай Петрович еще мальчишкой оказался свидетелем гибели отважного летчика и запомнил место падения советского самолета.
[1] ЦВМА, ф. 11, оп. 2, д. 61, л. 231-235.
[2] Кожевников А.Л. Записки истребителя. М., Воениздат, 1959
[3] Дубровин Л. А. Пикировщики. — М.: Воениздат, 1986
[4] Драбкин А. Я дрался на Ил-2 — М.: Яуза, Эксмо, 2005, С. 18.
[5] Там же, С. 176-177.
[6] Емельяненко В.Б. В военном воздухе суровом. М. Молодая гвардия, 1972.