Помню, сижу я, маленькая, рядом с бабушкой. А она мне: "Катится медведь на машине, катится, а навстречу ему колобок!" Обалдевши от такого пердюмонокля, я невольно разинула рот, а она мне туда ложку с кашей - ам! Опять провела! Гадость сунула в рот! Даже нет, не гадость. А просто я больше не хочу. Даже больше того - не могу. А мне всё пихают и пихают. Медведюшка, миленький, что ж ты никак не доедешь? В животе тяжело и скучно невыносимо. На дворе солнце, бегают куры, валяется мячик. А тут каша строит тебе рожи. Нет, бабушка постаралась, размазала её по краям тарелки в форме цветочка, варенье налила красиво. Но я уже не мо-гу! Бабушка, отпусти! Она ещё угрожала котлетами на обед и блинами на ужин. Блины я люблю. Но она же ставит перед тобой целую гору и говорит: "Всё съесть!" Страшно.
Хорошо, что соседские собаки забегают во двор, и можно бросить им лишнее через форточку. Если бабушка бдительность потеряет. А она хитрая, глаз не сводит и форточку закрывает. Я издаю стон: к каше полагается бутерброд с маслом. К чаю второй. "Давай, съешь оба сейчас, тогда к чаю получишь пирожок. С мясом". Бабушка, мне шесть лет, я умею считать. Это третий ты намазала, а те два я уже съела. Ещё и пирожок! Пирожки здоровские. Но ты в меня два затолкала, как только начали кашу есть. Избавьте меня уже кто-нибудь от бесконечного завтрака! И тут заходят соседки! Бабушка спешит навстречу, а я пирожок и хлеб мгновенно запихиваю под крышку стола на доску, которая встаёт в центр, когда его разбирают. Каша! Что делать с кашей? Я обречена. Её некуда деть. Размазываю по тарелке пошире. Как будто её количество уменьшилось.
Бабушка причитает, жалуясь соседкам, что я плохо ем, худа чересчур. И вот они обсуждают, что "в наше-то время понимали, что надо есть впрок, мало ли что..." Мало ли что - это война, голод. Я большая, я очень знаю. Не дай бог снова, говорят взрослые. И я повторяю про себя: "Только не это". Страшный кошмар голода я отлично осознаю. Мне рассказывали. До сих пор где-то в Африке несчастные дети страдают, а я... Я со слезами впихиваю в себя ложку каши. "Она кушает!" - умиляются три кумушки. И начинают разговор о том, что ребёнок должен быть здоров, а значит, упитан. Только так у него есть шанс выжить в трудные времена. "Из всех осталась только толстая Галка. Хорошо её мать кормила. Сама не доедала, вот и померла". "Я своему, бывало, как скажут с поджелудочной на диете сидеть, куплю телятины, наделаю котлет, поджарю на смальце. Говорю, кушай, милый, побольше, диета самая правильная". "Понажористей, пожирней твою-то кормить надо. Чтобы одной ложкой уже сыта была. А всё остальное про запас". "Кушай, кушай, жирок откладывай, запасай"... Мне начинает казаться, что соседкин муж помер потому, что объелся котлет. Я большая, знаю, что диета - это геркулесовая кашка на воде да рисовый отвар. Варёной курочки кусок. А если жирных котлет было много... Вот я тоже сейчас дубу дам, лапки протяну. Живот аж пищит о пощаде. "Она поела!" - вдруг восклицают бабульки. И я уношусь из кухни быстрее ракеты.
Если бы мне дали возможность есть столько, сколько хочу, я бы точно выжила. Съела бы кашу без хлеба и пирожков, и была бы сыта и счастлива. Ведь, вроде, войны пока не намечается, правда? Поля вокруг деревни до самого горизонта, значит, голод грозить не должен. Разве я обязана сейчас, в наше прекрасное время, быть как толстая Галка? Это даже и некрасиво. Видела я эту Галку, старую уже. Всё такая же толстая. В детстве бегала как? Стоит ли жить вообще, если не бегать и не скакать? Мой живот, наивно думаю я, сам знает, сколько может вместить. А впереди ещё обед и ужин. И завтра, и послезавтра... А с осени - детский сад. И я сижу долго-долго над тарелкой, где валяется кусок селёдки недообглоданный. Кости торчат во все стороны, гадость редкостная. Уж я и суп съела, и второе почти. И селёдку пообсосала с разных сторон. А мне приказывают докусать её до конца. До какого конца? Где конец у этих костей? И так каждый день. Не селёдка, так куриная кожа. Размокшая груша в компоте из сухофруктов. Тёртая свёкла, политая подливкой с жиром от мяса... Опять объясняют, что нужно всё съедать ради детей из Африки. Загадка непостижимая: почему нельзя отправить им селёдку и мочёную грушу? Почему я должна есть здесь, чтобы дети не голодали там? Получается, я объедаю маленьких африканцев?
Приду домой, там та же история: полная тарелка, и надо всё съесть. С хлебом, с маслом. Сиди, пока не поела! Граждане! Когда же играть?..
В пору бед и страданий Галку необходимо было сделать толстой, чтобы жила. Мне кажется, что в пору моего прекрасного детства я выживу и на меньшей порции, не так часто запихиваемой в меня...
Потом я незаметно выросла, стала взрослой. Не толстой, потому что помним же про доску под столом. Появился у меня парень. На свиданиях почти не ел, прямо как красна девица. "Я, - говорит, - голода отродясь не испытывал. Не знаю, что это такое. Мама и бабушка кормили много, часто, вкусно. Я не переживаю насчёт еды никогда. Приду домой, меня накормят. Сейчас мне не хочется. Я к режиму привык". Ладно. Со мной он голод, наконец, познал. В походе, в экстремальных условиях. Прежде, чем слопать в одну харю последние огурцы и шоколадку, он жил впроголодь два дня и не очень даже жаловался. За два дня голода не умер, вау! А что огурцы? Ну, просто он их увидел и поел.
Значит, товарищи, делаем вывод. Если ребёнка не пичкать насильно дня два, не набивать его едой, словно плюшевого мишку наполнителем, на третий или четвёртый он сам поест то, что не сочтёт большим злом. Уменьшите рвение, порции и частоту кормлений. Люди могут жить вообще без еды неделю, а вы всего лишь спрячете вкусняшки, которые ребёнок неустанно толчёт между завтраком, обедом и ужином ("Он же так плохо поел, бедняжка!"). И объявите ему, что сыт он будет только в определённое время, когда все сядут за стол. Если поест обычную еду. Нет - иди гуляй вальсом, но следующий приём пищи строго через четыре часа. Несколько дней, и жизнь войдёт в норму. За два-три дня дитя не умрёт. Максимум - сбросит килограмма полтора. Так может, это и есть его норма по возрасту и требованиям организма? Проявите твёрдость. Умерьте свою тревожность. Пока вы подсознательно ждёте глобального катаклизма, где лишний вес спасёт и согреет, ваш малыш теряет невосполнимые дни резвости, бега и прыга. В наше время насильное кормление детей - это отзвуки древнего страха умереть от голода, так как люди зависели от урожая. Но и двигались больше, теряя калории. Если же отсутствие аппетита вызывает и впрямь серьёзные опасения, обследуйте ребёнка. И, коли всё нормально со здоровьем, успокойтесь. Посвятите часы, потраченные на борьбу с нехочухой, себе. Это тревога и, может быть, желание быть супермамой, мешают вам рационально подходить к вопросу питания вашего малыша.