Вспоминаем путь одной из первых чернокожих топ-моделей в истории — из Сомали до подиумов Нью-Йорка и Парижа.
Начало карьеры
Когда на улице в Найроби Иман Мохамед Абдулмаджид попытался остановить мужчина с вопросом: «Тебя когда-нибудь фотографировали?» — ученице факультета политологии, дочери дипломата, бежавшей вместе с семьей из Сомали в Кению, такая формулировка показалась, мягко говоря, некорректной. «Конечно да», — ответила она ему с вызовом, продолжая идти дальше, и тогда он уточнил у нее: «А для какого журнала?». 20-летняя Иман на тот момент не видела ни одного глянцевого издания (кроме Playboy), никогда не красилась и не носила каблуки. Но мужчине, который оказался знаменитым фотографом Питером Бирде, все же удалось уговорить красивую девушку сделать несколько кадров — не бесплатно, Иман попросила 8000 долларов. Именно такая сумма была ей необходима, чтобы покрыть расходы за учебу.
Так Питер стал фотографом, который «нашел» Иман — на что она ехидно отмечает, что вовсе не была потеряна, «да и вообще надо разобраться, кто кого открыл», — смеется топ-модель в интервью. Тем не менее, именно благодаря этим снимкам девушка очень быстро попала в Нью-Йорк. Город грез оказался не таким, каким она себе его представляла: на улицах Большого яблока были кучи мусора — рабочие бастовали. «Я никогда не видела такого количества мусора ни в одной африканской стране», — будет вспоминать Иман позже. Однако все эти проблемы мегаполиса вскоре отошли на второй план: не прошло и недели, как состоялась первая пресс-конференция будущей топ-модели. Перед журналистами экзотическая красавица предстала в национальном сомалийском наряде. Для привлечения внимания Бирд придумал легенду, якобы девушку он встретил случайно в пустыне Сахара, а происходит она из одного из местных племен. Многие думали, что Иман вообще не знает английского языка — на самом деле, она владела пятью, но часто просто молчала, чтобы послушать, что о ней говорят. Ставка Питера сыграла: через год, в 1976-м, Иман появилась на обложке Vogue.
В зените славы
За первой обложкой последовали и другие, а в 1977 году Иман уже позировала на страницах американского Vogue в платьях одиозного Роя Холстона, одного из самых популярных дизайнеров тех лет. С ним модель свел все тот же Питер Бирд (на четвертый день ее пребывания в Нью-Йорке). Холстон, увидев девушку, спросил умеет ли она ходить, на что та ответила: «А как по-вашему я здесь оказалась?». Естественно, он имел в виду подиум: на помощь пришла топ-модель Пэт Кливленд, но Иман не стала перенимать специфическую походку Пэт и придумала свою — грациозную и медленную. Кстати, в то время модели в основном делились на подиумных и тех, кто снимается. Но Иман чего-то одного было недостаточно. Она не собиралась выбирать между объективом Хельмута Ньютона и показом Ива Сен-Лорана. Последний в 1980-х даже посвятил своей музе коллекцию с говорящим названием African Queen. Среди поклонников Иман также были Тьерри Мюглер, Джанни Версаче и Донна Каран — все они обожали статную модель. А сама Иман так реагировала на статус «муза»: «Мне нравится это слово, потому что оно означает, что вы вдохновляете фотографа или дизайнера. И знаете что, вопреки распространенному мнению, мы не просто стоим и выглядим потрясающе — мы действительно работаем».
Между показами и съемками Иман, как и многие, в те годы тусовалась в «Студии 54» — танцевала до утра, а после — сразу на фотосессию. В 1989 году модель в зените славы приняла решение оставить карьеру.
Активистка и бизнесвумен
Судьба Иман сложилась удачно — ей повезло, и успех пришел очень быстро. Но она, как никто другой, знала с какими трудностями сталкивались чернокожие модели. Расизм, гонорары меньше, чем у девушек со светлой коже, и серьезная конкуренция. Тогда существовало негласное правило «не больше одной чернокожей модели в съемке» — девушки враждовали, но Иман решила поступить иначе. Она предложила Беверли Джонсон — еще одной очень популярной тогда модели — вместе сняться для Vogue Italia. Беверли не смогла, но начало было положено: «Это было впервые. Давай продолжать в том же духе», — ответила Джонсон. И они вместе продолжили эту борьбу, проложив путь Тайре и Наоми.
В 1994 году Иман запустила собственную косметическую линию — для всех цветов кожи. Топ-модель рассказывала, как визажисты просили ее приносить свой тональный крем, потому что не могли подобрать подходящий, а ей самой приходилось покупать два-три оттенка и дома их смешивать, чтобы получить необходимый цвет. Стоит ли говорить, что запуск оказался суперуспешным.
Дэвид Боуи
С Дэвидом Иман познакомил их общий приятель — парикмахер Боуи Тедди Антолин: он позвал топ-модель, как она думала, на вечеринку, а оказалось, что это было свиданием вслепую. В ресторане они ужинали вчетвером: Тедди со своим бойфрендом, Дэвид и Иман. Рок-музыкант влюбился в девушку с первого взгляда и так разнервничался, что пригласил топ-модель на чашку чая — и вроде что тут такого, но Боуи никогда не пил чай и даже ни разу не притронулся к чашке. Странное поведение влюбленного музыканта не помешало Иман ответить ему взаимностью. В 1992 году состоялась свадьба: сначала отпраздновали в Лозанне, а потом — во Флоренции. Спустя восемь лет у пары родилась дочь — Александрия «Лекси» Джонс. Яркая и стильная пара — поклонники следили за каждым их шагом, обсуждали их образы, но сами они старались никого не пускать в свою личную жизнь. Во всех интервью Иман подчеркивала, что они были самой обычной семьей: ужинали дома, забирали дочку из школы. Они были счастливы — а все остальное публике было знать необязательно. В браке они прожили 24 года, до самой смерти музыканта.
В 2016 году Дэвид Джонс (а Иман называла его только так) после продолжительной борьбы умер от рака. Он завещал развеять свой прах на Бали — и так она и поступила. Другую часть, с разрешения Иман, развеяли на фестивале Burning Man. На вопрос о новых отношениях модель отвечает однозначно, что никогда не выйдет замуж снова: «На днях я упомянула в разговоре мужа, а мне сказали: "Ты имеешь в виду своего бывшего мужа?" Я ответила: "Нет, он всегда будет моим мужем"».
До пандемии Иман планировала путешествовать, но помешал локдаун. Впрочем, в одном из последних интервью она намекнула, что ее рано списывать со счетов: «Я сомалийская женщина, а мы кочевники. Мы находимся в постоянном движении. Когда мир вернется в норму, и я начну путешествовать, я подумаю, что будет дальше». Ждем, затаив дыхание.