Лев Моисеевич Зильберман (ФИО изменены) был эталонным евреем!
В его глазах на выкате читались - и вековая народная мудрость и вселенская печаль, перемежающаяся, при случае, лучиками лукавства и хитрости.
Общаясь с вышестоящим и единственным своим начальством (Лев Моисеевич служил в должности заместителя руководителя в одной крупной компании нашей республики) он четко придерживался царского (Петровского) указа, о том, что «..подчиненный перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, чтобы умом своим не смущать оного".
Начальству это нравилось и поэтому был господин (а при советской власти – надежный коммунистический товарищ!) Зильберман не просто на хорошем счету, а, более того, благословлен исключительным доверием вышеуказанного начальства.
С подчиненными Лев Моисеевич держался эдаким свойским рубахой-парнем, который и на помощь придет, подставив, в трудной ситуации, свое шефское плечо и за общим столом шампусика выкушать не побрезгует.
С людьми он общался особым образом – оргазмируя особыми сленговыми жаргонизмами присущими только двум городам в мире - Одессе и Нью-Йоркскому району Брайтон-Бич.
- Ой, не надо меня уговаривать, я и так соглашусь! – говорил Лев Моисеевич дородной главбухше Тамаре Петровне, когда та начинала спорить с ним за какую-нибудь особую статью расходов.
- Я имею Вам кое-что сказать, - таким предложением начиналась каждая наша утренняя оперативка.
- Я вас уважаю, хотя уже забыл за что! – так Лев Моисеевич жестко ставил на место зарвавшихся субподрядчиков – вроде бы проявляя хорошее отношение к ним, но и расставляя акценты в предстоящем тяжелом разговоре.
Ездил господин Зильберман на скромном и дешевом (дешевле в то время был только автомобиль ВАЗ-1111 ОКА) автомобиле «Запорожец - ЗАЗ 968М». Выпускалось сие чудо техники вплоть до 1994-го года, а значит, что машине шефа, к описываемому в рассказе времени, было уже не менее 6 лет.
Хочу на этом факте сделать особый упор, ибо шеф был вторым человеком в компании со штатом в четыре с половиной тысячи человек и отвечал за то, чтобы получаемые компанией, по бартеру, в очень большом объеме, горюче-смазочные материалы, за выполняемые нашим предприятием работы, успешно продавались на свободном российском рынке и работники получали ежемесячную зарплату, а компания генерировала прибыль.
***
- Рустем, за шо ты мне расчесываешь нервы?
Таким вопросом встретил меня Лев Моисеевич, однажды утром, осенью двухтысячного года, когда я переступил порог его кабинета.
На тот момент я являлся руководителем службы маркетинга на предприятии.
Рос я до этой должности долго (сделаю упор и на этом факте, потому что это важная деталь, а почему – будет понятно в конце повествования) – начав свой трудовой путь в компании, после окончания строительного техникума, с простого слесаря; поднявшись до мастера и старшего мастера (продолжая, в это же время, учиться в уфимском нефтяном тогда еще институте), затем был опыт исполнения обязанностей руководителя отдела техники безопасности, охраны окружающей среды и подготовки кадров…
- Что случилось, Лев Моисеевич?
- Почему ты не спешишь скорее, чем я? – спросил меня шеф - Нам уже завтра лететь в столицу, на курсы повышения, напоминаю, твоей квалификации, а билеты на самолет все еще не куплены?!
Да, мы летели с шефом в Москву – я с целью постижения основ тайм-менеджмента, а шеф - на встречу с деловыми партнерами – московскими покупателями наших бартерных, из нефти переработанных, «вкусняшек».
Я опущу рутину перелета и заселение в московской гостинице «Космос», где и должны были проходить мои курсы квалифицированной переподковки.
Скажу только, что заселили нас с шефом на одном этаже и в номерах расположенных по соседству.
***
- Молодые люди, а можно присесть за ваш столик?
Я поднял глаза от тарелки с солянкой и увидел, что перед нашим столом стоят две молодые девушки.
- Никак не можем найти свободный? – извиняющимся тоном произнесла одна из них - красавица-брюнетка с толстенной косой уложенной короной на голове.
В ресторане, в это время, действительно, окормлялось много народу.
Лев Моисеевич, пока я торопливо пережевывал пищу и тупо глядел на стоящих перед нами красавиц, привстал и в галантном полупоклоне сделал приглашающий жест…
Девчата оказались кубанскими казачками!
Они тоже приехали в столицу с целью познания научного подхода к организации рабочего времени и эффективного его использования…
Девушка-брюнетка, поставив на стол свой поднос с едой, произнесла:
- Схожу за «капучино». Кому-нибудь еще нужно? – и посмотрела (как странно..) на меня..
Долго история сказывается да быстро у евреев дело делается – не прошло и получаса проведенного в общении, а шеф, обаяв девчонок своей еврейской харизмой усиленной одесским сленгом, уже записывал номера сотовых красавиц-казачек.
Та, что была с уложенной косой на голове – брюнетка Алена со жгучими иссиня-черными волосами – сказала, обращаясь ко мне:
- Обязательно перепиши мой и сделай дозвон.
Ого! Похоже мне улыбнулась, ослепительной улыбкой казачки, сама господа Удача и, возможно, что я буду сегодня «декламировать любовные вирши в полночь»))
Девушка-капучино
Молотым пахнет кофе.
Девушка-капучино -
Крестница на Голгофе
Мыслей моих о чувствах
Вспыхнувших поневоле..
Может быть взять и дустом
Вытравить их? Доколе
Буду терпеть я, братцы,
Эту свою привычку -
Раз лишь взглянув, влюбляться?!
Право же - это слишком
Тяжкая ноша. Сбросить
Вот бы ее.. Ан нет же.
Видно срослась и просит:
"Рухни, поэт-невежда,
В пропасть любовной муки
С музою новой!".. Право,
Взял бы кто на поруки
Эту мою ораву
Метких стрелков-амуров,
С крылышками из песен!
=====
Но Муза - она не дура -
Ей процесс интересен
Тяжких моих скитаний
По лабиринтам страсти..
Снова молю свиданья!
Снова любви во власти,
Где девушка-капучино
Молотым пахнет кофе!..
=====
И я не вижу причины
Сойти со своей Голгофы.
В общем, мы сговорились, что встретимся вечером «на том же месте, в тот же час», с целью совместно провести время.
Однако, такая вот закавыка - номера телефона Алены я от шефа не получил.. Зато получил задание!
Со словами «Не делай мине беременную голову» он отмахнулся от моей просьбы поделиться телефончиком и отправил меня до своих партнеров-москвичей с требованием дождаться подготавливаемой ими, к подписанию, болванки договора купли-продажи.
На мое робкое:
- А как же курсы?
Он ответил:
- Ну ты посмотри на этого патриота за мой счёт! Немедленно выполняй!
…
Партнеры продержали меня в своем офисе до девяти часов вечера.
Лев Моисеевич брал, поначалу, трубку и отвечал односложно «Жди!»
А ближе к ужину и вовсе перестал отвечать на звонки.
Я, злой голодный и уставший, вернулся в гостиницу только к десяти часам вечера!
Ну и, конечно же, напился со злости, распотрошив бар в своем номере.
Много ли нужно голодному человеку, закусывающему коньяк орешками и чипсами?!
Вскоре я уснул.. Снилась мне брюнетка-казачка, пьющая «капучино» на коленях у Льва Моисеевича.
Ночью я проснулся.. Из соседнего номера доносились «ахи и охи»..
- Сон в руку! – пробурчал я и заснул обратно.
***
Утром, выйдя из номера, чтобы пойти позавтракать, я столкнулся с казачками, которые выходили из номера шефа.
Обе все еще были «подшофе» - глаза их блестели, волосы были растрепаны, а лица освещала лукавая сытая улыбка.
- Рустем, где же Вы были?!
- И почему не брали трубку, когда Вам звонил Лев Моисеевич?!
- Мы устали Вас ждать и поехали без Вас.
- Лев Моисеевич повез нас на Арбат, в ресторан «Прага».
- Как же там великолепно! Шик и блеск!
Девчата тараторили без остановки..
Но я их уже не слышал – я не отводил взгляда от своего шефа.
Хмуро поздоровавшись я сказал:
- Отчитываюсь - болванка договора болваном доставлена!
…
Оставшиеся два дня я безвылазно провел на курсах.
Если в учебных помещениях случалось встретиться взглядом со взглядами казачек, то просто отводил глаза.
Принимал пищу один – за отдельным столиком.
С шефом не виделся и на его звонки не отвечал.
Но домой с господином Зильберманом мы летели в соседних креслах и разговор был неминуем…
…
Большую часть полета молчали.
А потом шеф заговорил и говорил, на удивление, без привычного одесского сленга:
- Рустем, прости, но то что случилось – это не по моей вине! Просто твой отец просил меня присмотреть за тобой и оградить от любых возможных столичных искушений! Ты же знаешь, как я уважаю твоего отца.. – чуть помолчав Лев Моисеевич добавил - .. и боюсь.
Прошло несколько минут и он спросил:
- Вот я - твой шеф, но ты ведь меня не боишься, верно?
Я молчал..
- А я своего шефа, твоего отца, очень боюсь, - сказал Лев Моисеевич, зябко повел плечами и отвернулся к иллюминатору.