Я в принципе не поняла, почему я лежала в реанимации, и пришла к выводу, что в палатах просто не было мест. И вот, спустя неделю, меня наконец то решили перевести в палату. Палаты тут были четырехместные, поэтому у меня соответственно было три соседки. Палата была последняя по левой стороне, в конце длинного коридора и медики полдня искали каталку, чтобы меня туда перевезти, но так и не нашли. В итоге дождались Римму, которая отвязала мою ногу, и с её же помощью укатили меня в палату на инвалидной коляске и поместили на свободное место.
Новые соседки с любопытством смотрели на жёлтую девочку и восторга не испытывали, это было видно по их лицам. Одну из соседок я знала из прошлой жизни, я училась в одной школе с её сыном. Им конечно было любопытно, что со мной случилось и как я это пережила, но они боялись гепатита, и засыпали врачей вопросами об этой болезни. Врачи пытались объяснить, что мой гепатит не заразный , но по лицам соседок было видно, что они не верят в эту басню. Ну у меня то особого выбора не было, я уже лежала в этой палате.
Сарафанное радио в железнодорожной больнице работало отлично и к вечеру уже все соседи и коллеги знали о том, что можно ко мне прибежать. А бежать всего 200, или самое большое 300 метров. Первая прибежала конечно моя мама, после работы. Она узнала, что мне можно, что нельзя, посидела рядом со мной, мы поговорили, и улетела на быстрых крыльях, птица моя любимая. Степа давно покинул свой дежурный пост рядом с моей кроватью, и я не особенно скучала, ну не нравились мне хорошие мальчики.
На следующий день ко мне пошли ходоки, знакомые, соседи, приятели, и даже одноклассники. Все знали, что я болела гепатитом, все знали, что у меня диета и очень большой список НЕЛЬЗЯ, но на знании все и заканчивалось. Ведь я сначала лежала в инфекционке, там все передачи выворачивали наизнанку, чтобы неположенные продукты не проникли за стены больницы. В реанимацию никого не пускали по умолчанию , ни людей, ни передачи. А здесь было просто отделение гастроэнтрологии, передачи не проверяли, посещение в разрешённые часы.
А нельзя мне было все, что я любила, и все, что не любила , короче , мало того, что моё меню состояло из того, что я не любила, выбор был очень маленьким. Мне можно было мерзкие котлетки на пару, неизвестно из чего сделанные, протертые овощные супчики, совершенно безвкусные, радовали меня только кашки, почти все, кроме гречневой, кашки я любила с детства. Ну и ещё в моё меню входила всякая, совершенно безвкусная хрень, типа овсяного киселя. А так как есть было нечего, приходилось есть то, что дают.
В режиме недоедания, или невкусного едания, я уже находилась дней семь , поэтому даже запахи из раздатки казались мне вкуснее, чем та еда, которую мне было можно употреблять. Я изо всех сил старалась держать себя в руках, и мне это пока удавалось, но с трудом. А помогало мне то, что мне никто ничего не носил, я же была в закрытке. Да и вообще, жизнь моя в этой больнице из-за еды была очень грустной. Я с тоской вспоминала инфекционку, где работал гений поварского дела и украшал даже скучные диеты своим мастерством. В этой же больнице работал ни фига не отличник кулинарного техникума, поэтому диетическая еда была отвратительной.