Он был большим и очень важным. Занимая свое почетное место в углу комнаты, под иконами, сундук был самым главным атрибутом из всей нехитрой мебели в доме моей бабушки. Она накрывала его покатую крышку скатертью с бахромой, и он становился похож на толстяка падишаха. Скатерть заботливо скрывала старость сундука, пряча от глаз царапины, сколы и трещины.
Сундук был дубовый. Его несколько раз красили коричневой краской, которая местами потрескалась и облупилась от времени. Кованые фигурные петли, служившие железными стражами, придавали ему серьезный и значимый вид. Сколько лет ему было - никто не знал. Бабушка рассказывала, что он перешел к ней по наследству, от ее мамы, моей прабабушки, перед замужеством которой в сундук было сложено нехитрое приданое: перина, стеганое одеяло и пара подушек.
Сколько всего слышал и знал этот побитый жизнью старый сундук! Сколько сказок и бабушкиных песен мы услышали, сидя на нем! А с годами он стал для нас неодушевленным членом семьи. Каждый день, после школы, мы бежали к бабушке, усаживались на сундук, ели любимые пирожки с картошкой и наперебой рассказывали школьные истории.
Сундук был хранителем бабушкиных «сокровищ». С каким нетерпением мы с сестрой ждали, когда бабушка откроет крышку сундука! Там, внутри, было все: ручная швейная машинка фирмы «Zinger», одежда, облигации, бусы. На машинке бабушка шила нам с сестрой нехитрую домашнюю одежду, перешивала старые вещи. Затаив дыхание, мы смотрели, как она «заправляла» машинку: пропускала нить через крючки и пазы в игольное ушко, а другую нить наматывала в челнок. После выполненной работы машинка отправлялась обратно в сундук на хранение. Бабушка не оставляла ее на столе: боялась, что мы пришьем пальцы.
Кроме швейной машинки в сундуке хранилась одежда: бабушкины платья и юбки. Они были необычного фасона и покроя: длинные в пол, с резинкой на поясе. Особенно нам нравились платки и шали с кистями. Они были разные: с цветным узором и шерстяные, вязанные крючком. Нас, девчонок, можно было завернуть в них с головы до ног, что мы и делали каждый раз, как только бабушка отвлекалась. Хранились в сундуке и старые облигации. Бабушка покупала их перед войной, надеясь, что наступит время и они принесут прибыль, но они так и остались бумагой, а она все хранила их по привычке, перевязав тесьмой. Облигации занимали почетное место на небольшой полочке в сундуке, рядом с круглой железной коробочкой из-под конфет. В потертой коробке хранилось еще одно «бабушкино сокровище» - стеклянные бусы. Это был послевоенный подарок деда. Бусы были длинные, в несколько рядов. Цветное стекло потускнело от времени и откололось местами с нескольких бусин. Но когда мы доставали их, то на солнечном свете они сияли, как драгоценные камни.
Сколько раз мы с сестрой в отсутствие бабушки пытались открыть сундук, но безуспешно: ключ от него она хранила в кармане своего фартука.
Шло время, мы подросли, закончили начальную школу, но все так же, приходя в дом к бабушке, занимали почетное место на сундуке.
И вот однажды, открывая его, бабушка позвала нас. «Сегодня, -сказала она,- я покажу вам кое-что». Разве могли мы подумать, что, кроме известных нам вещей и предметов, в сундуке будет еще и то, чего мы никогда не видели! С самого дна, из-под одежды, бабушка достала сверток. Она бережно положила его на стол и начала разворачивать. В пожелтевшей от времени газете «Красное Знамя» лежали фотографии и письма с войны. Треугольники. «Почему такие странные письма, бабушка?» - спросили мы. И она рассказала, что в войну письма не заклеивали, отправляли без марок, чтобы обеспечить доступ к проверке. На каждом таком письме стоял штамп «Проверено военной цензурой». Бабушка раскрыла один из треугольников: «Это письмо от моего брата Ивана. Он ушел на войну в 19 лет. Воевал под Сталинградом. Это письмо - единственное. Иван пропал без вести». Открывая другой треугольник, она продолжала: «А это письмо от Георгия, он воевал на Курской дуге, был сержантом». Остальные письма были от Александра, третьего брата. Он писал, что будет бить фашистов до последнего, что очень скучает по семье и надеется на скорую победу. Ни один из них не вернулся с войны…Вместе с письмами лежали фотографии братьев в военной форме. Фотографии были необычные, с резной кромкой. Бабушка разложила их на столе и продолжала рассказывать: «Вот это - Иван. Совсем мальчишка еще. Веселый был, задиристый. А это - Георгий. Первый парень на деревне, красавец. Александр - самый старший. Ушел на фронт в 22 года. Мечтал быть врачом». Она трогала фотографии братьев очень осторожно, гладила рукой их головы, плакала. Мы с сестрой стояли и слушали её как завороженные. Удивление, боль, жалость - все смешалось у нас в груди. Услышав эту семейную историю в первый раз, мы поняли, почему бабушка не рассказывала ее нам раньше. Просто пришло время, и мы повзрослели.
Как самое дорогое в мире сокровище, бабушка завернула письма и фотографии в газету, затем в черный платок и убрала в сундук.
Мы выросли, выучились. Бабушка умерла. Так сложилось, что судьба увела меня далеко из родного села. И вот однажды тишину раннего утра разорвал телефонный звонок сестры: «Приезжай, я продала бабушкин дом, срочно нужны деньги, уезжаю». Новость, как набат колокола, ударила по вискам и оглушила. В голове хороводом всплыли картинки из детства: школьные годы, бабушка, сундук. Собирая впопыхах вещи в дорогу и покупая билет, я торопилась застать, задержать свое прошлое. Выйдя из рейсового автобуса, я задохнулась знакомым воздухом, он сбил и спутал мои мысли, и я уже не шла, а бежала по улице к дому. Встретила меня сестра.
- Извини, так получилось, - только и сказала она.
- Где сундук? - спросила я.
- Новые владельцы сказали, что им не нужен этот хлам, и выбросили его на дальний двор, за огород.
А я уже бежала по переулку на задний двор. Я увидела его в кустах высокой крапивы. Он лежал на боку. Покатая крышка была открыта, железные скобы и петли не выдержали удара и соскочили, дно сундука оторвало от боковой стенки, в нем была дыра. Осторожно и тихо, словно к больному ребенку, я подошла к сундуку, села на колени и обняла его. Слезы душили меня и катились по щекам без разрешения. Мой старый, добрый друг умирал. Я вспомнила про фронтовые письма, которые читала нам бабушка, начала искать их, нашла. Развернула знакомый с детства сверток. Газета пожелтела от времени еще больше, но все так же надежно хранила фотографии и треугольники. Я прижала их к груди. Детство, бабушка, сундук… Уже ничего и никого не вернуть. И заморосивший осенний дождь был со мной согласен.
Ирина Скопина