В июне 2020 года активисты Black Lives Matter осквернили в Лондоне памятник Уинстону Черчиллю, человеку, которого каких-то 18 лет назад, в 2002 году, признали величайшим британцем всех времен.
Вообще, летом 2020 года могло показаться, что овладевавший миром коронавирус несет в себе не только угрозу человеческому здоровью, но и какой-то новый штамм необузданной агрессии. На Западе она выплеснулась в самых разных формах социального протеста (вспомним хотя бы Black Lives Matter или #MeToo), а в конце концов, как полагается, вылилась в поиски виновных.
С теми, кто под рукой, разобрались быстро и тогда взялись за «отцов-основателей» всех сегодняшних безобразий. Тут и пригодился Черчилль с его необузданным острым языком. Ляпнул вроде где-то, что верит в расово-религиозную иерархию: мол, индейцы стоят выше африканцев, а белые христиане-протестанты выше католиков. И заслужил всяческих оскорблений на своем памятнике, который пришлось обшить фанерными щитами. Те, в свою очередь, тоже послужили «стеной демократии» с надписями «внутри расист», «не вскрывать» и т.д.
Удивляет, пожалуй, только одно. Если уж браться за многочисленные высказывания выдающегося деятеля, украшавшего в течение 55 (!) лет сцену британской и мировой политики, то претензии должны были накопиться не только у BLM. Черчилля явно прозевали, скажем, феминистки.
Примечание автора. Дальше я вступаю на очень ненадежную почву, «подставляясь» под удары феминисток. Но я не Черчилль, на памятник не претендую и не рассчитываю, поэтому — ну что ж, бейте!
Женоненавистник
Так вот, отношения министра самых разных дел с так называемыми «гендерными» движениями складывались, говоря дипломатическим языком, достаточно сложно. А если без дипломатии, то они просто-напросто не складывались. Черчилль не выносил социального активизма и предпочитал заниматься политическими дискуссиями с равными себе. С остальными ему просто было неинтересно, хотя он являлся сторонником социально ориентированных законов (как, например, закона 1908 года о минимальной заработной плате), да и от демократических процедур деться было некуда. И Черчиллю приходилось идти «в народ», где он и оттачивал свои полемические таланты.
Впервые добиваясь депутатского места аж в 1900 году, будущий премьер решил обойти дома избирателей (в эпоху отсутствия социальных сетей этот метод агитации назывался «от двери к двери»). Все шло более-менее благополучно, пока ему не попался ярый оппонент. Их диалог вошел в «золотой фонд» афоризмов Черчилля: «Голосовать за вас? Да я лучше отдам голос дьяволу!» — «Понимаю. Но если ваш друг не выставит свою кандидатуру, могу я рассчитывать на вашу поддержку?»
Вернемся к феминисткам. Вернее, к британским суфражисткам, лидером которых являлась неутомимый борец за права женщин Эммелин Панкхерст, прославившаяся своей воинственностью. С Черчиллем, тогдашним главой различных военных ведомств, она была на ножах. В первую очередь из-за вызывающего поведения политика, не скрывавшего своей любви к крепкому алкоголю и доброй кубинской сигаре. И когда группа суфражисток ворвалась к нему в кабинет, радуясь, что министр пойман с поличным (с бутылкой виски на столе), Черчилль им ответил фразой, которая легко стоила бы ему еще одного оскорбления на памятнике: «Ну и что? Я-то просплюсь и протрезвею, а у вас как были кривые ноги, так и останутся».
Уф, хамство, конечно, невиданное, никак не вяжущееся с благородным происхождением из герцогов Мальборо…
Примечание автора. Здесь напрашивается важная ремарка. Черчиллю приписывается такое количество блестящих (и не очень) афоризмов, что разобраться в том, принадлежат ли они ему на самом деле, почти невозможно. Так, знаменитое «черчилльское» признание заслуг Сталина (мол, принял страну с деревянной сохой, а оставил с атомной бомбой) — один из многочисленных апокрифов, автором которых считается британский премьер.
Впрочем, в разных источниках приводятся разные версии одних и тех же высказываний Черчилля, и тот же диалог с суфражистками существует и в иных редакциях. Например, как ответ политика на упрек парламентария Бесси Брэддок в том, что он пьян. «Дорогуша, ну а вы уродливы. Но я к утру протрезвею, а вы так и останетесь уродиной», — сказал премьер. Кстати, именно это замечание признано в Великобритании самым остроумным оскорблением в истории! Что, конечно, не делает его менее хамским.
Вы хотите чего-то более приличествующего английскому юмору? Пожалуйста, вот вам еще один вариант диалога с суфражистками. «Будь я вашей женой, я бы налила вам в кофе яд!» — вспылила в разговоре с Черчиллем одна из них. Он оценивающе посмотрел на нее и язвительно ответил: «Будь вы моей женой, я бы выпил этот кофе».
Идеальный муж
В общем, законченный, казалось бы, женоненавистник. Но тут на передний план выдвигается новый персонаж — Клементина Хозьер, она же баронесса Спенсер-Черчилль. При всей приверженности к юмору вряд ли Уинстон Черчилль выбрал подругу жизни только потому, что она родилась 1 апреля. Но согласитесь, его портрет в семейном интерьере от этого приобретает небольшой дополнительный штрих… А если серьезно, на протяжении 57 лет супружества Клемми, как любовно называл ее муж, только и делала, что раскрывала секреты своего безграничного влияния на человека, приручить которого не удавалось никому.
Секреты просты, и каждый мужчина, думаю, с удовольствием поделится ими со своей женой. Впрочем, никакого множественного числа, фактически секрет только один: «Никогда не заставляйте его делать то, что ему не хочется!» Или другая редакция: «Не переделывайте мужа под себя, пусть будет самим собой». Ну вот и все секреты.
Попробуйте последовать советам мудрой баронессы — и вы обречены на счастливый брак. Счастливый — это когда несносный грубиян вдруг откровенно признается: «Моим самым блестящим достижением в жизни стало то, что я убедил мою жену выйти за меня замуж». И посмотрите, как меняется юмор Черчилля, если рядом с ним верная супруга. Как-то на банкете приглашенных знаменитостей спрашивали: «Если бы вы не были собой, то кем бы хотели стать?» И что ответил премьер? Он встал и произнес: «Если бы я не был тем, кем являюсь, я бы больше всего хотел быть… — тут он взял за руку свою жену, — вторым мужем миссис Черчилль».
Тем временем единственная жена Уинстона Черчилля становится единым целым со своим супругом, который, как свидетельствуют люди из его окружения, не принимает ни одного политического решения, не посоветовавшись с Клемми. И кому, как не ей, было доверить получение в 1953 году Нобелевской премии по литературе, присужденной Черчиллю за «высокое мастерство произведений исторического и биографического характера, а также за блестящее ораторское искусство, с помощью которого отстаивались высшие человеческие ценности». Клементине, заменившей супруга, который застрял на Бермудских островах, выпала честь услышать высшие оценки в адрес лауреата — от сравнения с Цезарем и Цицероном до удивительно точной формулировки другого нобелевского лауреата, английского прозаика Уильяма Голдинга: «Его поэзия факта изменила историю».
Поэзия факта
Хм, поэзия факта — это что? Конечно же, сколько людей — столько и будет ответов. Мне представляется, что Черчилль-политик обладал удивительной способностью видеть факты текущей жизни не россыпью, каждый по отдельности (и соответственно реагировать на них), а в их стереоформате. Речь о способности эти факты, если хотите, рифмовать, узреть взаимосвязи, очевидные и скрытые, создать, в конце концов, их образ, помогающий понять и внешнюю оболочку, и суть событий.
А как иначе он смог бы, только заняв пост премьера в самый разгар Второй мировой, фактически в одиночку (нет-нет, Клементина была рядом) буквально перетянуть на свою сторону кабинет министров и парламент, вовсе не расположенные к ведению боевых действий против Третьего рейха? Черчилль через колено нагибает политический класс Великобритании и отказывается от, казалось бы, неизбежного решения идти на компромисс с Гитлером. Посмотрите хоть и художественный, но практически документальный фильм «Темные времена», показывающий напряжение момента, почти трагическую поэзию факта, когда за сиюминутностью надо было суметь заглянуть за горизонт. В политике это называется стратегическим видением ситуации, коим владеет, увы, меньшинство практикующих это странное ремесло, которому никто нигде не учит.
Или как иначе он преодолел бы самого себя, пойдя на противоречащий всякой логике тогдашнего мировосприятия альянс с Советским Союзом, в одночасье увидев в естественном противнике естественного союзника? Ведь мог бы занять позицию наблюдателя за тем, как уничтожают друг друга две ненавистные Черчиллю системы — национал-социалистическая и большевистская. Но опять же, поэзия факта взяла верх над прозой жизни. Британский премьер, сойдя с позиции «оба хуже», настоял на поддержке той стороны, которая, по его убеждению, вела справедливую войну. (И, кстати говоря, склонил в эту же сторону Рузвельта с его ленд-лизом, сыгравшим огромную роль в обеспечении Победы — что бы ни говорили наши современные интерпретаторы, повинуясь требованиям конъюнктуры.)
Примечание автора. Я только хотел поставить точку, но вспомнил, что требует еще объяснения знаменитая Фултонская речь Черчилля, произнесенная в США 5 марта 1946 года. Советская пропаганда приписывала ей «историческую» роль стартера холодной войны. На самом деле Черчилль к тому моменту не был уже премьер-министром и в колледж американского Фултона приехал как частное лицо. Да и по своему содержанию эта речь — скорее сожаление многоопытного политика по поводу того, что еще недавним союзникам не удалось сохранить былые отношения после войны и они оказались разделенными «железным занавесом».
И этой поэзии факта никак не противоречило ни острословие, порой весьма злое, Уинстона Черчилля, ни его афористичность, ни шутки, граничащие — что уж тут скрывать?! — с оскорблениями. Завершим словами одного из биографов величайшего из всех британцев: «Умение воспринимать всерьез свои дела, но не себя самого — это черта настоящего лидера. Соленый юмор Черчилля служил ему противоядием от лицемерия и политической рисовки».
Еще больше SRSLY в нашем канале на Яндекс.Дзен
Фото: Getty Images/Global Look Press