ЧАСТЬ 52 ОЗАРЕНИЕ
Василий медленно проходил по родной улице. Сердце неровно и гулко застучало при виде справного двухэтажного дома. Что-то его ждет там, за толстой дубовой дверью? Он уже дважды поздоровался с соседями, повстречавшимися ему по дороге. Люди провожали его укоризненными взглядами, и он робел заговорить первым.
Внизу его встретила тишина. Сняв пыльный сюртук, Василий прошел в кухню.
- Батюшки! – всплеснула руками кухарка Нюша. – Василий Семеныч приехали! Радость-то какая! А мы уж и не чаяли дождаться. Я вот все гадала, приедете к холодам али нет. Что ж вы стоите! Присядьте на стул, чай устали. Сейчас я борща горяченького поднесу.
-Нюша, – протянул обессилено Василий, – скажи мне, как матушка? А то нет сил подняться к ней, тревога всего сковала.
Нюша запричитала:
- Ах, горе-то какое! Бедная Ваша матушка! Скончалась! Третьего дня похоронили, родимую. Ах, горе-то какое!
Василий окаменел.
-Как скончалась? – прошептал он вмиг побелевшими губами – Не может этого быть.
- Вот Вам крест! – заплакала кухарка. – А батюшка пьет вторые сутки, из комнаты не выходит, только бутыли ему туда таскаю. Бедный Вы мой, бедный!
Василий плюхнулся на стул и запустил ладонь в отросшую шевелюру.
-Выходит, напрасно я ходил за тридевять земель? Как же так? Как мог Господь допустить такое? Что же я наделал!
Из глаз его потоком хлынули слезы.
-Не корите себя так. Вы ж хотели, как лучше, помочь старались матушке. Кто знал, что так-то выйдет.
Долго плакали они, не в силах успокоиться, пока не раздались тяжелые шаги – в кухню, шатаясь, вошел отец Василия. Был он сер лицом и хмур.
- Явился! – бросил он с порога сыну. – Добегался от своей дури? Вот и успел к ничему!
Василий с трудом поднялся и протянул к отцу дрожащие руки.
-Дай обнять тебя, батюшка. Не брани, прости меня!
-А! – отмахнулся от него отец. – Видеть тебя не хочу.
И вышел, хлопнув дверью так, что с кухонной полки упала пара тарелок.
-Вот так, – зашептала Нюша. – Серчает он на Вас очень. Простить не может, что ушли Вы из дому надолго, бросили его с больной матушкой. Но простит, непременно простит! Только время должно пройти...
Василий опять рухнул на стул и закрыл лицо руками. Посидел он так, помолчал, потом поднял на Нюшу красные воспаленные глаза и попросил:
- Расскажи мне все, как было, ничего не утаивай. Я должен знать!
Нюша, вытирая глаза передником, поведала Василию:
-Как Вы ушли по ранней весне, так матушка и загоревала. Ходила еще и даже вязанием занималась, но худела день ото дня и плакала много. Бывало, придет ко мне и спрашивает: «Как думаешь, Нюша, успеет ли сыночек мой вернуться до моего ухода»? «Непременно, – говорю, – возвернется, да еще и здоровья Вам принесет. Будете рядом много-много лет». А она смотрит на меня, будто не видит, и говорит: «Хочет он мне здоровья вымолить, Нюшенька. Взял себе в голову, что на острове далеком есть сильная икона, что спасает от любых напастей. Очень он меня любит. Только по мне лучше, чтобы он со мною последние дни провел, рядом». Я ее успокаивать начинаю, говорить, что последние дни в года превратятся. Она же оставалась при своих мыслях, родимая, и совсем мне не верила. А в последний месяц мучилась очень. Доктора немного побудут, пилюли дадут и уходят, а она стонет от боли и все Вас вспоминает. Жалела, что Вы напрасно ноги топчете по свету.
-Мучилась очень! – застонал Василий – Мучилась! Что же я наделал! Матушка моя драгоценная!
Нюша пуще прежнего залилась слезами.
- Как же она умерла? – прошелестел Василий.
-А умерла она хорошо. – Кухарка просветлела лицом и перестала плакать. – В последний день и не кричала совсем. Лежала такая тихая и даже улыбалась. Зашла я к ней в комнату, чаю принесла, а она и говорит: «Нет, не зря сыночек за меня молиться отправился. Чувствую, что Бог меня примет с радостью, да и я к нему прийти готова со светлой душой. Обязательно передай ему это, Нюша, а то отец зол на Васеньку и все не то ему наговорит. Скажи, что благодарна я ему за молитву. Здоровья мне все равно было не вернуть, а вот встретить смерть радостно он мне помог. Я это точно знаю».
-Так и сказала?
-Истинный крест, – побожилась Нюша. – Только я не стала никому рассказывать, почитай, эта тайна промеж вами должна остаться. А ежели будут сторониться Вас люди и отец, голову держите прямо, помятуя, что матушка перед смертью Вам спасибо оставила. Горюйте, но себя не корите.
Нюшины слова напитали сердце Василия светлым чувством. Он пошел в свою комнату и задумался. Никогда не считал он себя умным. То ли и в самом деле оно так, то ли отец с детства внушил. Но сейчас надобно было разобраться, понять, права ли кухарка, успокаивая его, или он и впрямь кругом виноват перед матерью. Это важно было по той простой причине, что ежели и впрямь виноват, то нет ему больше спокойной жизни.
Василий достал из котомки амфору и стал ее разглядывать. «Слабому – силу. Сильному – познание», – подсказывала ему надпись на серебре. Он жаждал силы ума как никогда ранее, иначе было не выбраться из своих горьких сомнений. Графин с водой и стакан на столе приманивали своей доступностью. Василий налил воды в стакан и опустил туда один кристалл из сосуда, закрыл глаза и стал ждать своей участи. Прошло совсем немного времени, как голова Василия просветлела, и все стало просто и ясно.
Мудрый Исайя оказался кругом прав. Матушкины слова перед смертью подтвердили, что все, говоренное ему греком, и есть истина. Умные люди думают одинаково, понятно и прямо. Милостивая всеведуща и внимала не глупым словам из глупой головы, а умной душе Василия. Потому и матушка обрела силы и пришла к познанию. А ему отныне надлежит понять, что дураку следует верить только своей душе, ибо она – от бога.
Василий принес из кухни деревянный бочонок с солью и поставил его на стол. С амфорой пришлось немного повозиться. Когда ему наконец удалось снять упрямую пробку, Василий безжалостно вытряхнул кристаллы в кадку с фикусом и, осыпая стол отменной крупной солью, заполнил амфору до короткого горлышка. Потом он крепко установил хитрую пробку на место и бережно отнес сосуд в свою спальню.
-Нюша, – обратился он к кухарке, возвращая на место бочонок с солью, – скажи прислуге, чтоб осторожней обращалась с бутылью в моей комнате, той, с двумя ручками.
-А что ж это за ценность такая? – полюбопытствовала Нюша.
- Это то, что помогло мне стать умным, – важно проговорил Василий, – а я на кладбище к матушке пойду.
Нюша испуганно посмотрела вслед молодому хозяину и тихо перекрестилась.
«Странный он все ж, – подумала, – и был странный, а теперь уж от горя как бы умом не тронулся».
Василий размашисто шагал по улице, присматривая извозчика. На косые взгляды соседей, дивящихся его бодрой походке и радостной улыбке на лице, он не обращал никакого внимания…