Ещё один сбежавший муж
Начало истории ЗДЕСЬ
Оставшись одна, Эльза зарабатывала как могла – по слухам, своим телом тоже. В 1910 году она отправилась в Америку искать беглеца и после долгих мытарств обнаружила его на маленькой ферме в штате Кентукки. Они стали жить вместе, занимаясь сельским хозяйством. Но крыша у новоявленного фермера слегка съехала, он нес невнятное и отказывался от секса, так что Эльза была страшно разочарована. «Он помешался на идее девственности», – жаловалась она соседям.
Впрочем, Греве уже лелеял другие планы – через год он внезапно бросил жену и вновь исчез. Вскоре он «воскрес» в Канаде как писатель Фредерик Филип Гроув, стал преподавать в сельских школах и в 1914 году женился на молодой учительнице Кэтрин Винс, причем никаких бумаг о его разводе с Эльзой биографы так и не нашли.
В 1925 году он издаст роман о своих приключениях, где сделает Эльзу одной из героинь – «плохой женщиной Кларой Фогель».
Эльзе пришлось вновь начинать с нуля. Поработав натурщицей в нескольких штатах, она переехала в Нью-Йорк и устроилась на сигаретную фабрику. Там она случайно встретила новую любовь – барона Леопольда Карла Фридриха фон Фрейтаг-Лорингховена, сына обедневшего немецкого аристократа, сбежавшего в США от долгов.
В 1913 году барон женился на Эльзе, дал ей титул, но брак оказался рекордно коротким: через пару месяцев муж испарился, прихватив все скромные сбережения жены. Нашелся он в Германии во время Первой мировой войны, стал офицером, разочаровался во всем и застрелился – этот поступок Эльза назвала «самым смелым в его жизни».
Она вновь была одна, но успела через барона попасть в круг аристократов Нью-Йорка и познакомиться с молодыми художниками-авангардистами Терезой Бернштейн и Сарой Фридман-Макферсон, модным фотографом Маном Рэем и целой толпой богемных тусовщиков. Потом подружилась с известной журналисткой и писательницей Джуной Барнс – и почти в 40 лет начала новую жизнь.
«Не сумасшедшая, а гениальная»
Эльза рисовала, работала моделью у художников, позировала Марселю Дюшану и Ману Рэю на съемке эпатажной короткометражки «Баронесса бреет лобковые волосы».
Вряд ли тогда знали слово «перформанс», но Эльза – одна из первых! – делала именно это. Раскрепощенная до предела, она считала свое тело объектом искусства и вскоре стала живой легендой города.
Гуляла по Пятой авеню с сигаретой в густо накрашенных черной помадой губах, почти голая, или в ультракороткой канареечной юбке, перехватив точеный бюст отрезом черного кружева. Она запросто обнажалась на публике, носила бусы из сухофруктов, чайные ситечки вместо кулонов, ложки и елочные шары вместо сережек. Желтый грим на все лицо, розовая почтовая марка на щеке в роли мушки, браслеты из колец шторки для душа, кофты из лоскутьев всех цветов радуги…
С собой Эльза таскала пуделя в золоченой шлейке, похлопывала его по спине с резким окриком: «Эй, сукопес!»
Эмили Коулман, подруга Эльзы, называла ее «не святой или сумасшедшей, а гениальной женщиной, одинокой в мире, неистовой». А через много лет, оглядываясь на Нью-Йорк тех времен, об Эльзе напишут, что она «бросила вызов традиционным гендерным ролям в общественных местах».
Жрица дадаизма
Люди, побывавшие в доме Эльзы, описывали, что комната была забита «какими-то разрозненными железками, автомобильными шинами, урнами для мусора, наводившими ужас и отвращение, которые в ее восприятии стали объектом прекрасного». Ей ничего не стоило соорудить коллаж из вещей с помойки, надеть вместо шляпы крышку от закопченного угольного ведерка с алым ремешком под подбородком или водрузить на голову клетку с живыми канарейками. На платье она цепляла фары: «У машин и велосипедов фары есть – почему у меня не может быть?»
Как-то сделала гигантский гипсовый слепок пениса и совала его в нос всем «старым девам», попадавшимся на пути.
Наделять заурядные вещи статусом предмета искусства, то есть создавать реди-мейд, Эльза начала раньше Дюшана.
Еще в 1913 году, за год до его знаменитой «Сушилки для бутылок», она подобрала на улице ржавый обод колеса и назвала его «Стойкий орнамент» – женский символ, олицетворение Венеры. Самым знаменитым ее реди-мейд стал кусок канализационной трубы под провокационным названием «Бог».
На людей Эльза действовала парадоксально – одновременно и привлекала, и отталкивала. «Высокий изогнутый нос, нюхавший все, глубоко посаженные пронзительные зеленые глаза, мрачно-чувственный рот, твердый, утяжеленный череп римского императора – и тело сильное, жилистое, прочное и безнадежно немецкое», – так описывала баронессу Джуна Барнс. Эльза стала иконой дадаизма в Америке, ей покровительствовала известная меценатка Пегги Гуггенхайм, ее стиль назвали «иррациональный модернизм».
Она была воплощением афоризма Оскара Уайльда: «Вы должны быть произведением искусства – или носить на себе произведения искусства». Писали, что только Эльза «одевается как дада, любит как дада, живет как дада». В богемных кругах ее прозвали Баронесса-дада или Мама-дада.
«Она была дикой женщиной, носившей консервные банки в качестве бюстгальтеров. Она превратила тело в объект искусства дада… Она была сплошная, бесконтрольная эмоция», – так отозвалась об Эльзе американская писательница Сири Хустведт.
А еще Эльза славилась скандальной поэзией о вожделении, оральном сексе, вибраторах, презервативах и прочих вещах, не принятых для бесед среди порядочных дам, и обожала шокировать читателей образами из смеси религии и секса. В редакции журнала Little Review к ней относились как к звезде и печатали ее стихи рядом с отрывками из романа Джеймса Джойса «Улисс». Правда, свою книжку Эльзе не суждено было увидеть – сборник ее стихов впервые вышел аж в 2011 году под красноречивым названием Body Sweats.
Окончание ЗДЕСЬ, подпишись на наш канал!
Алла Горбач (c) "Лилит" * Фото из журнала "Лилит"