1. Диана Гаспарян вроде бы говорит о включённости познавателя в мир и изменении мира в акте познания. И это мол неклассично. При этом как всегда просто и уныло пересказывает прочитанное, нисколько сама не сомневаясь, что её пересказ релевантен и доставляет доброе знание, ничуть не меняющее познаваемый мир. Она приверженица чистой классичности? Неклассического познания нет? Тогда зачем она обо всём этом, проблематично существующем, говорит? Ибо если бы неклассика существовала реально, учёная дама указала бы, как мир поменялся после её, этой доцентши, познавательных действий с ним. И подсказала бы, как надо менять стратегию и тактику познания в этом изменившемся мире. Поскольку она этого не сделала, все её рассуждения — сущая чепуха, как и почти всё, что доносится с «вышки».
2. По тем или иным практическим или житейским мотивам и обстоятельствам можно говорить о рациональности и иррациональности, практике и теории, эмпирии и трансценденталистике и т. п. Это не запретно уж потому, что возможно. А возможно потому, что мы наблюдаем, как часто люди это делают в действительности. Стало быть, сосредоточиться на феномене рациональности и различии его понимания в исторически обозримое время можно. И сие может оказаться полезным в учебных, словарных и т. п. целях.
Но философ — это такая собака, которая непременно включает в свои рассуждения «Я», понимается ли «Я» примитивно-эмпирически, то есть как персона этого конкретного рассуждающего философа, или трансцендентально, то есть как «Я» вообще. Или ему включат это «Я» другие философы. Короче, не отвертится. И поэтому философу всегда можно задать вопрос: тебя-то как касается всё то, что ты здесь наговариваешь? При отсутствии философа у вас под рукой он, конечно, не услышит вашего вопроса. Тогда можно поискать, как высказываемые им тезисы касаются самого философа, самого высказывателя. Ткань и методология рассуждения выдерживают ли остроту выражаемых утверждений?
3. Проведённое таким образом расследование показывает, что Диана Гаспарян прочно сидит на основании академической рациональности, то есть самой безразличной и отстранённой, максимально нефилософской, сполна выключающей личность из её, личности, рассуждений. Академическая рациональность — подвид классической рациональности. С точки зрения философа сие сразу проблематизирует все рассуждения Д. Гаспарян. Ибо чего соваться в неклассическую рациональность, если тебе самой она сугубо внешня и постороння? Что за ботанический интерес? С точки зрения самой академической рациональности такой интерес вполне возможен, ибо академическая рациональность, подобно толстовскому профессору из «Плодов просвещения», ничем не занята и всем интересуется.
4. Свидетельствуют ли содержание и формы рассуждения Д. Гаспарян о том, что подход к осмыслению рациональности, предложенный М. Мамардашвили, а Д. Гаспарян подхваченный, есть единственный подход, исчерпывающая всякое осмысление рациональности методология? Нет, конечно. Уже потому, что не задействована диалектика, то есть в данном конкретном случае игнорируется иррациональное. Не задействована трансценденталистика, то есть не выяснены, на манер Канта в его «Критиках», условия мыслимости рациональности. Всё у неё крутится и подаёт признаки жизни в пределах плохонькой феноменологии.
5. Что же дальше у самой Д. Гаспарян и для самой Д. Гаспарян? Ничего. Какой вывод и итог? Никаких. Академическая рациональность ничего такого не приемлет. Просто Д. Гаспарян поговорила. Любимое занятие лиц безответственных и хорошо оплачиваемых.
https://postnauka.ru/video/66867
2016.08.12.