2.
Оглядев присутствующих, соседка вдруг заголосила:
- Оставлят меня горюшу горегорькую,
На веки-то меня да вековечные!
Некак ростить-то сиротных мне-ка детушек!
Будут по миру оны да ведь скитатися,
По подоконью оны да столыпатися…
- Кузьминична, ты что, с дуба рухнула? Чего орёшь? – пытался прервать Анискин.
- Так помер кто-то в Малых Гадюкиных! – пояснила Аполлинария. – Вот принесла вам помянуть.
Аполлинария подошла к столу, водрузила торжественно на него бутылку, отошла в сторону и снова заголосила:
- Не откиньте-тко вдову вы бесприютную
Со обидныма, сиротныма детушкам,
Да вы грубым словечком не обидьте-ткось,
Да вы больным ударом не ударьте-ткось!
- Да, замолчи ты! – прикрикнул на неё Анискин. – Откуда знаешь-то? Сорока на хвосте принесла?
- Я что дура? Увидела, машина полицейская стоит днём у твоего дома, побежала, допросила там паренька с собакой. Он и сознался, что в Малых Гадюкиных помер кто-то. – объяснила Апполинария.
Потом показала пальцем на Агату, которая по-хозяйски накрывала на стол, наклонилась к уху Василия и шепнула, да так, что, наверное, слышно было в соседней деревне:
- Вася, а что это за баба тут у вас?
- Это корреспондент журналов «Работница» и «Крестьянка» приехала брать интервью у лучших людей деревни. – серьёзно сказал Василий.
Аполлинария подскочила на месте.
- Так…Как же так? – закричала она также, как её петух Эдуард. – Эти алкаши лучшие люди деревни?
- Так больше же никого нет в деревне! – скрывая смех, сказал Василий.
- Неееет? Конечно, жена мафиози Айнагуль с придурошным сынком не в счёт! Про меня забыли?
- Ладно, ладно! Успокойся, Кузьминична! Уступаем. Сейчас немного выпьем, закусим и корреспондент с тебя начнёт. – сказал Василий и подмигнул Агате.
- Конечно. – согласилась Агата. – С Вас и начнём.
Аполлинария уселась за стол и победно оглядела Василия и Фёдора.
- Вася, ну–ка налей нам по чарочке, чтобы память проснулась! – велела соседка приказным тоном.
Василий налил всем по рюмке. Аполлинария скривила лицо.
- Это что? – она брезгливо указала на рюмку и, взяв со стола стакан, подставила Василию. – Наливай. Немного. Половинку. Ой, полный наливай – надо выпить за упокой…А кто помер-то?
- Ариадна Пупыркина из Малых Гадюкиных. – сказал Фёдор.
- Ой, да на кого ж ты нас покинула! – заголосила Аполлинария.
- Кузьминична, прекращай орать! – прервал её Василий.
- Ну, пусть ей земля будет пухом! – Аполдинария одним глотком осушила стакан и, повернувшись к Агате, затараторила:
- Родилась я тута. Бабка Анисия у всех тогда роды принимала. Никто в ваш Забелжск не ездил рожать. Там один фельдшер с сестричкой роды принимал, да всё по пьяному делу. А ещё он и одноногий с войны пришёл. Одна дура поехала, так рассказывала потом, как матюгами его крыла. Он, значит, пьяный еле на одной ноге стоит, сестричка не роженице помогает, а его, идиота, держит. Он залез, значит, к роженице чуть не с головой прям в…
- Кузьминична! – крикнул Анискин. – Что ты ахинею несёшь?
Аполлинария одарила его пренебрежительным взглядом.
- Вот, Федя, будешь ты эту интервью рассказывать, тогда и командуй себе, что говорить! – Аполлинария замолчала на минуту, подумала и решила сменить тему. – Помню мне семь лет было и горе страшное пришло к нам – умер отец наш родной. Всё, думали, жизнь закончилась. Рыдали всей деревней от мала до велика.
- Любили все папу Вашего видно сильно? – сочувственно спросила Агата.
- Да Бог с тобой, милая! Папаша мой на охоте сгинул, когда мне двенадцать стукнуло. Видать пьяный уснул и замёрз в снегу. Монахи его нашли. – поправила Кузьминична.
- Это она Сталина отцом родным называет. – пояснил Анискин. – Кузьминична, расскажи-ка, что за монахи!
- Ну неймётся тебе, Фёдор! Так и лезешь в мою эту…интервью. – проворчала Аполлинария. – Ну, какие монахи? Те, что с монашеского поселения из скита, что в лесу был раньше.
Анискин и Василий переглянулись. Агата поняла их заинтересованность и спросила:
- Это не тот ли скит, что недалеко в лесу от Малых Гадюкиных был?
- А он недалеко и от Малых, Средних и наших Гадюкиных был. – пояснила Аполлинария.
- Что-то ты, Кузьминична, опять ахинею несёшь! Как он мог быть недалеко сразу от трёх деревень? Он же в одном месте в лесу был, недалеко от Малых Гадюкиных. – Анискин удивлённо смотрел на Кузьминичну.
Аполлинария посмотрела на Анискина, как на недалёкого, подала знак Василию, чтобы налил теперь уже в рюмку. Выпила.
- Монахи эти колдуны были. Не любили их, боялись. Как скотина у кого падёт или неурожай в колхозе, всё на них валили. А мужики по пьяному делу поколачивали. Скит их, правда, был ближе к Малым Гадюкиным, но в дни какие этих монахов во всех наших деревнях видели одновременно, приходили за продуктами, когда разговеться можно было. – Аполлинария вопросительно посмотрела на Агату. – Что-то я не пойму, ты про меня писать будешь или про колдунов – монахов?
- Про всех и про всё. – ответила Агата. – А что с монахами и скитом этим стало?
- Да толком никто не ведает. Так вот, в году пятьдесят восьмом батя мой пил уж очень крепко и зимой вдруг приспичило ему в лес пойти, зайцев пострелять. Как мамка не удерживала его, взял ружьё, бутылку самогона, закусь скромную и ранним утром ушёл в лес. К ночи не вернулся. Утром стучит кто-то в окно – темно ещё было. Мать выскочила, папка наш лежит, а рядом эти колдуны в чёрных одеждах. В общем, замёрз он в лесу, а монахи, видно, нашли его и притащили к дому. Мать заголосила - батя уже не живой был.
- Так что монахи эти? – спросил Анискин.
- Да ничего. Растворились в темноте – колдуны ведь. О! В Средних Гадюкиных, Фёдор знает, есть старуха Аэлита. Ей уж за сто лет – она всё про всех знает. Её поспрашивайте, если интересуетесь. Вася, налей-ка на посошок. Пойду я – устала от вашего интервью.
Аполлинария выпила, встала, окинула всех взглядом, снова села. Подняла указательный палец кверху – видимо хотела что-то сказать. Прикрыла глаза – сразу послышался храп.
- Наговорила сорок бочек арестантов. – пробурчал Анискин. – Вася, а ты от родителей или от кого ничего не слышал про этих монахов и скит?
- Так мои родители не из этих мест. – Василий достал из шкафа альбом и стал показывать Фёдору и Агате старые фото. – Папа с мамой познакомились в техникуме в Забелжске – отец учился на тракториста, а мама была одной из первых, кто начал учиться на доярок доильного зала. Ну, тогда только начало появляться машинное доение. Закончили, поженились и их направили в наш колхоз, в котором работали все жители трёх «Гадюкиных».
- Так ты что, ничего не слышал про монахов этих? – перебил Анискин. – Ты же жил здесь.
- От кого? Родители работали целыми днями и ночами. Мы в школу, потом в колхозе помогали. Зимой, то на коньках по речке, то просто в войнушку бегали по окрестностям. Потом в техникум рванул в Забелжск, потом армия, после армии в Москву, в институт на юридический. Вернулся уже в 1983 в Забелжск и стал в прокуратуре работать.
Рассказ Василия прервала проснувшаяся Аполлинария Кузьминична. Она оглядела стол и затянула:
- Ой, цветет калина в поле у ручья.
Парня молодого полюбила я.
Парня полюбила на свою беду:
Не могу открыться, слова не найду.
Василий проводил соседку до дома, а когда вернулся, услышал, видимо окончание торжественного доклада Анискина с использованием народного фольклора:
- Кажется, что сражаемся с ветряными мельницами, а дело яиц съеденных не стоит. Но, хорошо, что с вами каши сваришь и…- участковый прервал речь, увидев Василия. - Что-то меня никто с именинами не поздравляет! – Анискин оглядел присутствующих.
- Будь здрав, боярин! – Василий протянул рюмку, чтобы чокнуться с Фёдором.
- Ходите Гоголем, Фёдор Иванович! – Агата, видимо, страдала той же «болезнью», когда выпьет, что и Анискин. – У Вас ума палата. Всё будет в ажуре, и Вы будете увенчаны лаврами.
- Ух, ты! – воскликнули хором Василий и Фёдор, поражённые фольклорным красноречием Агаты.
- Что же вы не спросили у Аполлинарии про меня? Возьмёт она меня на временное жительство? – поинтересовалась Агата.
- А что тебе не нравиться наверху? – спросил Фёдор. - Нам с Василием внизу места хватает.
Василий даже крякнул и чуть не подавился. Анискин хлопнул его по спине.
- Всё нормально, живите сколько хотите! – еле выговорил Василий хриплым голосом. – Надо было ещё Кузьминичну здесь оставить и петуха её позвать.
Но Анискин и Агата не уловили иронии.
- Тогда я пойду фиал блаженств выпить, то есть спать. А то утром ваш петух-будильник рано разбудит. – Агата махнула рукой. – Спите спокойно, товарищи! Пусть земля вам…Ой! – Агата икнула. – Простите! Хотела сказать: Спокойной ночи!
Она поднялась наверх, достала из кармана джинсов диктофон. Включила. Из динамика раздался голос Василия: «Я, вот, что предлагаю. Я переночую на чердаке – там у меня шикарные апартаменты, а Вы, Агата…» Она немного перемотала. Из динамика послышался её собственный голос: «…так и не поняла, что здесь случилось. Может расскажете? Фёдор Иванович что-то странное сказал про…» Агата достала из сумки ноут, включила.
- Пора уже и работать. – сказала она себе и напечатала: «Агата Бонцова. «Тайна старинного скита или смерть в лесу». Писательница прочитала вслух титульный лист и осталась довольна.
Спасибо за ПОДПИСКУ
Следующая глава 7