Утро началось как то задорно. Сначала Наталье сообщили, что она может готовится к выписке и собираться, и она понеслась по отделению окрыленная и счастливая. Галку, которая до сих пор страдала от вечернего обжорства и переживала за то, что на операции обблюет и врачей и операционную, укололи, и положили на каталку. Она засыпала, но продолжала страдать. Наконец то её укатили, и в палате, из активных, остались мы с Симой. Дашка где то носилась, тётя Маша находилась под действием обезболивающего, а Верка второй день лежала , отвернулись к стене, и ни на что не реагировала.
Глядя на Веру, мы сопереживали ей от всего сердца. Ведь одной руки, левой, у неё не было совсем, а на второй было два, вернее полтора пальца. Целиком сохранился большой палец, и одна фаланга указательного. Мы все осознавали её беспомощность, хотя в больнице она многое освоила. Например, открывала дверь, засунув рукав в ручку, и дёрнув за него единственным пальцем, умело надевала халат по утрам, справляясь искалеченной рукой, курила, блин!!!! А как она курила!!!
Курила она почему то папиросы, поэтому, так как она не могла сама их подкурить, папиросу подкуривала я. Но ведь в палате нельзя было курить, курить разрешалось в туалете, а туалет находился в конце коридора, и до него надо было добежать с подкуренной папиросой, которая имела тенденцию быстро гаснуть. Нести в руке она её не могла, не хватало сноровки. Поэтому я подкуривала ей папиросу, вставлял в лифчик,в ложбинку, между грудей, и она с этим факелом, как бешеная мчалась по длинному коридору к туалету, надо было успеть, чтобы папироса не потухла. Она бежала к туалету, а мы всей палатой переживали, чтобы папироса не потухла. Может это была психологическая защита от душевной боли? Но мы веселились себя, как могли.
Так вот Вериной маме, наш Очиров, предложил нарастить пальцы по какой то новой технологии. В отделении уже двоим их наращивали, одному на руке, другому на ноге. Верина мама думала неделю и отказалась, сказав, что ей некогда ухаживать за Верой, у неё ещё десятилетий сын, хозяйство и работа. Поэтому Верка лежала лицом к стене и ждала выписки в любой день, когда приедет мать. Мать пришла после обеда, все документы уже были оформлены, и Верке осталось только собраться.
Как то неожиданно все собрались и проснулись, чтобы проводить Веру. Все мы, кроме Галки, молча сидели и наблюдали за сборами, и с каждой минутой все больше понимали, как нелегко Верке будет в этой жизни. Она ничего не могла, ни одеть, не застегнуть платье и босоножки, ни расчесать и уложить свои роскошные чёрные волосы, ни нести сумку, ни открыть дверь без привычного рукава. Но вот двери закрылись, и Верка с матерью покинули палату и мою жизнь навсегда, больше я её не встречала в этой жизни и ничего о ней не слышала.
Мы хотели погрустить, но тут привезли Галку и наше внимание переключилось. Галка, даже сонная, хотела есть. Мы её напоили из поильника молоком, накормили жидкой кашей, и она заснула, видимо наелась. Тут дверь открылась, и въехала ещё одна каталка, это уже за мной, наступил день проверки динамики. Я пересела с кровати на каталку, подождала, когда санитарка прикроет меня на каталке простыней. И наконец то мы двинулись в сторону перевязочной, но застряли в дверях, пришлось двигать каталку и снова её разворачивать.
Я каталась по длинном коридору, задрав вверх ногу которую отвязали от перекладины и была почти счастлива. Но тут что то пошло не так. Мой лечащий врач остановила каталку и стала оттягиваться мне веки , и разглядывать белки. Потом подошли ещё два врача, потом началась суета, потом я поняла, что в свою двадцать девять палату я сегодня не вернусь, и завтра тоже. Через полчаса меня погрузили в скорую помощь, и я поехала в инфекционную больницу города Иркутска. Диагноз мне поставили простой- гепатит, только с буквой ошиблись. Именно тогда ко мне пришёл гепатит С, с которым я проживу вместе 35 лет.